Амундсен - Тур Буманн-Ларсен

В четверть четвертого 6 июня в саду за ураниенборгским домом падает мертвым некий человек. Он гулял там вместе с Густавом-старшим, когда его сердце вдруг остановилось. Это был Сверре Хассель, как личность самый сильный из тех четверых, что последовали за Руалом Амундсеном к Южному полюсу. Он приехал в Ураниенборг с визитом, возможно намереваясь что-то сообщить. Пятидесятидвухлетний таможенник поддерживал со своим давним Начальником сдержанные, но вполне лояльные отношения. На Хасселя Руал Амундсен мог положиться. Тот предупреждал своевременно.

И вот теперь он лежал за домом, этот замечательный человек, который сопровождал Отто Свердрупа к неведомым островам на севере, а Руала Амундсена — до самого Южного полюса. Какая банальность! Смерть в костюме, заметка в газете, еще один венок.

В эти дни Руал Амундсен принимает итальянского журналиста Гуидичи. Именно перед ним он произносит часто цитируемую фразу о притяжении льдов: «О, если бы вы знали, как чудесно там, в высоких широтах! Там я желал бы умереть, только пусть смерть придет ко мне по-рыцарски, настигнет меня при выполнении великой миссии, быстро и без мучений!»

Вплоть до 11 июня Амундсен тщетно давил на Элсуорта, его зятя и богатых друзей — в надежде, что все-таки удастся собрать 60 тысяч долларов. Искал он и подходящий самолет, так как немцы в помощи отказали. Американцы, вероятно, понимали, что речь идет не столько о спасении Нобиле, сколько о восстановлении утраченного авторитета Амундсена. Они бы охотно помогли, но не за такую высокую цену. Разве не тот же Амундсен недавно повернулся к Америке спиной?

Вообще-то у Руала Амундсена хватает и других проблем — поважнее выезда на Шпицберген и рыцарской смерти. Второго, третьего, четвертого и десятого июня он телеграфирует Бесс Магидс в Сиэтл, где она как раз подводит черту под своей прежней жизнью. После 10-го она садится в поезд, который мчит ее на Восточное побережье. В Нью-Йорке она поднимется на борт парохода и поплывет за океан, в столицу горного края, где ждет жених.

Все было улажено — в жизни полярника могла начаться новая, заключительная фаза. Он порвал со всем и вся, отошел от активной деятельности. Последние годы он проведет на заслуженном отдыхе, в полной гармонии. Молодая невеста приезжает очень вовремя, чтобы, как пишет Гаде, «по их обоюдному согласию, постоянно жить в Ураниенборге».

Но ждет ли жених свою невесту? Отнюдь нет. Он готов перевернуть вверх дном весь мир — лишь бы уехать. Такое впечатление, будто Руал Амундсен предпочитает скорее обнять своего злейшего врага на льдине к северу от 80-й параллели, чем встретиться с женщиной, которая бросила все, чтобы из-за океана приехать к нему. Это более чем парадоксально. Похоже на бегство — отчаянное, сломя голову, — бегства из Ураниенборга, от жизни пенсионера, от смерти за домом, от женщины, что приезжает.

Он возвращается к героической роли, к старой сказке — в свет рампы, на сцену. Там он будет в центре внимания всего мира, под прикрытием рыцарских доспехов. Как никогда отчетливо Руал Амундсен демонстрирует, что внутренний стержень у него с гнильцой; он может существовать только за счет всеобщего восхищения.

Невзирая на радиосвязь, обнаружить с воздуха генерала Нобиле и его людей очень сложно. Ни Рисер-Ларсену, ни Лютцов-Холму удача не сопутствует. Новые и новые спасательные экспедиции отправляются на север попытать счастья.

В 12 часов дня 14 июня Руалу Амундсену звонят из Парижа. Богатый и влиятельный оптовик Фредрик Петерсон, который по французским газетам следил за его безуспешными попытками добраться до Шпицбергена, готов протянуть прославленному земляку руку помощи.

«Какой самолет вам нужен?»

Вот на такие телефонные звонки полярник и делал ставку в самые тяжкие минуты. Он немедля заказывает гидроплан, пригодный для эксплуатации при температурах около 0 °C. Оптовик обещает посмотреть, что можно сделать. «Спасибо, это так мило с вашей стороны», — говорит на прощание полярник.

Франция — единственная великая держава, с которой Руал Амундсен не рассорился. Возможно, по забывчивости, но это бесспорно облегчило задачу для Петерсона. Редко удавалось организовать экспедицию так быстро. Оптовик тотчас задействовал свои французские связи. Переговоры закончились официальным обращением норвежского посла в Париже, барона Ведель-Ярлсберга, к министру военно-морского флота Франции. И уже к концу дня Петерсон сообщил, что самолет «Латам-47» будет срочно отправлен на север.

15 июня норвежцы прочитали в газетах, что на помощь Руалу Амундсену пришла Франция. В Ураниенборге спешно готовили снаряжение, а тем временем в мастерских фирмы «Латам» в Кодебекан-Ко, в трех милях от Руана, оборудовали гидроплан для арктической операции. Уже следующим утром он вылетит в Берген.

В Осло был устроен приватный праздник в честь Руала Амундсена. Говорили не только о предстоящей экспедиции, близилось и еще одно событие. Шесть лет спустя Херман Гаде пишет вот что: «Я, нижеподписавшийся, заявляю, что во время прощального праздника, устроенного мною и г-жой Аслёуг Амундсен в гостинице "Виктория", я слышал, как он поручил своему полномочному секретарю, лейтенанту Густаву С. Амундсену, встретить и взять под опеку (в том числе экономически) миссис Бесс Магидс, когда она в его отсутствие прибудет сюда». Невесту ждали; жених попрощался.

16 июня в 23.00 Руал Амундсен был на Восточном вокзале Осло. Ночной поезд на Берген стоял под парами. Точно так же — ночью — двадцать пять лет назад он отправился в свою первую самостоятельную экспедицию, вышел из Осло-фьорда на яхте «Йоа». В тот раз его провожали три брата, теперь — только один. Зато присутствует ряд официальных лиц, среди них трое послов: итальянский и французский послы в Осло, а также недавно вышедший в отставку норвежский посол в Рио.

Опубликованные в прессе фотографии этой героической сцены говорят о том волнении, которое царило на перроне. Только Херман Гаде словно бы непричастен к общему возбуждению. Как никто другой, он понимает, какая печальная судьба кроется под этим спектаклем. Спустя несколько месяцев один из коллег по дипломатической службе пишет о полярнике в частном письме: «Гаде неоднократно говорил, что в последнее время он был несчастлив, но не уточнял, что именно имеет в виду».

А что он мог сказать? Вернувшись в апреле на родину, он нашел своего «лучшего друга», некогда прославленного героя, во внутренней эмиграции, одиноким и ожесточившимся. «Я знаком со всеми обстоятельствами взаимоотношений Р. А. — миссис Магидс, — пишет Гаде позднее в одном из писем, — так как Руал показывал мне всю корреспонденцию и я сам отсылал ей несколько телеграмм от него». Вероятно, старый друг тоже понимал, что полярник начал сомневаться в своем смелом решении и оттого так отчаянно схватился за спасительную соломинку по имени генерал Нобиле.