Горячее сердце - Юрий Корнилов

Сергей Павлович сходил в училище Щеглова, чтобы выяснить, какие всходы дал этот «посев». Вернувшись, он написал постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Почему?! Сергей Павлович раскрыл том из Собрания сочинений Ленина и, назидательно помахивая закладкой, прочитал:

— «Давно уже сказано, что предупредительное значение наказания обусловливается вовсе не его жестокостью, а его неотвратимостью». Мы Щеглова поймали за руку — и достаточно, сделать он ничего не успел. Зато до него дошло, что сколь веревочке не виться…

А как бы я поступил на месте Скорикова, имея на то власть? Я задумался. Власть — штука тяжелая, ею надо пользоваться аккуратно. Щеглов не избежал наказания. «Зерна», которые он «посеял», взошли для него неожиданностью: однокурсники еще до прихода Скорикова на собрании обсудили «агитатора» и постановили исключить его из рядов ВЛКСМ.

Я думал привлечь к ответственности одного белесовского друга, Анатолия Жаворонкова, которого Белесов усиленно, но безуспешно обрабатывал, склонял к вступлению в «Легион». Не день, не два уговаривал, больше месяца. Было у Анатолия время, чтобы подумать о бездне, в которую катится друг и тащит его за собой. Но Анатолий только отнекивался смущенно.

Ах эта наша «интеллигентская» стеснительность! Если бы телу друга угрожала опасность, многие, не сомневаюсь, шагнули бы в огонь и в воду. А когда на глазах у друзей гибнет душа — топчутся рядом в смущении: не принято врываться в чужую душу, как в горящий, дом или в прорубь. Сколько людей буквально сгорают от пьянства, тонут в мещанстве, а ведь у каждого есть близкие, есть друзья, которые всё видят, но ничего не могут поделать… Не могут или не хотят?..

Примеру Скорикова я последовал. Написал:

«Я, лейтенант Тушин В. И., руководствуясь ст. 113 УПК РСФСР, постановил: в возбуждении уголовного дела против Жаворонкова А. А. отказать, ограничившись проведением мер профилактическо-воспитательного характера».

Федору Утину зачли явку с повинной и привлекли к делу как свидетеля. Легко отделался. Правда, его родной завод всыпал ему по первое число.

17

Пять лет прошло. Отбыл самый большой из всей группы срок Евгений Дуденец. И вызвал меня подполковник Северский, помните?

Чего же стоило раскаяние бывшего «президента», которое он, как и все «легионеры», высказал на суде? Едва получив заработанную свободу, он снова впутался в грязное дело!

— Не торопитесь, товарищ старший лейтенант, — посоветовал Северский. — Вызовем его, побеседуем, разберемся. Может, в нем просто жадность пересилила, на дармовые сребреники клюнул, не понимая, что деньги-то от врага, а враг ничего не дает даром.

Что же «продал» Дуденец?

Копию приговора. Когда он приехал по нашему вызову, признался: да, деньги получил, да, взамен выслал копию приговора, да, обещали подкинуть еще, только теперь им понадобились его нынешние анкетные данные.

— Как вы думаете, зачем? — спросил Северский.

Дуденец дернул плечом. Говорили, для финансового отчета. Ухмыльнулся, что-то вспомнив.

— Ох у них там и бухгалтерия!..

При выходе из колонии «надежный человек» шепнул Дуденцу, что ему как «пострадавшему за идеи»  п о л о ж е н о  получить от «Амнистии» энную сумму. Пусть едет к Алику Ризбургу, тот выдаст его кровные… Поехал. «А кто от денег откажется?!»

Алик встретил неприветливо, но цепко. Дотошно выспросил всю подноготную. Видно, решил: клиент — ни то ни се… в общем, провинция, — не глядя сунул руку в ящик бюро, выхватил пачечку разнокалиберных купюр, сам толкнул их в карман дуденцовской куртки. Однако тот не смущаясь извлек деньги обратно на свет, не отворачиваясь пересчитал. Получилось — как на смех, 299 рублей. Евгений попросил добавить рубль для ровного счета. Алик удивленно воздел брови, но достал демонстративно свой бумажник, прилепил к ладони Дуденца металлический кружок. Хозяин пододвинул заготовленную ведомость. Евгений наклонился… в графе, куда Алик вписал его фамилию, стояло: «800 руб.» Не удержался, присвистнул. Алик презрительно промолчал. Расписавшись, Евгений раздраженно швырнул ручку на стол. Ощущение было, будто эти полтысячи выложил из своего кармана.

— Во мужик! — с нервным смешком сказал Дуденец. — Своего не упустит.

— Точнее сказать — чужого.

— Ну да, правильно — моего.

— А почему вы решили, что вам обязаны выплатить эти деньги?

— Ну, я же… — Дуденец осекся.

— …«страдал», — насмешливо закончил Северский.

Евгений нахмурился.

— Нет, я понимал, что здесь что-то нечисто. Ожидал, что попросят подписать какое-нибудь заявление…

— И подписали бы?

— Конечно, нет! Да я бы тогда… эти деньги… в эту сытую морду…

— А все-таки взяли.

— Но ведь он ничего такого не попросил. Подумаешь, приговор!

— Ошибаетесь.

Северский разъяснил ему механику этого обмана. Сейчас фамилия Дуденца, вместе с другими из этой ведомости, войдет в один из докладов, которые «Международная амнистия» регулярно, как по договору, посылает в Мюнхен, на радиостанции «Свобода» и «Свободная Европа», Ну, они выкрикнут очередную порцию лжи — это еще полбеды, собака лает — ветер носит. Хотя и в этом есть для нас определенный моральный ущерб. Опаснее другое: истинный хозяин этих радиостанций — ЦРУ — из докладов «Амнистии» состряпает свой доклад, уже не для широкого радиовещания, а для узкого круга лиц из администрации США, ведущих сложную подпольную игру во внешней политике. На основании этих фактов политические воротилы делают вывод: в Советском Союзе нарушаются права человека! Накажем за это Советский Союз, применим к нему экономические санкции. И вероломно расторгают договор, скажем, о продаже нам компьютерной техники. …Это не предположения, это свершившийся факт. Чем конкретно отзовется ваше личное, пусть мизерное участие в этой большой политической игре, трудно предсказать. Но ожидать приходится: отзовется обязательно.

Евгений с трудом переглотнул.

— Выходит, я опять… оказался пособником… Значит, вы меня арестуете…

— Нет, — коротко ответил подполковник. — Дайте ваш пропуск, я подпишу. Мы вызывали вас затем, чтобы предупредить: вы находитесь на грани нового преступления. Близко… очень близко. Если бы вы, не разобравшись в тайной сути этой организации, продолжали получать от нее подачки — неизбежно оказались бы втянутым в антисоветскую деятельность.

Дуденец сидел сгорбившись, сцепив пальцы на полировке.

— Я могу?..

— Да, можете идти, — Северский отдал пропуск.

— Нет… Я могу… чем-то искупить?..

Подполковник встал.

— Да, можете. Сейчас ведется следствие по делу Ризбурга и других распорядителей «фонда помощи». Вы дадите свидетельские показания.

…После суда, который проходил в Москве открытым процессом, свидетель Евгений Дуденец заявил журналистам:

— На Западе хотели видеть в нас «пятую колонну», или, как они любят выражаться, «антисоветское подполье»… Когда-то мы, шестеро одиночек, не поддержанные никем в своем краю, планировали такую встречу с зарубежными корреспондентами, чтобы «разнести по всему миру свои идеи», а на деле — просто охаять свою страну… Сегодня мне хочется быстрее забыть то время и тот день, когда я получил деньги от врагов нашей Родины и ходил рядом с новым предательством. Пусть же мой пример послужит предупреждением тем, кто может попасть в зависимость от наших врагов и быть втянутым в борьбу на стороне противника. ЦРУ зря денег не платит. Независимо от того, в какой «благотворительной» форме оказывают «помощь» его подставные агенты, надо помнить, что все их действия направлены против нашей страны.

Я бы мог закричать: победа! Теперь уже окончательная. Мы победили — не тогда, когда задержали «интеллектуалов», и не тогда, когда услышали их раскаяния на суде. Вот она, победа — самый трудный, самый упиравшийся из них обратил свои действия против истинного врага. Я бы мог доложить: все, дело «Легиона интеллектуалов» закончено!.. Но с высоты прошедших до сего дня лет я скажу: наша работа с Евгением Дуденцом и его бывшими сообщниками продолжалась еще четыре года. Беседы, советы, поддержка… Если тогда мы сражались против преступника в каждом из них, то теперь — за человека. Советского человека.

Годы прошли. Бывшие «легионеры» сегодня нормально живут и работают. Они стали совсем другими людьми. Поэтому я, рассказывая вам эту историю, естественно, изменил их имена и фамилии. Другие фамилии и у моих товарищей и, конечно, у меня. Потому что борьба наша на невидимом фронте продолжается, и кто знает, куда забросит нас служба, какие еще предстоят бои с хитроумным, опасным и сильным противником. Мы готовы.

Примечания