Тень Уробороса (Лицедеи) - Сергей Гомонов

Как же Снаппи рвался за мной! Он едва не разорвал на мне юбку, не давая уйти без него, он выл и бесновался, впервые в жизни не реагируя на команды. Но я не могла взять его с собой по многим причинам, и потому пришлось мне обмануть мою умницу:

— Ну, хорошо, — сказала я. — Неси намордник и поводок, Снаппи…

Вне себя от радости пес бросился в комнату, а я выскочила за дверь.

Улицы были пусты. Мою машину остановил патруль. Все закончилось тем, что я оказалась за решеткой как нарушитель комендантского часа. Я была вне себя от гнева и отчаяния. У меня отобрали все — от документов до мобильного телефона. Даже предупредить своих коллег о том, что произошло, возможности мне в участке не дали.

Бог ты мой, что будет с Кларенсом?..

Начальство появилось лишь под утро, и я стала требовать, чтобы мне разрешили позвонить. Позвонить мне разрешили, но разбираться не торопились. Будучи в полном изнеможении, я набрала номер своей клиники. Мне сказали, что мой муж умер в час ночи. Мне не удалось заплакать. Я опустила руки.

Так прошел еще один день и еще одна ночь. К чему я только ни прибегала — к угрозам, просьбам, уговорам. Глас вопиющего в пустыне — вот чем это было.

Утром третьего дня поднялась суета. Судя по всему, тут ждали какой-то инспекции. Только бы она появилась здесь! Только бы появилась!

И в кои-то веки судьба показала мне лицо вместо привычного тыла: дежурные рядовые открыли двери в наш короткий коридор, а мы, заключенные, прижавшись к решеткам, зашумели. Меня оттеснили было к стене, но я прорвалась вперед, чтобы из последних сил закричать:

— Офицеры! Я врач, хирург! Меня задержали из-за комендантского часа! Мне даже не дали договорить по телефону, и в больнице не знают, где я! Рассмотрите мое дело, прошу вас! У меня позавчера убили мужа! Помогите нам, здесь много арестованных ни за что!

— Да что ты орешь, истеричка? — прошипела у меня за плечом толстая дама в бордовом вязаном свитере.

От нее несло потом и ненавистью.

— Пока не заорешь — не услышат, — ответили ей по-французски, но я уже не знаю, кто.

…В полуобморочном состоянии успеваю заметить знакомую высокую фигуру в черном мундире. Боже! Со знаками отличия полковника…

Луис Чейфер!

— Мистер Чейфер! Полковник!

Он и без того смотрел на меня, отыскав по голосу в толпе. За ним следом шел Кристиан Харрис. И тоже, кажется, повышенный в звании — капитан. Было еще три офицера сопровождения…

— Миссис Бергер?! — Луис оглянулся на начальника участка (тот сжался). — Что вы здесь делаете, Кейт?!

— Полковник, я тоже хотела бы это узнать!

— Комендант, немедленно откройте камеру! — не глядя на начальника, бросил Чейфер. — И разберитесь с делами задержанных.

Кристиан Харрис проследил глазами за тем, как комендант собственноручно бросился исполнять приказ полковника. Я прижала к губам сжатую в кулак руку и расплакалась — впервые за все эти дни.

— Все, сэр! — начальник участка козырнул.

Я выскочила к своим избавителям.

— Нарушителей комендантского — отпустить! — отдав приказ, Чейфер круто развернулся и пошел обратно к двери.

Харрис посторонился, пропуская меня вперед. И позади нас хвостом затрусили подхалимы из местного заведения.

— Черт знает что делается! — услышала я, как распекает кого-то полковник. — Немедленно фамилии! Я подам на вас рапорт! Капитан! Доставьте доктора Бергер домой!

— Есть, сэр! — отозвался Кристиан Харрис и снова пропустил меня вперед.

Под мелким секущим дождиком мы подошли к их джипу «Мерседес», припаркованному у обочины узкой проезжей части. Огромный, черный, похожий на катафалк.

Кларенс, мой муж, мой бывший муж, очень любил эту марку… У меня снова навернулись на глаза слезы.

— Соболезную, мэм, — капитан, будто угадав ход моих мыслей, открыл дверцу автомобиля.

— Спасибо вам, мистер Харрис, — вместо того чтобы сесть, я бросилась к нему, вцепилась ему в плечи и, прижавшись лицом к мундиру, разрыдалась.

— Мэм! Миссис Бергер! Мэ-э-эм! — он погладил меня по спине. — Садитесь, мэм! Вам не за что меня благодарить. Садитесь. Все будет нормально.

Я утерла слезы и сырость под носом. Кристиан завел мотор, и мы уехали из этого проклятого места.

— Ваши раны… не беспокоят? — спросила я, чтобы отвлечься и не рухнуть без сознания.

— О, почти нет! — он улыбнулся мне в зеркало, снял фуражку, и лицо его сразу помолодело, а глаза приняли тот самый серо-стальной оттенок, который тогда так привлек мое внимание.

— Вас… не комиссовали? Обычно после таких ранений комиссуют…

— Хотели. Но я остался в армии. Мне нечего делать «на гражданке»…

— Может ли такое быть?

Снова короткий взгляд в зеркало:

— Как видите. Когда нас рекрутируют, нам говорят о возможности поездить по миру. В свое время я многое бы отдал за эту возможность.

— А иным образом посмотреть мир — никак нельзя?

— Я в вооруженных силах с восемнадцати лет. Было время привыкнуть…

Я подумала, что по-своему он прав. Я ведь тоже «повидала мир» лишь из окон своей клиники, крутясь, как веретено, день и ночь, день и ночь, из года в год… К пенсии можно так устать, что смотреть на этот мир не захочется. Это ведь только легкомысленный Чейфер относится ко всему как к забавному развлечению. Ему не нравилась размеренная американская жизнь (учеба — накопительство — пенсия — гроб), и он, видите ли, искал острых ощущений. Чтобы «не как у всех». А на самом деле — другой вид того же «как у всех»…

Мне показалось, что мотивы Харриса нужно искать совсем в другой плоскости. Но рассказывать о них Кристиан не торопится.

— Вы сколько лет в Египте, Кейт?

— Почти шесть.

— И вы видели Египет?

— Нет. Конечно, нет. Когда?!

— Вы хотите побывать в том Египте, который вы не знаете? А на Тибете? В Гималаях?

— М-м-м… мистер Харрис, сейчас я хочу только одного — уснуть. Очень надолго. А потом уехать из этого ада. В другой…

Он ничего мне на это не ответил. Но мое отношение к жизни ему явно не понравилось.

Мне предстояли похороны мужа и дальнейший отъезд к отцу в Буэнос-Айрес.

Полковник Чейфер направил ко мне нескольких солдат, которые помогли собрать вещи и отправить контейнер через Атлантику. Затем он позвонил сам и сообщил, что мои тюремщики получили наказание за жестокость по отношению ко мне. Мальчишка. Полковник, но мальчишка. Он думал, я буду злорадно потирать руки…

Кларенса я похоронила в Порт-Саиде, ибо его родственникам, как выяснилось, было абсолютно все равно. Теперь-то я и поняла, почему он так не хотел возвращаться на родину. Его там никто не ждал. Он молчал об этом шесть лет… Страшно понять, что человек, которого ты, по сути, не знал, а значит, особенно и не любил, видел в тебе единственную родную душу. Прости меня, Кларенс…