Говорящая собака - Марк Барроуклифф

— Мой прадед построил это имение, — откликнулась миссис Кэдуоллер-Бофорт. — Вы, наверное, слышали о промышленнике Артемисе Бофорте?

— Кажется, что-то такое слышал, — ответил я, многозначительно посматривая на Пучка, взгляд которого сейчас словно бы говорил: «Ты уже в курсе дела, так что, думаю, сообразишь, что к чему».

— Этот дом был построен в тысяча восемьсот сорок втором году, — сказала она, — с системой гидроизоляции, которая до сих пор не требует замены!

Пучок многозначительно постучал задней лапой по полу.

Теперь, я не сомневался в этом, она должна была упомянуть, что Артемис Бофорт был одним из тех викторианцев, которых ныне можно увидеть на старинных полотнах стоящими на палубе корабля с неизменной сигарой в руке или опирающимися на перила моста, который они построили на собственные средства.

— Это был его проект, — продолжала старушка, — один из первых опытов в области благотворительного капитализма. Идея состояла в том, чтобы построить здесь, рядом с фабриками, дома и школы для рабочих, устроить идиллическое общежитие, где люди могли бы трудиться с большим успехом, имея под рукой все необходимое.

— Ну, что я говорил? — вставил Пучок. — Что и требовалось доказать, — победоносно заключил он. Вид у него был такой, будто он уже полировал медаль на груди.

— Значит, здесь он и жил?

— Дом этот построен в стиле, точно таком же, как и дома для рабочих, только больше по размеру, — отвечала миссис Кэд-Боф. — Оранжерея появилась позже. Конечно, дело не пошло, что-то было продано. Чресла Артемиса оказались не настолько плодовитыми, как его ум. Он был единственным ребенком в семье и сам оставил единственного наследника, который, в свою очередь, произвел на свет одну только дочь, и так я оказалась здесь в полном одиночестве.

— А как же ваш… супруг? — спросила Люси, но уже по выражению ее лица и по голосу я мог догадаться, что она ожидает отрицательного ответа. Я знал, отчего она была столь бесчувственна: на нее действовала царившая здесь атмосфера. Только опытные люди вроде нас, бывая в подобных местах во время осмотра домов, предназначенных для продажи, способны на вопросы типа: «Не умирал ли кто из членов вашей семьи мучительной смертью, и, если да, расскажите подробности?»

— Мужская смертность, понимаете ли… Высокое самомнение, низкая надежность. Как и его старый «Бугатти». Он умер тридцать лет назад.

— А дети у вас есть? — спросил я. Задавая такие вопросы, рискуешь показаться навязчивым, но меня словно за язык тянули. Миссис Кэдуоллер-Бофорт, пожилая, одинокая и, наверное, несчастная дама (как я предполагал), похоже, была лишена возможности пообщаться и рада была говорить на любые темы.

— Был у меня один ребенок. Но этот мир, к сожалению, оказался не для него.

— Мне очень жаль, — выдавил я.

— Тут не о чем жалеть, — сказала она и перешла к другой теме, неизбежно возникающей в таких обстоятельствах, — теме, которой я постарался бы избежать: — А сейчас позвольте мне сходить за сумочкой для ваших денег.

— Я же сказал, что не могу принять вознаграждения, — твердо сообщил я ей, не отводя глаз, чтобы она не подумала, будто я ломаюсь для проформы.

Последовал привычный в подобных обстоятельствах ритуал: «Я не могу» — «Но вы должны», где участники перебрасываются комплиментами, пока слабейший не уступит. Слабейшим в подобных ситуациях постоянно оказывается тот, кто отказывается принять вознаграждение.

— В самом деле, — заговорила Люси, — это очень любезно с вашей стороны предлагать премию за возвращение кошелька, но мы приехали сюда не за этим. Мы пришли, просто чтобы вернуть вам потерянное, и, наверное, на нашем месте так поступил бы каждый.

Миссис Кэдуоллер-Бофорт понимающе улыбнулась.

— Желаете увеличить количество добра в этом мире, вот как, мистер и миссис Баркер. И вы преуспели в этом. Немного в мире найдется людей, которые занимаются этим в наши времена. — Она разглядывала меня точно женщина, бескорыстно восхищающаяся выставленной в витрине магазина шляпкой, которую не собирается покупать. — Вы, наверное, социальный работник?

Я рассмеялся:

— Напротив — скорее, асоциальный.

— Только не говорите, что вы агент по недвижимости! — рассмеялась она в ответ.

Где-то высоко среди балок оранжереи усики растений уцепились за что-то металлическое — можно было разглядеть голубой с золотым, точно крыло зимородка, орнамент. Это нечто покачивалось между пыльными балками и улавливало последние закатные лучи, отвечая светом на свет.

Я открыл рот, и слова поползли из меня, точно головастики.

— На самом деле именно им я и являюсь. Как это ни странно.

Миссис Кэдуоллер-Бофорт замерла с раскрытым ртом. Затем как-то странно улыбнулась, погладила собаку, после чего произошло нечто уж совершенно из ряду вон выходящее — она горько заплакала.

— Я не впускала в этот дом ни одного агента, ни под каким видом, — говорила миссис Кэдуоллер-Бофорт, утирая глаза полой кардигана, — и вы все равно проникли, причем наихудшим из возможных способов.

— Каким способом? — спросил я, соображая, не время ли поискать выход, или если я не смогу найти его, то не спрятаться ли мне в «кабинете» для метел.

— С добротой, — всхлипывала она. — Вы воспользовались самым святым, перед чем я не могу устоять, — добротой. — Она яростно полыхнула на меня глазами.

— Дважды подумайте, прежде чем сдаваться, кому бы то ни было, — посоветовал я. Я был совершенно уверен, что успею покинуть помещение до того, как ей придет в голову наброситься на меня, но сомневался, что делать потом, в каком направлении двигаться. Я мог просто не заметить выхода, скрытого одной из гардин. И что, если я заблужусь в этом доме? В таком громадном помещении можно бродить неделями, отыскивая выход.

Пес укоризненно посмотрел на меня и заговорил какими-то странными словами:

— Она пахнет очень печально, точно дождь на ярмарке: влажная сахарная вата и промокшие куртки с капюшонами.

Я обратился к миссис Кэдуоллер-Бофорт:

— Да поймите же, мы явились в ваш дом исключительно для того, чтобы вернуть пропавший кошелек. Нас не интересует ваша собственность. Мы даже понятия не имели с самого начала, кто вы такая и где живете. Цель нашего визита вовсе не в том, чтобы убедить вас расстаться с домом и землей. Мое агентство вообще не имеет опыта в данной сфере — мы продаем-покупаем в основном однокомнатные квартиры. — Тут я обнаружил, что чересчур торопливо втолковываю ей это и явно переусердствовал. Я пришел сюда невинный как младенец и не должен оправдываться, что не имел на уме каких-то черных мыслей.

— Вы, мистер Баркер, — это история.

Мы с Люси переглянулись. Очевидно, миссис Кэдуоллер-Бофорт воспринимала в штыки все, приходящее из внешнего мира. И это несмотря на то, что буквально недавно попалась на удочку мошеннику. Но если вы теряли ее симпатию, убеждать ее в чистоте своих помыслов было уже, наверное, бесполезно.

Она продолжала:

— Вы пролетариат у ворот Зимнего, вы автомобиль с двигателем внутреннего сгорания, вы силиконовый чип. — Последнее слово она проговорила с гримасой невыразимого отвращения, будто случайно прыснула себе в рот лаком для волос из аэрозольного баллончика и пыталась определить на вкус, что это за гадость. — От судьбы не уйдешь, — продолжала старушка. — Конечно, я всегда знала, что рано или поздно, но этот день все равно когда-нибудь придет, и я вынуждена буду продать дом. Я уже загодя представляла себе своего убийцу. Я воображала, что он будет, правда, более вульгарен, менее интеллигентен, чем вы, мистер Баркер. Интересно, Всадники Апокалипсиса тоже улыбаются, когда сеют вокруг разрушение?

Я уже привык, что, называя свою профессию, сталкиваюсь с самой разной реакцией — от равнодушной иронии до ядовитого сарказма. Мои собеседники заводят речь о том, куда подевались старые оценщики имущества. Наверное, поумирали со стыда, ехидничают они. Частенько мне говорят колкости, но такой реакции, как у миссис Кэдуоллер-Бофорт, мне встречать еще не приходилось.

— Подождите, — сказал я. — Никто ведь не просит вас продавать свой дом и эти прекрасные земли. Я ведь даже не заикнулся о продаже.

— Нет, — горько отвечала миссис Кэдуоллер-Бофорт, — не заикнулись. Вот именно это и страшнее всего. Именно таким коварным я вас себе и представляла. Вы посланник Рока, предлагающий мне легкий путь исхода — лезвие бритвы в горячей ванне вместо львов в Колизее. Я должна убраться отсюда, мистер Баркер, я сама понимаю. Я ждала этого часа долгие годы, с замиранием сердца думала о нем. Вы всего лишь инструмент, которым эта отвратительная работа будет выполнена.

Она плеснула себе в чашку чаю с той же горячностью, с какой только что изливала на нас боль своего сердца.

— Нам всегда везло, мы были счастливой семьей. И вот на моем пути появился такой человек, как вы. Я счастлива. Честный агент по недвижимости — нечто почти немыслимое, добрый самаритянин в двадцать первом веке. Я видела вас во сне на прошлой неделе. «Судьба в голубом галстуке», — многозначительно произнесла она, будто кого-то процитировала. Глаза ее при этом затуманились, словно взаимодействуя с потусторонними силами.