Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов - Леонид Семёнович Словин

Он сидел спокойно. Ему не были видны ни его кенты, ни служебный вход в кассы. В любую минуту он мог быть востребован.

— Думаю, сегодня не подведет…

Волок по обыкновению был надежен и невозмутим.

Напряг у Голицына, напротив, выражался в непривычной для него говорливости. Непрерывно острил.

— Тут наш Клондайк, Волок… Ты, конечно, слышал, что это такое… Он поигрывал мускулами под курткой.

— Джек Лондон?..

— Точно. Главная выручка наша идет отсюда. Собранная инкассаторами сумма тут удваевается.

— Прекрасно.

Так же невозмутимо Волок вел себя и раньше — в прокуратуре, когда следователь запугивал его общей с уголовниками камерой в тюряге, требуя, чтобы он назвал, кто вместе с ним избил вора–домушника на допросе…

— Иначе и быть не может…

В обстановке, когда вокзал наполнен спецслужбами, инкассаторы должны были расслабится еще больше обычног.

— Вот они…

Автомашина «ГАЗ–24» отделения Госбанка прошла перрон узкой протокой между спецтранспортом, свернула к кассе доходов. Инкассаторы остановилась метрах в десяти от служебного входа, за цементным бордюром.

Голицын мигнул.

— Расходимся…

Оба переместились.

В закутке, между вокзалом и багажным двором, было тихо и пусто. С места, у которого Волоков оказался теперь, инкассаторская «волга» была видна целиком.

Волок украдкой наблюдал.

Ничего особенного в машине не произошло.

Сборщик, сидевший рядом с шофером, быстро вышел, с сумками направился в кассу. На вид ему было не более двадцати трех–двадцати пяти, он был без кашне, под курткой мелькнула защитного цвета сорочка и тельник под горло.

" Десантник или моряк…»

Старший инкассатор на заднем сидении — с крупным одутловатым лицом, с усиками — откинулся на мешок с выручкой, что–то сказал водителю. Тот засмеялся.

В горле у Волока запершило: для крепости духа они с Голицыным долбанули по стакану коньяка.

" Надо было еще! На посошок!»

Их черед наступал в последний момент, когда первый сборщик с сумками, полными денег, возвратится из кассы назад, в машину.

От волнения ли или от пронизыввающего ветра Волок не почувствовал выпитого.

В голове было пусто. Быстро бежали секунды.

Вспомнилось вдруг. На занятиях по философии в Академии МВД СССР вбивали:

«Движение и время как способы существования материи…»

А он сидел перед преподавателем пень–пнем…

А все, оказывается, как просто!

Время, которое он, Волок, ждет с пистолетом, с патроном в патроннике. И движение молодого сборщика к выходу из кассы…Вернется сборщик и начнется его, Волока, и Голицына движение. И одновременно потянется время, которое им

отпущено от первого их выстрела и до секунды, когда за ними начнется погоня.

" Успеем добежать до Субанеева и его машины–все будет хорошо…»

Не хватит времени — и сразу прекратится движение. И исчезнет материя, которая называлась Волоков и Голицын…

" Диалектический материализм…»

Все наглядно. Волок и не представлял, что в состоянии размышлять о таких высоких материях.

" Вот Голицын бы удивился, если бы узнал!»

Посыпал легкий снежок, он давно уже порывался идти, но тут же стихал. Погода менялась. С Садового Кольца долетали яркие сполохи света. Там была жизнь. Обгоняемый быстроходным транспортом медленно тащился мощный грузовик с тяжеловесными трейлерами…

Волок едва не загляделся — так было интересно.

Внезапно легко хлопнула дверь.

На тротуаре показался молодой инкассатор. Он шел быстро. Сборщик нес три сумки — две в руках и третью под мышкой.

Четвертую тащила женщина лейтенант, худосочная, с бледным лицом.

«Инспектор по делам несовершеннолетних… — Сразу определил Волок. Ты–то, деваха, зачем впуталась?»

Сборщик был уже рядом с машиной, подавал сумки на заднее сиденье немолодому, с усиками — тот укладывал их во второй мешок. Женщина–милиционер отдала сумку и теперь не отходила, ждала, когда они отъедут.

Голицын появился внезапно, но Волок был уже готов.

— «Россолимо!»

" Понеслась…»

Стреляли на поражение. Мишени были заранее распределены.

Со звоном разлетелись лобовое, а затем и боковое стекла.

Водитель погиб первым, почти мгновенно — Голицын из обреза поразил его в шею, повредив наружную и внутреннюю сонные артерии.

Волок стрелял из «макарова», который попал к ним в электричке после убийства постового милиционера на Белорусском. Двумя пулями был убит севший на переднее сидение молодой сборщик и еще четырьмя женщина–лейтенант. Волок пробил ей грудь, оба легких и почки. Он еще выстрелил в шофера, но тот

был уже мертв.

Последним выстрелом Голицын вырубил остававшегося в живых инкассатора со второго сидения…

Большой инкассаторский мешок схватил Голицын.

Забросил груз на спину, трусцой побежал вдоль здания.

Они так и договаривались. Это был его личный приз. Лавровый венок победителя.

Лежавший рядом на сидении инкассатор застонал — он был еще жив. Двое других — шофер и молодой сборщик впереди — не двигались.

Волоков со вторым мешком, с пистолетом, держался метрах в пятнадцати сбоку.

По вокзальному радио только что закончили передавать громкую бравурную музыку. Стало снова тихо. Потом раздались аплодисменты…

Одновременно с Дубининской улицы за багажным двором донеслось громыхание трамвая на кругу, дробные стародедовские звонки.

Несколько пассажиров двигались навстречу к вокзалу, тоже с мешками, с сумками. Они были заняты своим — Голицына и Волокова даже не заметили.

Все же один свидетель нападения нашелся.

Волоков отметил его боковым зрением — тот стоял сзади, ближе к перрону. Когда Голицын схватил мешок и побежал, какой–то мужик очнулся бросился назад, к вокзалу.

" Беги, звони… — Волоков ускорил шаг. — Через пару минут нас тут уже не будет…»

За углом Субанеев — в пятнистой армейской куртке — уже включил мотор, держал двигатель на малых оборотах. Увидев бегущих, он сдал назад, притормозил; потом, перегнувшись через сидение, открыл обе дверцы.

— Быстрее…

Их не надо было торопить.

Голицын бросил мешок под ноги, между сиденьями, свалился сам. Волоков проделал то же. Подобрал ноги. Хлопнул дверцей.

Одновременно хлопнула дверца с другой стороны. За Голицыным.

— Понеслась!

Маршрут отхода был отработан. Голицын трижды заставлял каждого самому провести «жигуль» Дубининской улицей и переулками.

" Неизвестно, кто вернется в машину, кто останется на дороге…»

Вернулись, слава Богу, все!

Субанеев прогнал «жигуль» вдоль прирельсового почтамта, вырулил поперек трамвайного полотна. Ему никто не помешал. С ходу влился в прерывистый, но не останавливавшийся ни на минуту поток автотранспорта.

Волоков тем временем переоделся — скинул фуражку,шинель, надел куртку. Все форменное убрал под мешки. Сверху прикрыл припасеным пледом.

— Давай эту туда же! — Голицын показал на фуражку у заднего стекла.

С этой минуты любая милицейская атрибутика в машине становилась опасной уликой.

" Сейчас да и в обозримом будущем тоже…»

Голицын оглянулся, еще