Говорящая собака - Марк Барроуклифф

— У вас вид просто ужасный, — говорила она. — Я отведу вас домой и приготовлю что-нибудь на ужин, затем сварю пунш и уложу под одеяло.

Не спорю, Люси была права, я был в некотором смысле совершенно выбит из колеи. Правда и то, что близость предстоящей игры придавала мне сил и вселяла уверенность, особенно учитывая деньги, которыми удалось разжиться. Игра давала мне невиданный эмоциональный заряд, превращавший крайнюю усталость в гиперактивность.

— Я отключаюсь, — сказал пес. — Весь этот мир мчится вперед, отнимая последние силы. Я устал. Доброй ночи. — С таким напутствием он свернулся калачиком на заднем сиденье и секунду спустя уже спал.

Каков ход мыслей лудомана — человека, пристрастившегося к игре, когда он попадает в подобную ситуацию? «Полчаса покупаем продукты, полчаса готовим, минут десять едим и примерно столько же прощаемся. Еще около получаса уйдет на дорогу. Ничего себе: почти два часа, отнятых у игры. О, нет, она же захочет приготовить мне горячий пунш, а это молоко и виски. Стало быть, за руль уже не сядешь. Придется брать такси и к столу добираться уже на поддаче, а это скажется на качестве игры. Какой смысл лезть пьяным в гадючью нору?»

Насчет же пагубной привычки — это уж поверьте на слово. Я отдаю себе отчет в том, что я лудоман. Был бы я алкоголиком — валялся бы в канаве, давно порвал бы дружеские и семейные связи и умер в возрасте сорока. Но нет, я был маньяком несколько иного сорта — человеком, который ежедневно является на работу с похмельем, которое не так заметно беспокоит компанию, багровеет лицом от переживаний за игорным столом и умирает в возрасте сорока пяти.

Не знаю, отчего я не мог сказать просто: «На самом деле я собираюсь сегодня немножко поиграть в покер». Нет, я ото всех скрывал свою пагубную страсть — просто, видимо, потому, что знал, что это страсть и что она пагубна. Возможно, еще потому, что мне было стыдно перед сотрудниками — ведь как-никак я был их боссом. Мне было стыдно перед Люси. Пусть даже у меня от переживаний сегодняшнего дня дрожали руки на руле, и все равно я не хотел поступить так, как на моем месте сделал бы каждый психически здоровый человек. А психически здоровый непременно разрешил бы симпатичной девушке приготовить ему чай и уложить пораньше в постель.

— У меня дома пустой холодильник, — «вспомнил» я.

Пес тут же шевельнулся во сне, среагировав на знакомое слово. И пробормотал что-то вроде: «Голодный кошмар».

— Мы купим продукты по дороге, — предложила Люси.

— Я не настолько голоден.

И снова пес заерзал во сне, презрительно выдохнув воздух.

— Тогда я съем за тебя, — пробормотал он, не просыпаясь.

Люси положила руку мне на колено.

— Вы же ничего не ели на работе и, думаю, дома позавтракать, тоже не успели. Я же вижу, как вы напряжены. Вам не дает покоя то, что произошло сегодня. Зачем притворяться? Вам нельзя оставаться без присмотра, кто-то должен побыть с вами в эту ночь. Кого вы обманываете?

«Пожалуйста, Люси, отпусти меня поиграть в покер!» — услышал я собственный голос, рвущийся наружу. Так я должен был сказать. Но не сказал. Вместо этого я ответил ей вялой улыбкой.

— Мы можем устроить собаке постель, — продолжала Люси. — Достанем картонную коробку, прорежем дырку, и будет ему превосходная конура. А внутрь можно засунуть подушки.

Это звучало заманчиво: устроить постель для новой собаки и провести ночь под присмотром заботливой Люси.

— Мне нравится смотреть на спящих собак, — призналась Люси. — Так и чувствуешь исходящий от них уют.

Я почти явственно ощущал этот самый уют, который исходил от ее слов, но я оказался поставлен перед выбором, не так ли? Деньги прожигали карман, избавиться от этого невыносимого жжения я мог только в компании мужчин, которые мне не нравились, но было никак не попасть туда, не оскорбив при этом девушку, к которой я относился нежно и трепетно и которая только что предложила совместно провести ночь, полную неги и трепета.

Я хотел этого, но ничего не мог с собой поделать, мой мозг просто не мог свыкнуться с мыслью, что эту ночь предстоит провести без покера, он не мог вынести реальности с ее сложностями и причудами. Все, что он мог сейчас воспринять, было бесконечное повторение карточных комбинаций, вычисление шансов: один к четырем, один к четырнадцати и так далее. Мне были просто необходимы и табачный дым, и режущий глаза свет, и компания странных людей с именами, больше похожими на клички, и вечный бой за зеленым столом…

— Сэр, не надо никакой постели, — заговорил мой новый четвероногий друг, очнувшийся на слове «собака». — Я привык к траве и асфальту, другого комфорта мне и не надо. — Сейчас он напоминал сироту, в присутствии которого заговорили о рождественских подарках.

Мы остановились у светофора при повороте на Ворсинг, и в этот момент запищал мой мобильник — пришло сообщение.

— О, нет! — воскликнул я, хватаясь за трубку. Это был подходящий момент, им нельзя было не воспользоваться. Я тут же решил разыграть сцену, хотя это было всего лишь сообщение от мобильного оператора с приглашением воспользоваться бесплатной трехмесячной услугой Wap.

— В чем дело? — встрепенулась Люси.

— Линдси, — вымолвил я. — Просто не могу в это поверить! Похоже, у нее опять проблемы. Как раз когда мы подумали, что выбрались из передряг. Мне, в самом деле, очень жаль, Люси. Но, похоже, сегодня мне предстоит еще поездить.

Это не было полной ложью. Проблемы Линдси состояли в том, что у нее потеет окно — плохо подогнана рама. И на самом деле конденсат скапливался на стеклах лишь поутру, так что с такой проблемой можно было еще жить и жить. Если бы не сообщение, получилась бы ложь. А так — я ведь, в общем, ничего не солгал. Это как покер — просто сыграл эмоцию, и все.

— Зачем ты обманываешь? — спросил пес.

— О господи, — сказала Люси. — С ней-то хоть все в порядке?

— Она, — сказал я, мучительно сочиняя на ходу, — в порядке, но ей надо, чтобы я непременно был сегодня у нее. Слушайте, Люси, если я дам вам денег на такси, вы сможете добраться отсюда? Я высажу вас на стоянке.

— Ты лжешь, мой господин. У тебя колотится сердце, и ты стал обильно потеть. Зачем ты врешь?

— Не надо мне никаких денег, — сказала Люси.

— Пожалуйста, — стал упрашивать я, — возьмите, вы окажете мне этим услугу.

Эти «пожалуйста, возьмите» и «нет, не могу» продолжались до самой стоянки таксомоторов. Мы перебрасывались ими с упорством теннисистов, не теряющих надежды пробиться в финал Уэмбли. Наконец мне удалось всучить ей двадцатку и помахать на прощание из окошка.

— Только обязательно в постель! — крикнула напоследок Люси, и я газанул.

Свобода.

Над городом смыкалась ночь, когда мы подъезжали к заведению Змееглаза. По дороге пес развел критику.

— Мне не нравится, когда ты обманываешь Люси, — сказал он. — Тем более она прекрасно знает, когда ты лжешь.

— Во-первых, я не врал, — ответил я, — и, во-вторых, она ни о чем не догадывается.

— Догадывается, уж я-то знаю, — проницательно заметил пес.

— Интересно, каким же образом ты мог…

— Она похолодела, и у нее заурчало в желудке. Так всегда бывает от недоверия, — заявил Пучок. — И потом, она взбудоражена. До чего ты ее довел! Вообще, нет ничего проще, чем раскусить приветника, когда он начинает обманывать. — Теперь он сидел прямо у меня за спиной, водрузив свою голову мне на плечо. — Все просто, как в машине, — сжатие-расширение. Поры раскрываются, на коже выступает пот, железы выделяют секрет.

— И как же собаки узнают обо всем этом?

— Мы известны чувствительностью носов и ушей и настроены на тонкие вибрации эмоционального мира, приучены воспринимать его путем, который невозможно объяснить приветникам, несмотря на их силу и неограниченный доступ к пище. Я имею в виду, на этом все и сходится, не так ли, Приветник?

— Что ты этим хочешь сказать?

— Вы думаете, когда собаки обнюхивают вас, это приветствие.

— Так и есть, — сказал я. — Ты не можешь спорить с этим.

— Вот это, — сказал пес, — приветствие!

— Пучок! — рявкнул я, оборачиваясь и заставая пса с задранной задней ногой — в классической позе фонарного салюта восточноевропейской овчарки.

— Мир запахов открывает много тайн, — продолжал пес. — Я по запаху могу определить, что чувствует данная особь, из какой она семьи, могу узнать исторические факты, связанные с родством.

— Ты не можешь определить все это по фонарному столбу, — категорически заявил я.

— Как в таком случае я смог узнать все о Чартерстауне?

— Потому что ты мой симптом.

— Как? — удивился он.

— Ты признак того, что я схожу с ума, заработался, впал в депрессию, а все остальное я просто вспомнил, потому что где-то когда-то слышал. Ты же, точнее, твой голос — не более чем галлюцинация.