Фантастика 2003. Выпуск 1 - Николай Науменко

Обращение Вельтмана к древней истории определялось, вероятно, в первую очередь его научными пристрастиями. "Вельтман страстно был предан историческим разысканиям в самом темном периоде истории", — писал М.П.Погодин. Ну как здесь обойтись без сказки!

Роман "Лунатик" (1834) тоже построен на историческом материале, его действие отнесено к войне 1812 года. Герой, страдающий сомнабулизмом Аврелий Юрьегорский, в патриотическом порыве возвращается в захваченную французами Москву. Почти незаметно, очень тонко и гармонично Вельтман вводит в историческое повествование романтическую фантастику: болезнь Аврелия, оказывается, имеет и оборотную сторону — он обрел фантастические способности, позволившие ему совершать чудесные поступки… На совмещении исторического и сказочно-фантастического материала построена и историческая драма "Ратибор Холмоградский" (1841). А вот в "Генерале Каломеросе" (1840) мы имеем дело уже с элементами истории альтернативной. Ведь вельтмановский Наполеон — это не совсем реальное лицо, государственный деятель и полководец. В романе это никому неизвестный "генерал Каломерос", полюбивший русскую красавицу Клавдию и мечтающий о спокойной семейной жизни.

Однако взгляд Вельтмана-фантаста устремлялся не только в глубины прошлого, но и в неведомые дали будущего. Еще в 1833 году вышел его роман-утопия "MMMCDXLVIII год. Рукопись Мартына Задека". Впрочем, и здесь Вельтман проявил себя как "нарушитель канонов". Ведь литературная утопия XVII–XIX веков имела весьма сомнительное отношение к беллетристике. Большинство утопических книг того времени являли собой лишь слегка олитературенные авторские концепты. У Вельтмана — иное: лихой, авантюрный сюжет, который держит читателя в напряжении. Действие романа происходит в отдаленном будущем — в 3448 году. Мудрый правитель утопического государства Босфории, расположенного на Балканах, отправляется в экспедицию к Южному полюсу, а в это время власть захватывает его брат-близнец, морской разбойник Эол… Вельтман первым попытался соединить несовместимые жанры — утопию и приключенческий роман.

В конце 30 — начале 40-х годов писатель все больше сближался с реальностью, отступая к бытописательству.

Но не всегда ему удавалось удержаться на рельсах голого реализма, и тогда современность вдруг снова обрастала причудливыми "фантазмами", как в повести "Эротида" (1835), романах "Сердце и Думка" (1838), "Новый Емеля, или Превращения" (1845).

Однажды о А.Ф. Вельтмане другой писатель романтической эпохи А.Бестужев-Марлинский отозвался таким образом: "Вельтман, чародей Вельтман, который выкупал русскую старину в романтизме, доказал, до какой прелести может доцвесть русская сказка, спрыснутая мыслию…". Трудно найти более удачные слова для завершения этих беглых заметок об одном из основателей отечественной фантастики.

ПРИМЕЧАНИЕ:

(*) Если бы иные современные критики-фантастоведы взяли бы на себя труд проникнуть в историю русской литературы до 1991 года, они, вероятно, не торопились бы воздвигать М.Семенову или Ю.Никитина на пьедестал основоположников славянской фэнтези.

В начале был… топор

Фантасты, конечно, не провидцы, но случаи удачных прозрений на страницах фантастических книг нередки. Но так то — фантасты. Удивительные (лучше сказать, все-таки, курьезные) "научные" прогнозы, как оказывается, можно встретить и в произведениях, традиционно лежащих за пределами "фантастических интересов". Откроем, например, роман "Братья Карамазовы". Ну что здесь фантастического? — скажете вы. Ничего, — ответим мы, — кроме того, что здесь впервые в литературе упомянут (конечно, в аллегорической форме)… искусственный спутник Земли.

Не верите? Тогда перечитайте знаменитую сцену разговора Ивана Карамазова с чертом. Весьма занятные рассуждения мы там встретим: "Что станется в пространстве с топором?… Если куда попадет подальше, то примется, я думаю, летать вокруг Земли, сам не зная зачем, в виде спутника".

Что ж, Федор Михайлович, как известно, был не только великим писателем, но и ярким публицистом, эмоционально выступавшим в поддержку фантастического метода в русской литературе.

А что касается "настоящего" искусственного спутника Земли, то впервые он был описан в повести ныне практически забытого американского фантаста Эдварда Эверета Хэйла "Кирпичная луна" (1870).

Раздевающий взгляд

"И вдруг — словно по манию волшебного жезла — со всех голов и со всех лиц слетела тонкая шелуха кожи и мгновенно выступила наружу мертвенная белизна черепов, зарябили синеватым оловом обнаженные десны и скулы.

С ужасом глядел я, как двигались и шевелились эти десны и скулы, как поворачивались, лоснясь при свете ламп и свечей, эти шишковатые, костяные шары и как вертелись в них другие, меньшие шары — шары обессмысленных глаз".

Оговоримся сразу: это анатомическое описание позаимствовано не из романа ужасов. Что же такое случилось с героем? Почему вдруг он стал видеть внутренности людей? "Вероятно, речь идет о рентгеновском зрении", — догадается начитанный поклонник фантастики. И будет прав. Действительно, тема рентгеновского зрения давно волновала фантастов. Первым к этой проблеме обратился еще в 1920-е годы остроумный болгарский фантаст и сатирик Светослав Минков в блестящей новелле "Дама с рентгеновскими глазами". Дотошные книгочеи вспомнят тут же и рассказ советского фантаста Александра Беляева "Анатомический жених". Но, как оказывается, классики реалистической литературы и тут умудрились общеголять фантастов по крайней мере на полвека. Необычную, сюрреалистическую ситуацию, в которой оказался герой, вдруг увидевший анатомическое строение гостей одной вечеринки, описал еще в 1878 году… Иван Сергеевич Тургенев в коротеньком (всего 23 книжных строки) этюде под мрачным названием "Черепа" (именно оттуда и позаимствовали мы вышеприведенную цитату), вошедшем в состав цикла "Стихи в прозе". Много занятного обнаружит в этом традиционно считающемся далеком от фантастики цикле любитель путешествий по истории жанра. Есть здесь и классический хоррор ("Старуха"), и традиционная утопия ("Лазурное царство"), и космогоническая утопия ("Пир у Верховного Существа"), и даже утопия сатирическая ("Два четверостишия"); найдется здесь и удивительная история гибели мира ("Конец света"), и рассказы, раскрывающие популярную в НФ тему раздвоения личности ("Соперник", "Когда я один (Двойник)"), и уж совсем научно-фантастическая миниатюра о насекомых-мутантах ("Насекомое").

Впрочем, этими миниатюрами вклад великого писателя в становление русской фантастической прозы не ограничился. Поэтому придется классику отечественной словесности посвятить еще одну главу.