Собрание сочинений в шести томах. т 1 - Юз Алешковский

Ах так! Вы полагаете, что все это очередная тонкая, может быть, последняя пытка, и вы решились встретить ее лицом к лицу, не страшась шантажа и вообще ничего не страшась… Полагаете, что, дав согласие влупить мне пулю в лоб, вы ошалеете от надежды и радости, но патрон окажется холостым, если, конечно, раздастся выстрел, и я дьявольски злорадно захохочу, после чего укокошу вас, так как вы сто раз заслужили муку пострашнее смерти…

Вы просто плохо поняли меня, гражданин Гуров… Наоборот, вы считаете меня не таким идиотом, чтобы после всего, что было, после бесед, пыток и издевательств, не только даровать вам жизнь, но и дать пришибить человека, лишившего вас всего, что у вас было, и раскопавшего завалы вашей подлой памяти… С логикой такой сладить почти невозможно… Значит, вы не согласны на спасительный для вас выстрел?… Не верите мне?… Но ведь если вы не используете такой последний шанс и не дадите использовать его мне, то устрою я вам свиданку с семейством, устрою! И прямо над гробом, над скелетом в кителе, над черепом в фуражке, над блеклыми розами, над орудием убийства! Раньше этого вы не подохнете, если вы думаете исключительно о себе. Можете быть уверены в этом… Согласны?… Тогда я попробую взять вас с другого бока. Согласитесь. Куда вы денетесь?

Рябов! Кати сюда кочерыжку на тачке. Так, гражданин Гуров, знаете, кого прозвали жители пансионата закрытого типа для старых большевиков?… Не ворочайте рогами. Не догадаетесь. Вашего милейшего папеньку так прозвали они! Сейчас его ввезут. В связи с тем, что планы мои относительно себя и вас неожиданно изменились, я решил показать вам папеньку до приезда сюда ваших родственников. А приезд их еще не поздно предупредить. Принимаете мое предложение? Нет… Давай его сюда, Рябов!

Это – все, что осталось от вашего отца, гражданин Гуров… Узнаете?… Трудно узнать. Согласен. Примету какую-нибудь помните? Посмотрите на шею своего родителя, а то еще скажете, что обрубок этот я выкопал на Даниловском рынке или в подмосковной электричке… Есть шрам и пороховые синие щербинки?… Вот так!… Учтите, он видит, но слабо, неплохо слышит, но говорить не может. Не смотрите на меня с ужасом. Это – не моя работа. До таких дел я не доходил… Почему при наличии слуха у него отсутствует речь, я не знаю. Слов, очевидно, нет после всего, что он вынес. Врачи говорят, что бывает такая штука от шока.

Понятьев!… Понятьев!… Перед тобой – твой сын Василий!… Слышишь?… Узнаешь?… Подойдите, гражданин Гуров, поближе. Возможно, папа захочет тихо плюнуть вам в рожу… Подойдите, а то я его к вам сам подтолкну на колесиках… Не хочет плеваться папа… Вы попробуйте все же почуять как-то, что папа – это папа! Отец ваш! Свиделись вы. Я еще ничего не рассказал ему о том, как вы поступили с маменькой. Но расскажу, если будете упрямиться. Разумеется, я представлю вашим близким доказательства предательства. Вон она – папочка. Представлю, если вы, повторяю, не дадите мне использовать последний шанс свидеться с покойным Иваном Абрамычем… Слышишь, Понятьев? С тем, кого ты шлепнул в двадцать девятом! Не забыл еще! Меня-то ты и после смерти не забудешь… Почему я хочу, чтобы именно вы, гражданин Гуров, пустили мне пулю в лоб? Вы последний человек, которого я хотел замочить на этой земле. Отца вашего я за человека считать не могу. Сочувствую ему отчасти. Он получил больше всего, чего я ему желал. Вы последний человек, с которым я хотел как можно изощренней свести счеты, и считаю, что мне это почти удалось… Но я хочу свидеться со своим отцом! Вы понимаете это? Хочу! Хочу! Если я шпокну вас, то шансов у меня уже не будет! Ясно? Вы – мудак! Я не то чтобы жить не желаю и хочу умереть! Я хочу с отцом свидеться! Не верите… Я сам приучил вас к неверию в нашей страшной игре?… Это верно!… Вас устраивает перспектива встречи и объяснения с близкими перед гробом со Скотниковой и обрубком-отцом?… Не устраивает…

В таком случае времени у вас почти не остается. Решайте. Детали сделки я обдумал. Уголовное дело сгорит на ваших глазах. Вы сами его сожжете. Версия ваша такова: крупное ограбление дачи. На этой почве – предынфарктное состояние. С вами до поры до времени останутся Рябов и врачиха. Завтра я покажу вам медицинское заключение о моей смерти. Инсульт. Стрелять будете не в лоб, а в сердце. Я хочу почувствовать боль… Меня похоронят в Сухуми. Место на кладбище уже есть. Что еще? Гроб перезахоронят. Все следы заметут. Отца увезут в пансионат досматривать информационную программу «Время». Он очень любит ее. Родственники будут обхаживать вас. Согласившись, вы рискуете только тем, что лишний раз над вами поизгаляюсь. Но мне это так смертельно надоело, что вы могли бы почувствовать мою усталость, стыд и горе, если бы чуть поживей была у вас душа.

Мне нужен ваш ответ. Хватит трепаться… Докопаться до мистической, как вы говорите, подоплеки моего желания вам все равно не удастся, если так и не удалось, а мне с каждой секундой все ясней становится, что правильно я поступаю, и уже не сводят меня с ума голоса реально существующих людей, даривших мне, палачу, подобно Фролу Власычу, образы жизни в мыслях своих и поведении. Короток мой путь, совсем немного осталось, но правилен он напоследок, и дай Бог, чтобы привел он туда, где ждет меня Иван Абрамыч… Ну и крыса вы все-таки! Отвечу на ваш законный вопрос: самоубийством заниматься не желаю, ибо понял, что не мы хозяева ни своих, ни чужих жизней. Вам понятно

это?… Понятно, но не совсем… Думайте. Решайте… Кто меня прикончит, если вы откажетесь?… Найдется верный человек. Не беспокойтесь. Запомните: выход у вас, как у меня, только один. Жить вы будете, выстрелив в мое сердце вот из этого «вальтера», из старого моего «несчастья».

65

Смотрите, как наблюдает за нами Понятьев! Понять пытается, что у нас тут за странное партсобрание. Скотникову, вашу мачеху половую, кажется, узнал. Сохранилась. Твой сынуля замочил ее… Не удивляется… Он от вас и не того еще может ожидать. И ведь прав он, хоть и сам злодей первоотменный.

Когда я нашел вашего старика после того, как благодаря опять-таки случайности он попал на этап, а не в камеру смертников, он, узнав меня, умолял его прикончить. Слезы текли из его выцветших глаз, и я понимал их немую мольбу. Но я сказал ему:

– Нет, Понятьев! Раз ты ускользнул чудом из моих лап, значит, суждено тебе жить в таком виде. Живи. Ответь мне, говорю, если бы заново вернули тебе жизнь, как бы ты ее прожил? Так же или по-другому?

Сжал зубы, задвигал желваками, давая понять мне, что не только точно так же прожил бы он свою жизнь, но и из меня кишки выпустил бы, попадись я ему на дороге. Правильно, Понятьев? Видите: кивает… Сколько раз проклял он случайность, вырвавшую его из камеры смертников, – не знаю. Сейчас, очевидно, уже не проклинает. Не проклинает? Мотает башкой. Не проклинает. Он рад и такой жизни… Жизнь – есть жизнь! Правильно, бандит? Кивает – правильно. И вы, принимая решение, не забывайте этого, гражданин Гуров… Понятьев! А ты не хитришь ли, не притворяешься ли довольным и внутренне кипучим, чтобы спровоцировать меня, чтобы, вроде бы лишая тебя радости, освободил я тебя от наказания судьбы? А?

Нет, не хитрит. Он нам всем еще даст дрозда. Африку завоюет. Нефть Ближнего Востока приберет к рукам. Израиль сотрет с лица земли. В Европе – старой шлюхе – наведет порядок. За Китай возьмется. Поделит сферы влияния с США, изолировав Новый Свет от Старого, занавес железный навечно установив между ними, а Южная Америка сама пойдет в лапы коммунистов. Дура она. Ну а после раздела мира доконаем потихоньку США и Канаду, деморализованных неуклонной сдачей всех позиций в Европе, Азии и соседней Южной Америке…

Правильно я понимаю твои наметки, Понятьев?… Кивает. Правильно понимаю. Зовет нас взглядом к экрану, чтобы убедились мы, увидев и услышав выступающих представителей компартий капстран, в его геополитической правоте… Кивает. Сейчас заплачет!… Смотрите!… Корвалана увидел. Вытрите, гражданин Гуров, слезы на щеках папеньки. Противно?… Тогда я вытру. Мне жалко его. Вернее, мне жалко не его, с его деревянными мыслями, а теплящийся в нем огонек жизни, не имеющий к мыслям никакого отношения… Во! Дает мне понять, что я махровый мракобес, субъективный идеалист и мелкий религиозный мистик… Ладно. Пусть смотрит «Время». Потом кормить его будут. Силен, батя?… Силен!… Живуч?… Живуч!… Вы – в него. Бромом и разной дрянью врачи в пансионате пичкают вашего папашку. Восемьдесят четыре года, а ревет иногда по ночам: бабу хочет… Но нет ему по моему приказанию бабы… Нету!

Когда я, приехав из срочной командировки, узнал, что Понятьев отправлен на этап, я истерически расхохотался. Не нервничал, однако, ибо понял, что существует какая-то система случайного ускользания от меня моих главных врагов, и согласился с ее неведомым мне смыслом.

Через час уже летел на Колыму. Вы понимаете, что заинтересуйся кто-нибудь всерьез бредовыми, на первый взгляд, байками про эпизоды киноследствия, в которых Понятьев таскал с Ильичем на первом всероссийском субботнике самшитовое бревно и свихнул вождю ключицу, а потом четвертовал Сталина на Лобном месте, и пошли бы нежелательные слухи, узнал бы о них Сталин и… Представлять, что тогда будет, мне не хотелось…