Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3 - Андрей Болотов

 Сим и подобным сему образом помышлял и говорил я сам с собою не один раз, едучи в своем возочке, и мысли сии временем приводили всю душу мою в смятение; но спасибо продолжались они всегда не слишком долго, но я всякой раз потом успокаивал, утешал, ободрял и подкреплял себя возлаганием надежды и упования на моего Творца и Господа, будучи твердо удостоверен в том, что по его велению все сие творится, и что ведет меня туда святая его десница; надеялся и не сомневался я в том, что он и там не оставит меня святою своею во всем помощию и покровительством, а сие и успокоивало тотчас опять мой дух, как скоро приходил он в смущение.

 В таковых помышлениях и не претерпев на дороге, кроме некоторых беспокойств по квартирам и ночлегам никакого помешательства и остановки, доехали мы наконец благополучно до славного и именитого села Бобриков, Случилось сие уже перед самым вечером 13–го ноября и накануне филипповых заговин. Как ни любил я свой возочек и как покойно в нем ни ехал, но подъезжая к Бобрикам, пересел я к барыням в свою большую карету, дабы придать въезду своему более важности. Не могу изобразить никак тех чувствований!.. какие ощущал я в душе моей при везде в пределы волости, и при узрении первых селений и бобриковского огромного дворца, которой в течение того времени, которое прожил я дома и в Киясовке, уже выстроен был вчерне почти весь, и я увидел огромную массу сию уже покрытою, и что достраивались только флигели и службы. Я перекрестился, въезжая в сию волость, и вздохнув не один раз втайне, простирал все мысли и чувства свои душевно ко Господу.

 Как все тамошние о скором приезде моем по самом дне прибытия моего были предуведомлены, потому что я писал уже о том к Варсобину, как начальствующей тогда в Богородицке особе, прося его, чтоб все нужное к приезду моему было приготовлено, то и встречены мы были в Бобриках тамошним управителем, господином Верещагиным, Петром Алексеевичем, и архитектором, господином Ананьиным. Последний из них был мне уже отчасти, хотя и вскользь только знаком, а первого нашел я тогда случай впёрвые только еще увидеть, и о котором я тогда ничего еще из всего упоминаемого мною впереди не знал, и характер его был мне вовсе неизвестен. Он принял меня со всем всевозможным учтивством и благоприятством, и как в притворстве был он превеликий искусник, и в ремесле этом сущий академик, то и показался он мне ангелом, а не человеком… и умен, и сведущ обо всем, и ласков, и проворен, и души наидобрейшей: словом, таким, что очаровал меня почти всем своим поведением, и приобрел тем с самой первой минуты всю мою искреннюю е себе благосклонность. А каков был сам, таково ж почти пли немного хуже было и все его семейство. Мать его показалась нам весьма доброю, умною, обходительною и простосердечною пожилою старушкою; все три сестры также ласковыми, дружелюбными, услужливыми и благоприятными, и старшая из них отменно самою умницею и бойкою особою. Что касается до меньшого их брата, Семена Алексеевича, то был он малый еще молодой, тихий, и казался мне гораздо простее своего старшего брата. Напротив того, господин Ананьин показался мне хотя умным, но слишком уже чопорным и много о себе думавшем, однако добрым человеком.

 Для ночлега отвели они нам наилучшие из всех своих покоев, и старались не только угостить нас добрым ужином, но и всячески успокоить не только нас, но и самых людей наших; так что мы всем приемом их были совершенно довольны.

 Наутрие, напившись чаю, пошел я с обоими новыми моими подкомандующими. осматривать строения, в которых, по позднему уже осеннему времени, никакой работы уже не производилось. Тут господин архитектор старался показать мне все свое знание и искусство. Он водил меня всюду и всюду, и изъяснял все как должно. Господин Верещагин же только молчал и был слушателем. Сие доказало мне уже отчасти, что был он только на словах великой человек, а на делах не совсем таков, и что главную ролю тут играл Яков Ананьич, так звали помянутого архитектора. Из дворца прошли мы в церковь, также уже покрытую и совсем почти отделанную. По осмотрении же оной зашел я в комнаты архитектора, жившего в другом конце дома управительского. И дабы показать ему, что и я в рассуждении строений не совсем не знающ, просил его показать мне планы и фасады. В миг они мне были все представлены не только оригинальные, но и все практические, и все желаемое мною по оным изъясняемо; а по всему тому увидел я, что архитектор сей был действительно ремесло свое совершенно разумеющий, а притом прилежный и рачительный человек, чему и был я чрезвычайно рад; ибо тотчас мог предусмотреть, что по строениям не доведет он меня ни до каких дальних хлопот, и облегчит собою весьма все мои об них заботы и попечения.

 Поговорив и потолковав с ним обо всем, и расспросив о числе наличных и недостающих еще к строению материалов, и о том, что нужно к предварительному о них попечению, возвратился я в комнаты, где мы квартировали; и попросив хозяек, чтоб они покормили нас поранее, дабы успели мы благовременно дотащиться до Богородицка, а отобедав или паче позавтракав у них и распрощавшись, отправились мы далее к Богородицку. Сей последний переезд был хотя не слишком большой, но наитруднейший из всех прежних: отчасти по дурноте грязных степных дорог, а отчасти и по усталости уже и лошадей наших, и мы не ехали, а тащились. Как сидел я и в сей раз в одной карете со своими спутницами, то имел я удовольствие видеть их приятное удивление при проезде чрез большие и порядочно расселенные деревни Бобриковской волости, сквозь которые нам тогда ехать случилось, и слышать суждение их о семействе господина Верещагина. Они были такого же почти мнения, как и я, но большая только сестра его, Марья, показалась им слишком уже бойкою и хитрою девкою.

 При проезде чрез село Ивановское, в котором дни за два до того был годовой их праздник, наехали мы всех мужиков бражничающих и сбегающихся к нам с своими глупыми поздравлениями и просьбами, чтоб принять от них хлеб и соль, подносимой нам ими. Сие было нам нимало не противно, и я говорил только им: «Благодарю, благодарю, друзья мои, за вашу ласку и усердие, по все это напрасно; а веселитесь себе и забавляйтесь как вам угодно». И насилу–насилу отвязались мы от них, приступающих к нам с неотступными просьбами о принятии их хлебов и нескольких окороков ветчины, с чем обыкновенно всегда они хаживали на поклоны и изъявляли свое усердие. Наконец кое–как переехали мы и сей переезд, и выехавши из Балахонского леса увидели вдали колокольню богородицкую.

 Наставали тогда уже самые почти сумерки, как мы въехали в Богородицк. При въезде в оной я и не узнал почти его: столь многие и большие перемены произошли уже в оном с того времени, как я его в первой раз видел. На месте бывшего тогда пакостного гостиного двора и лавочек увидел я уже превеликую площадь, и посреди оной воздвигнутую огромную, и вчерне уже совсем почти отделанную церковь; а вместо прежних кой–каких негодных зданьишек внутри земляной крепости и подле колокольни, стояли уже высокие каменные здания, составлявшие некоторой род замка, а позади их, на берегу пруда, немалой величины дом каменной, также дворцом называемой. Все это было уже после меня построено, и чрез все сие весь Богородицк, ровно как оживотворился, и вместо нынешнего ничего незначущего села имел уже вид города. Самой управительской дом увидел я хотя на том же месте, но совсем уже не тот, и покрытой уже не тростником, а тесом. Прежний, и тот в котором я ночевал, успел уже сгореть, а на место его построен был уже сей новой, и весь он, на подобие замка, с задней стороны окружен был мазанками, сараями и службами, покрытыми отчасти тростником, отчасти дерном.