Эндимион (сборник) - Дэн Симмонс

Папа Юлий умирал уже восемь раз. У понтифика было слабое сердце, и он отказывался от лечения, отвергая и хирургию, и нанопластику, придерживаясь убеждения, что Папа проживет столько, сколько ему отпущено Богом, а после его смерти изберут нового Папу. Тот факт, что один и тот же Верховный Понтифик был переизбран уже восемь раз, ни в чем его не разубедил. И сейчас, пока тело Папы Юлия готовили к отпеванию, кардиналы начали приготовления к выборам.

Сикстинскую капеллу закрыли для туристов и внесли в нее древние высокие деревянные кресла под балдахинами для восьмидесяти трех кардиналов, которые будут присутствовать во плоти. Для тех, кто должен передать свой голос, установили голографические проекторы и подключили интерактивные матрицы. Перед алтарем поставили стол для декана кардинальской коллегии и двух кардиналов – его помощников. На стол положили карточки, суровую нить, иголки, ящик, серебряное блюдо, льняные одежды и прочие необходимые для выборов предметы и накрыли все белым льняным полотном. Двери капеллы закрыли, заперли и тщательно опечатали. Снаружи поставили швейцарских гвардейцев в полной боевой броне с энергетическими ружьями на изготовку. Такой же пост разместили у входа в часовню воскрешения.

Согласно древнему протоколу, выборы должны состояться не ранее чем через пятнадцать и не позднее чем через двадцать дней. Итак, все было готово.

Некоторые толстяки несут свое бремя как наказание, зримый образ собственной слабости и лени. Другие царственно принимают его как видимый знак возрастающего могущества. Симон Августино кардинал Лурдзамийский принадлежал к последней категории. Он выглядел на хорошие шестьдесят стандартных лет – и сохранял свою внешность уже более двух столетий активной жизни и успешных воскрешений. Лысоватый, круглолицый, с тихим приятным голосом, кардинал Лурдзамийский считался в Ватикане олицетворением здоровья и бодрости. В самых узких кругах церковной иерархии полагали, что кардинал Лурдзамийский – тогда еще молодой, незаметный ватиканский чиновник – под руководством измученного болью отца Ленара Хойта, гиперионского паломника, раскрыл тайну, превратившую крестоформ в орудие воскрешения. И его – как и вновь скончавшегося Папу – связывали с возрождением Церкви, стоявшей тогда на грани исчезновения.

Была в этой легенде доля истины или нет, но в тот день – в первый день после девятой смерти Папы (и за пять дней до воскресения Его Святейшества) – кардинал Лурдзамийский чувствовал себя превосходно. Госсекретарь Ватикана, глава комиссии, осуществлявшей контроль за двенадцатью Священными конгрегациями, и кардинал-префект самой устрашающей и самой таинственной из них – Священной конгрегации вселенской инквизиции, кардинал Лурдзамийский был самым могущественным человеком в курии. И в данный момент, пока тело Его Святейшества Папы Юлия Четырнадцатого лежало в соборе Святого Петра, кардинал Лурдзамийский, бесспорно, был самым могущественным человеком в Священной Империи.

Факт, не ускользнувший в то утро от внимания кардинала.

– Они уже здесь, Лукас? – пророкотал он, обращаясь к человеку, который уже более двух стандартных столетий был его помощником и доверенным лицом.

Высокий, степенный, величественный кардинал Лурдзамийский словно не желал стариться. Тощий, костлявый, суетливый монсеньор Лукас Одди выглядел стариком. Заместитель госсекретаря Ватикана и секретарь секретного отдела, Одди больше был известен как Заместитель. Прозвище «Секрет» также вполне подходило высокому угловатому бенедиктинцу: за двадцать два десятилетия его безупречной службы никто – даже сам кардинал Лурдзамийский – так и не узнал, о чем думает и что чувствует этот человек. Отец Лукас Одди столь долго был верной правой рукой кардинала Лурдзамийского, что Симон Августино давно уже воспринимал его не иначе как бессловесного проводника своей воли.

– Их только что проводили в приемную, – ответил монсеньор Одди.

Кардинал Лурдзамийский кивнул. Более тысячи лет назад – задолго до Хиджры, когда человечество покинуло умирающую Землю и устремилось к звездам, – в Ватикане сложился обычай проводить важные встречи не в личных кабинетах, а в официальных приемных. Внутренняя приемная госсекретаря Ватикана кардинала Лурдзамийского была маленькая, пять квадратных метров, и не отличалась излишней роскошью. Круглый мраморный стол стоял посреди комнаты, сквозь единственное окно виднелась изумительная расписанная фресками крытая галерея; на стенах висели две работы кисти Каро-тана, гения тридцатого столетия, – одна изображала борение Христа в Гефсиманском саду, на другой Папа Юлий (точнее, отец Ленар Хойт) принимал первый крестоформ из рук грозного, похожего на гермафродита архангела, а сатана (в обличье Шрайка) бессильно взирал на происходящее.

Четыре человека, сидевшие в приемной, представляли Исполнительный совет Панкапиталистической лиги независимых католических межзвездных торговых организаций, более известной как Гильдия торговцев. Двое – Хельвиг Эрон и Кеннет Хей-Модино – во всем походили друг на друга: изящные дорогие накидки, строгие модельные стрижки, тонкие биомодулированные черты лица североевропейского типа Старой Земли, у каждого – изысканная красная булавка, знак принадлежности к Суверенному Воинскому Ордену Госпиталя Святого Иоанна в Иерусалиме, на Родосе и Мальте – древнему обществу, более известному как орден мальтийских рыцарей. Третий – мужчина азиатского происхождения – был одет в простое кимоно. Его звали Кендзо Исодзаки, и в тот день он был – после Симона Августино, кардинала Лурдзамийского, – бесспорно, вторым по могуществу человеком в Империи. Четвертая – женщина лет пятидесяти, узколицая брюнетка – Анна Пелли Коньяни; по всеобщему мнению – вероятная преемница Исодзаки и (по слухам) давняя любовница женщины-архиепископа с планеты Возрождение-Вектор.

Когда кардинал Лурдзамийский вошел в приемную, все четверо встали и поклонились. Монсеньор Лукас Одди был единственным наблюдателем, он стоял поодаль от стола, скрестив руки на груди; исполненные муки глаза Каро-тановского Христа в Гефсиманском саду смотрели на собравшихся из-за черного плеча монсеньора.

Эрон и Хей-Модино выступили вперед, чтобы преклонить колени и поцеловать кардинальский перстень. Симон Августино небрежно махнул рукой: соблюдение протокола здесь не обязательно. Торговцы заняли свои места, и кардинал сказал:

– Мы старые друзья. В этой беседе я представляю в период временного отсутствия Его Святейшества Святой Престол. Вы знаете: все и всё, о ком или о чем мы будем говорить сегодня, останется в этих стенах. – Кардинал Лурдзамийский улыбнулся. – А эти стены, друзья мои, самые надежные во всей Священной Империи.