ЖИТИЕ И ПОДВИГИ ПРЕПОДОБНОГО ОТЦА НАШЕГО СЕРГИЯ РАДОНЕЖСКОГО ЧУДОТВОРЦА - иеромонах Никон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Особенно должна была сказаться нужда в священнослужителе в то время, когда над Русскою землей разразилось тяжкое бедствие – моровая язва, известная в истории под именем «черной смерти», она появилась в пределах России около 1348 года и опустошала ее в продолжение нескольких лет, переходя из края в край, из города в город. Справедливо говорит один историк: «Ангел смерти никогда не губил вдруг столько людей с самого Ноева потопа, сколько погибло их с 1348 по 1350 и в следующие годы». Страх и ужас объял всех и каждого, уныние распространилось повсюду. Ничем нельзя было остановить грозного шествия «черной смерти», не было от нее никакого спасения. В одном Китае легло в могилу до 13 миллионов народа; вымирали целые города, становились безлюдными целые области. В Киеве, Чернигове, Смоленске и Суздале едва уцелела одна третья часть населения, в Глухове и Белозерске не осталось ни одного человека. Не успевали хоронить умерших: отпевали по тридцати – по сорока человек зараз, клали по три, по пяти человек в один гроб… В короткое время умерли Митрополит Феогност, два сына Великого Князя и сам Великий Князь Симеон Иванович…73
В эту тяжкую годину многие православные Русские люди шли в монастыри: под благодатным кровом святых обителей не так страшно было и умереть, как в среде мирской суеты; здесь каждый мог с мирною душою совершенно предать себя в волю Божию и приготовиться к смерти по-христиански. Можно ли сомневаться, что и к Преподобному Сергию, в его пустынную обитель, в это время особенно много приходило людей, искавших у сего благодатного инока-подвижника утешения в горестях жизни, в тяжкой потере близких сердцу, мирного приготовления к переходу в будущую жизнь? И мог ли он, любвеобильный отец, отвергать сих несчастных пришельцев? Но, принимая их, он должен был заботиться и об удовлетворении их духовных нужд, о напутствии приготовляющихся к смерти таинствами Церкви. Так самые обстоятельства, а лучше сказать, Промысл Божий располагал эти обстоятельства к тому, чтобы в обители Сергиевой был свой совершитель таин Божиих, а с умножением братии – и свой игумен…
Преподобный Сергий, по своему смирению, и слышать не хотел, чтобы ему принять эту должность, он всегда говорил, что «желание игуменства есть начало и корень властолюбия»; тем не менее и сам он сознавал нужду в духовном пастыре для своей обители. Одного боялся он: чтобы братия не стали настаивать на своем желании иметь его своим игуменом, и потому усердно молил Господа, чтобы Сам Он дал им наставника, который мог бы управить душевный корабль их от волн потопления к пристанищу спасения. И Господь, всегда готовый исполнить волю боящихся Его, услышал молитву Своего угодника и, поелику никто лучше самого просившего не мог послужить на сем месте к славе имени Его, благоволил его самого и дать игуменом братии. Вот как это было.
В сердцах братии уже давно сложилось желание поставить на игуменство своего возлюбленного авву, а при столь скорбных обстоятельствах, о коих мы сейчас упомянули, еще более усилилось это единодушное желание. «И в самом деле, – замечает святитель Платон, – на ком прежде всего могли они остановиться мыслию? Каждый, сравнивая свои подвиги с его подвигами и добродетелями, с его опытностию и заслугами пред Богом, и в мыслях стыдился присвоивать себе такое преимущество, чтобы затмить собою свет столь ясно горящаго светильника». Сообщая свои чувства один другому, они решились наконец обратиться со своим желанием к Преподобному. Укрепив себя надеждою на Бога, братия пришли к нему все вместе и сказали: «Отче! Мы не можем долее жить без игумена, исполни наше сердечное желание – будь нам игуменом, будь наставником душ наших; мы будем каждый день приходить к тебе с покаянием и открывать пред тобою нашу совесть, а ты будешь подавать нам прощение, благословение и молитву. Мы желали бы видеть тебя совершающим ежедневно Божественную литургию и от твоих честных рук причащаться Святых Христовых Таин. Ей, честный отче, таково наше общее сердечное желание, не откажи нам в этой милости!»
Такое единодушное заявление всей братии, конечно, не было неожиданным для угодника Божия, тем не менее его глубокому смирению нелегко было выслушать это. «Не труда и подвига убегал он, – говорит святитель Платон, – а считал себя недостойным такого сана и рассуждал, что, будучи подначальным, он удобнее устроит дело своего спасения, нежели тогда, когда примет на себя нелегкое бремя попечения о спасении других». С другой стороны, он хорошо понимал, что его решительный отказ глубоко опечалит всю братию, столь горячо им любимую, и будет иметь скорбные последствия для самой обители. Поставленный в такое затруднительное положение, подвижник вздохнул из глубины сердечной и смиренно отвечал просителям: «Братие мои! У меня и помысла никогда не было об игуменстве; одного желает душа моя – умереть здесь простым чернецом. Не принуждайте же меня и вы, братия! Оставьте меня Богу – пусть Он что хочет, то и творит со мною».
Но братия настаивали на своем: «Зачем ты, отче, отказываешься исполнить наше общее желание? Ведь ты основатель обители сей – будь же ей и настоятель. Твоя добродетель собрала нас сюда – она же пусть и управляет нами. Ты насадил виноград сей – ты и питай нас своим учением и плодами примера твоего. Вот наше последнее слово: или сам будь нам игуменом, или, если не хочешь, иди испроси нам игумена у святителя; если же не так, то мы все разойдемся отсюда».
Мысль об ином игумене лично для смиренного Сергия, конечно, была приятна: он готов был сделаться последним послушником у кого бы то ни было, лишь бы самому не быть начальником. Но любовь к ближнему требовала на этот раз забыть о себе и подумать о пользе братии, а духовный опыт указывал опасность, что новый, чуждый по духу обители игумен задумает вводить новые порядки, что эти порядки могут смутить братию, которая привыкла смотреть на порядки, установленные самим основателем пустынножительства, как на неизменный закон, а отсюда может возникнуть немало искушений и нестроений в юной обители. Посему, не решая вопроса окончательно, но желая по возможности отдалить это решение, Преподобный кротко сказал братии: «Идите пока с Богом каждый в свою келлию; лучше помолимся все поусерднее Господу Богу, чтобы Он Сам открыл нам волю Свою, и тогда увидим, что нам делать». Братия послушались любимого аввы и разошлись, но ненадолго. Прошло несколько дней, и старцы опять пришли к Преподобному и стали умолять его принять сан игумена. «Ведь ради тебя мы и сошлись-то сюда, в это место пустынное, – говорили они, – мы слышали о твоих подвигах, знаем труды твои, ведь ты своими руками построил и эту церковь во имя Живоначальныя Троицы. И мы веруем, что в тебе обитает благодать Ее, и потому вот пришли сюда, возложив упование на Господа, и желаем совершенно предать себя твоему руководству. Итак, будь нашим игуменом и духовным отцем и, предстоя престолу Божию, возноси за нас свои теплые молитвы. Ведай, отче, – присовокупляли к сему старейшие из них, – мы шли сюда в надежде, что ты упокоишь нашу старость и похоронишь наши кости».
Тронутый до глубины души такою любовию братии, смиренный подвижник открыл пред ними все свое сердце: он стал говорить им о своем недостоинстве, всячески упрашивал и умолял не принуждать его к принятию священного сана и игуменства. «Простите меня, отцы мои и господие, – так говорил он, – кто я, грешный, чтобы быть мне иереем Божиим? Как дерзну я на такое служение, пред которым со страхом и трепетом преклоняются и самые Ангелы? Нет, это выше меры моей, отцы мои, я еще не начинал жить по-монашески – как же я осмелюсь коснуться святыни Божией? Вот мое дело – плакать о грехах моих, чтобы вашими же святыми молитвами достигнуть оного края желаний, к которому стремится от юности моя грешная душа».
Сказал сие Преподобный и, чтобы не продолжать более сего тяжкого для его смирения спора, ушел в свою келлию…
Тогда сподвижники его поняли, что им не склонить его к своему желанию кротким словом сыновней любви, оставалось употребить средства более решительные. Уже не со слезами только, но и с горьким словом упрека и даже угрозы приступили они теперь к своему авве. «Мы не желаем спорить с тобою, отче честный, – сказали они, – мы веруем, что Сам Бог привел нас сюда; мы сердечно желали подражать твоему житию и подвигам и чрез то надеялись достигнуть вечного блаженства. Но если уже ты не хочешь пещись о душах наших и быть нашим пастырем, то мы все принуждены будем оставить это место, мы уйдем от храма Пресвятыя Троицы и будем невольными нарушителями нашего обета, будем блуждать, как овцы без пастыря, и расхитит нас мысленный волк, а ты дашь за нас ответ нелицеприятному Судии - Богу!»
Еще раз попытался было угодник Божий отклонить от себя высокую честь, еще раз сказал братии: «Отцы мои! Вы излишне понуждаете меня, я излишне отрицаюсь, – к чему это?» Но все было напрасно – братия стояли на своем, и братолюбие победило.