Дневники - Николай Мордвинов

Ю.А. понравилась мысль «сфантазировать» план «Леса» режиссерски и постановочно и делать инсценировку внутри театра.

1/IV

Что-то мне очень захотелось снять с роли некоторую романтически-трагедийную «поступь», и еще больше обратиться к жизненным, даже бытовым краскам (Лир).

Что выйдет из эксперимента, не знаю, но меня это увлекает сейчас, а раз увлекает, может быть, и найду новое и для себя и для роли.

Четвертая картина.

Надо, чтобы песню запевал Лир, а рефрены — хор. Так поется первый куплет, второй куплет — повторение первого — поют все… Третий куплет, выходя на сцену, опять запевает Лир: импровизирует текст.

Песню Лир поет для Гонерильи, ее имея в виду, и особенно: «хо-хо» — ищет Гонерилью глазами и потом: «ха-ха-а, хи-хи» — лировский смех всем.

Этим же смехом реагирует на:

«…бедный, как король!» «…не так стоит…» и др.

(Кенту) «Хорошо. Служи мне» (даже скучновато: принимаю!) А всю последующую сцену с «я с тобой не расстанусь».

«Ага! Вот как ты думаешь?» — на нетерпеливом приготовлении к интересному обеду, за которым Лир преподнесет только что рожденный веселый экспромт-сюрприз, где Кент будет поставлен в смешное положение. Отсюда нет-нет да и бросит взгляд на Кента, и особенно на «песне», когда Лир переобувается. Это же настроение не дает ему времени и внимания остановиться на всем том, что не способствует обеду, как-то разговор об Освальде.

Отсюда:

«…позови моего дурака» — незаконченно и прерывается: «…где моя дочь?» — она тоже нужна на пире.

«Он не желает». — ха-а-а, ха-ха. Ну мы его присовокупим к розыгрышу Кента!

А в общем, играя последние спектакли и выступая на концертах, я вижу, что набил себе столько штампов, доверяя «технике», столько образовалось пустых мест, одних интонаций без содержания — «технических» мест, что мне совсем легко играть роль.

Роль, сцены — рассыпались на интонации, жесты, мизансцены — фрагментарно и напоказ, и те живые места, что сохранились, не компенсируют пустых, хоть их и больше, чем на «пять минут».

«Мне самому это стало бросаться в глаза» — и все подобное и все дальше — не переживать, не оценивать, как это безобразно, недостойно… а действовать: поставить людей на место, отсечь голову, лишить привилегий…

На Освальда — наступать, не давая ему развернуться в хамстве, как бы понимая наперед и не дослушивая.

«Мне нравится твоя служба… (Кенту) Вот тебе за труды». И сцену Кента с Освальдом не оценивать смехом (так и должно было быть). Серьезно.

«А, здравствуй, мой хороший (доброжелательно и не отключаясь от Освальда и предыдущей сцены). Как поживаешь?» — взглянул в сторону ушедшего Освальда: «Берегись, каналья! видишь, плетку?» (я тебя выпорю). Просто, как вроде не пущу гулять.

«А, дочь моя (не герцогиня! а дочь!) К чему эта хмурость?» (прекратить). Лир активен везде, всегда. Жизнь прожига — мгновенно принимать решение, оценив, и действовать незамедлительно и свободно.

«Седлать коней!» (не переживать, а наступать…) Сейчас уеду, чтобы вернуться и не оставить камня на камне. Приказ только свите — поэтому тихо, не заботясь о внушительности текста: «Ты лжешь! Телохранители мои…» (они тебе скоро покажут).

— «…глупые глаза, А то я вырву вас (обеими руками) и брошу наземь…» (в сторону зала) да прибавить: «Прочь, прочь отсюда» (уходит, смотря на Гонерилью).

Восьмая картина.

«…Прийти для объяснений, а иначе…» (грозный жест). Пауза большая. Медленно сникают руки. Понял — ничего нет у него, чтобы осуществить угрозу, и тогда в отчаянии:

«Забью пред дверью спальни в барабан…»

«Привет вам, дети!» — не укорять, а пытать взглядом, разгадать, откуда ветер дует, что значит это унижение?

А после того как Регана поцеловала руку Лира, взял ее голову в руки и пытает взглядом: где правда в ее поступках?

Регана. «Я рада вашей светлости…»

Лир. «Еще бы!» — прижал ее голову к груди.

«Что я от старшей дочери отрекся…» — вводя Регану в курс дел, чтобы с ее силами начать наступление на Гонерилью.

Регана. «…будете вы клясть»

Лир. «Тебя, о нет!… Твой кроткий нрав мне повода не даст» (надеюсь).

Я спрашиваю, «по чьему приказу…» — всплеск к Кенту — он такой, он все может позволить.

«Гонерилья!»

— «Дитя мое» (остановись). Мое дитя — оценивая меру родства. Серьезно.

«Плохие, стало быть, не так уж плохи,

Когда есть хуже» — стараясь постичь всю меру подлости человека (Реганы).

«Кто не хуже всех — еще хорош» (оценивая Гонерилью).

«Шут мой» (призыв на вселенную. Где ты?).

Я схожу с ума, — прижал его к себе — он на коленях перед Лиром: помоги, друг! Тихо.

21/IV

Девятая картина.

Ошибки: Я играл отчаяние, то есть чувство, а надо действие — гневное заклинание. Много физической напряженности в кулаках, торсе, ногах. Если играл: не хочу жить, то надо уничтожить весь мир и себя в нем. Это — Лир.

Играл: ты… ты… ты… и ты — одно перечисление, связанное друг с другом, создает впечатление заготовленности монологов, гладкости, а тут мысли возникают в связи с тем, что происходит в природе.

Дунул ветер — порыв к ветру, заклинание: правильно, ветер!

Поощрить его: давай, давай!

Хлестнул дождь — к дождю: не скупись, открой хляби и затопи всех к черту.

Сверкнула молния — к ней с мольбой: жгите! так ей, дурной, и надо!

Грянул гром — приказ грому, как своей человеческой силе. (Всплеск. Жест и опять руки на груди.)

Главные слова: «затопи», «жги», «развей».

Одиннадцатая картина.

И опять и здесь съехал на играние всякой чепухи, вроде слабости, а не на преодоление ее.

…Все вытеснено вон душевной бурей — ничего не ощущаю, кроме одного: людей неблагодарность. И, как логическое заключение, приказ: «Лей, ливень!»

«Слабеет мой рассудок». — Что мне делать со страхом? — «От этого легко сойти с ума!»

«Заботься о себе» — Ужель ты не можешь понять, что — «Мне ураган приносит облегченье. Он мешает мне думать о другом…»

Всплеск отменить. Он надуман и никак не оправдывается, нарочитый. Но вспышку молнии и гром оценить.

«Но я войду. Иди вперед, дружок», — нет сил отбиваться, вижу, что не отвяжется, придется сдаться. — «Ты нищ, без крова», — озарило. Что я наделал с ним?! Истинно преданного оставил без всего.

«Я помолюсь и тоже лягу…» — хорошо, хорошо. Скорее перейти — додумать осенившую его мысль: ведь нищих-то много, где они теперь?

«Вот тебе урок, пустая роскошь» — идет постижение жизни.

«Присмотритесь к нему. На нем все свое…» — эта фраза идет в пояснение: «Это… и есть человек».