Щепа и судьба - Вячеслав Юрьевич Софронов

сохраняли деловую дистанцию, хотя и перешли на «ты» и я уже с нетерпением ждал ее приезда. И она к моей скромной персоне относилась вполне благосклонно. Происходящие с ней перемены мог не заметить только слепой и… мой жилец, который при ее появлении что-то бурчал под нос и уходил на улицу. Он, кстати говоря, ни разу не спросил, кем она мне приходится, и никак не комментировал ее появление. Да я, если честно, на его комментариях не настаивал…

— Разве я не говорил, что его машина сбила. Улицу не там переходил, видать. А может, просто шофер зазевался, — объяснил Деду, хотя понимал, вопрос он задал вполне праздный и судьба пса его мало интересовала.

— Посадил бы на цепь, не маялся бы сейчас. То человека, хоть куда посади или закрой, а все одно сбежит, ежели захочет. А вот собак баловать ни к чему, — подвел он итог нашему разговору.

Абзац четвертый

На другой день пришли две наших местных тетки и вызвали Деда на улицу. Там они долго о чем-то шушукались, время от времени поглядывая на дорогу, проходящую неправильным зигзагом через всю деревню, словно опасаясь кого-то. Я же наблюдал в окно за их переговорами, не сочтя нужным выйти на улицу и поучаствовать в беседе. Поскольку, сочти они мое присутствие необходимым, зашли бы в дом или говорили на крыльце. Видно, вопрос был первостепенной важности, поскольку Дед поминутно снимал с головы свою шапчонку и вытирал быстро запотевавшую лысинку, как это делают шоферы, когда не работает обдув стекла, а температура в кабине выше уличной. «Ему бы на голову приспособить какой стеклоочиститель, — подумалось мне некстати, — проблем бы, как не бывало, сгонялся бы пот за шиворот в специальную посудинку, а от нее шланг сзади…»

Не со зла, не от природного ехидства рождались у меня такие вот мыслицы, а по причине совсем иной. Смотрел я на деревенских кумушек и Деда, пожарной каланчой возвышавшегося над ними, словно на детей, играющих в непонятные для нас, взрослых, игры. Играющих всерьез без шуток и улыбки, не понарошку, взаправду, словно иных, более важных дел на всем белом свете найти сейчас невозможно. А вот поговорить, обсудить пьяного Лешку или подобравшего на колхозном поле ведро гнилой картошки всем известного прощелыгу Саньку, то поважней событий на далеком Кавказе или в знойной Африке. И делами своими они жили точно так же, как живут ими люди важные, вершащие судьбы всей планеты. И все-то у нашего сельского люда по уставу, по своему деревенскому протоколу, соблюдаемому неукоснительно этикету и правилу, даже близко несравнимому с городской вседозволенностью.

Взять тот же запрет— не переступать без особого на то случая порог чужого дома, возникший непонятно когда. Вероятно, во времена оные, едва ли не с зарождения первых совместных поселений, где каждый для всех остальных и сосед, и помощник, но все одно, — посторонний… А потому нет в русских деревнях привычки вломиться без приглашения внутрь чужого жилища. Даже к соседу или родственнику.

Поначалу обычай тот казался мне диким, несуразным, но потом, разобравшись, понял, вызван он рядом причин и за ним кроется своя на этот счет философия. И объяснений тому множество. Ну, во-первых, поскольку не желают испачкать пол, а разуваться, терять время ему недосуг, хлопотно. Да и неудобно рваные носки или портянки перед чужими людьми напоказ выставлять. Другая тоже вполне очевидная: не хочет незваный гость стать свидетелем семейных дел или увидеть, что-то его глаза не касаемое. И наконец, чтоб в случае пропажи чего ценного, пусть даже мелочи, пустяка, он не станет к тому прискорбному случаю причастным, и лишку на него не возведут, зря худого не подумают. И привычка эта, как рубец от раны, глубоко сидит в подсознании каждого деревенского жителя.

Я же, кроме всего прочего, оставался для них, как ни крути, чужаком, ягодой не с их болота, и меня они, хоть и старались вида не подавать, все одно стеснялись. И дело не в уважении или приоритете относительно моего статуса горожанина. Просто речь моя и все повадки не соответствовали их привычкам, укладу и пониманию: детям их крестным не был, на свадьбах не гулял, за одним столом с ними щи не хлебал. И не только поэтому. Вот если бы деды мои и прадеды прошли через все виды и особенности крестьянского труда, деревенская отметина легла бы и на меня, выдавала с головой. Тогда, может, и говорил той же, принятой в здешних местах, скороговоркой; и круг моих интересов совпадал с заботами и нуждами деревенскими. И звали б меня не по имени-отчеству, как сейчас, а дали подходящее прозвище, тем самым ввели внутрь крестьянской общины, живущей по своим жестким, но оправданным опытом законам. А так, все одно чужак, как ни крути…

Абзац пятый

Дед вскоре вернулся обратно и сообщил, что бабки те сватают его перейти жить в дом к одной из них, поскольку изба у нее большущая, мужа давно похоронила, так что оговора бояться не от кого. А у самой квартира в городе, в деревню наведывается редко, так что он там сам себе хозяин будет.

— Тогда совет да любовь, — шутливо поздравил его. — Ты и меня не шибко стеснил, а там, глядишь, считай, совсем казаком вольным станешь и от Вакулы избавишься…

При последней моей фразе Дед горячо махнул рукой и по привычке помянул всех чертей и родственников своего попечителя.

— Да чтоб его разорвало и кол ему в… — прозвучал его неполный в моем пересказе ответ. — Он от меня запросто так в жисть не отстанет, найдет, где бы ни схоронился. Таков уж он человек.

— И чего ты его так боишься? Что с тебя битого да грабленого взять-то можно? Клок волос разве что? Так и тех не густо осталось, на одну хорошую драку…

Дед поглядел на меня, словно на малого ребенка, что не понимает, о чем толкуют взрослые. У самого же Деда, как заметил во время недолгого нашего совместного жития, с чувством юмора было неважно. А если точнее, то шуток он вообще не понимал и не могу припомнить, чтоб он хоть разочек улыбнулся. Разве что спьяну, потеряв контроль над собой. А так, словно Железный Феликс, всегда серьезен и неулыбчив. Хотя и строгость на его морщинистом лице не особо проглядывалась, скорее, серьёзность, нежели строгость. Уж чем это объяснить, то ли с рождения таким был, то ли непростая штука жизнь свой отпечаток наложила, выяснить мне не удалось. Не психолог, знаете ли. Да и цели