Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793-1914) - Даниэль Бовуа

Общая тональность данного отчета указывает на то, что земельная собственность продолжала оставаться основной ставкой в польско-русской игре и вызывала сильные эмоции среди царских чиновников, хотя польское преимущество было тогда незначительным.

Подобная тревога звучит в отчете волынского губернатора за 1911 г. Русские, писал он, не до конца понимают свою миссию в этих землях; покупка земли для них зачастую лишь прибыльное дело, а не акт проявления патриотических чувств. Губернатор отмечал случаи, когда российские покупатели сразу же отдавали недорого купленное имение в долгосрочную аренду или под залог. В свою очередь, польские помещики продавали свои земли друг другу, а иногда даже возвращали русским задатки, прибегая к взаимной помощи, чтобы избежать продажи980.

Николай II, читая эту часть отчета, скорее всего, нахмурился – его пометка на полях гласит: «Обратить внимание».

Однако никакое внимание уже не могло усилить позиции русских в земельном вопросе. Это вынуждало местные власти прибегать к фальсификациям. Когда в 1909 г. П.А. Столыпин начал новую перепись польских землевладельцев и земель, которыми они владели, чтобы подготовить проект о представительстве польского дворянства в земствах (в юго-западных губерниях земства собирались ввести с 1911 г.). Данные, которые легли в основу подготовленной справки, как подчеркивает В. Вакар, были умело занижены с целью показать преобладание русского землевладения. Согласно этим сведениям, оставалось всего 1499 польских помещиков, которым принадлежало 2 306 тыс. десятин! Досадно, что с тех пор историки повторяют эти цифры, тогда как мы убедились, что по состоянию на 1914 г. польские владения доходили еще до 3 млн десятин981.

В рамках этого исследования показаны значение и масштаб борьбы за землю на Правобережной Украине и шире – на всем пространстве западных губерний Российской империи – между польскими помещиками и царскими властями. Наш анализ иначе представляет ставку в этой игре, чем это сделано в патриотически и национально окрашенных исследованиях польской и российской историографий982. Основной заботой польских помещиков Украины было сохранение своей земельной собственности и существовавшего образа жизни. Обладание землей, символом силы и мощи, превратилось, как уже не раз было показано, в своего рода навязчивую идею, крепко засевшую в польских головах. С другой стороны, эта идея не давала спокойно спать и царским чиновникам.

Сколь странным это ни покажется, но даже в 1913 г., в канун начала Первой мировой войны, реакционная русская пресса продолжала упрямо писать о необходимости русификации западных губерний983. Несмотря на неопровержимые «достижения», репрессивная царская машина доказала, что не способна достичь задуманного еще за полвека до этого. Как ни парадоксально, но русское дворянство получило в результате борьбы за землю с поляками меньше, чем потеряло в Центральной России в результате происходившего социально-экономического процесса распада дворянского землевладения. Имения русских помещиков сократились в среднем по империи с 87 200 тыс. десятин в 1862 г. до 41 100 тыс. в 1914 г., т.е. на 58,9 %. Польские помещики Украины, несмотря на преследования, юридические и политические ограничения, потеряли в течение того же времени гораздо меньше. В 1861 г. в руках поляков находилось 5/6 местного землевладения, к 1914 г. им удалось сохранить 3/6, т.е. площадь их имений уменьшилась на треть984. В этом сыграла значительную роль неизвестная русскому дворянству, приобретавшему имения на Украине главным образом по экономическим соображениям, привязанность к земле, столь характерная для польских помещиков, отождествлявших ее с родиной, патриотизмом и патриархальными традициями. Создание же нескольких огромных латифундий бывшими украинскими крестьянами, такими как Терещенко и Ханенко, основавшими настоящие династии сахарозаводчиков, не привело к ослаблению позиций польских и русских помещиков. На 1 января 1914 г. задолженность в этих землях была значительно выше, чем где-либо в империи (за исключением южных степей): 69,8 % польских и русских имений находилось в залоге985, но в других губерниях долги достигали 50 %, поэтому не было оснований именно здесь пророчить близкий крах борющимся между собой русским и польским землевладельцам.

Русско-польский антагонизм не носил исключительно помещичий характер. В последних главах этой части мы еще обратимся в этой связи к теме политики, образования и религии. Теперь время перейти к другой теме, которая даст нам понимание того, что русско-польский конфликт, несмотря на все свое политическое и национальное значение, был бурей в стакане воды по сравнению с настоящей драмой раздавленного бедностью украинского народа. Кроме того, настало время показать, каким образом украинско-польская борьба воспринималась российской властью.

Глава 2

ПОЛЬСКО-УКРАИНСКИЙ АНТАГОНИЗМ В ЗЕМЕЛЬНОМ ВОПРОСЕ

Аграрный вопрос принадлежит к проблемам социально-экономической истории, наиболее исследованным еще марксистской историографией России, Польши и Украины. Польская историография главным образом была сосредоточена на изучении крестьянства Царства Польского, Галиции и Великого Княжества Познанского, полностью обделяя вниманием Правобережную Украину. Правобережной Украине в интересующий нас период посвящено отдельное исследование Д.П. Пойды, содержащее ценные примеры. Однако невозможно со всей серьезностью относиться к применяемой им методологии, типичной для советской историографии тех лет и сводящейся к механистическому подсчету количества крестьянских волнений ради единственной цели – показать «героизм» крестьянского движения, которое в конечном счете привело согласно «логике истории» к утверждению большевистской власти в 1917 г. Подобный подход не предполагал изучения национальных или этнических конфликтов. Пойда не рассматривает вопрос национального сознания украинского крестьянства и не различает польских и русских помещиков, а о евреях вообще не вспоминает. Как ни странно, подобный подход нашел последователей среди некоторых американских историков. Приводимая Робертом Эдельманом статистика волнений лишена какой-либо национальной и культурной характеристики. Подобный схематический подход сводит все к манихейской борьбе крестьянского класса против класса землевладельцев. Именно поэтому данную тему необходимо показать с разных сторон, обращаясь непосредственно к источникам. Было бы ошибочным считать, что аграрная тематика, столь тенденциозно освещенная марксистской историографией, себя исчерпала. Она требует пересмотра и анализа под иным углом зрения, поскольку является центральной для понимания истории Центральной и Восточной Европы, а также постоянно изменявшейся политики централизации, проводившейся в Российской империи.

Между отрицанием и покровительством

Мы уже видели, насколько конфликтными в период крепостничества были трехсторонние отношения между украинцами, поляками и русскими986. Напомним, что мечты о свободе закрепощенного в XVI – XVII вв. польскими или полонизированными помещиками украинского крестьянства ассоциировались с вольницей запорожских казаков, восстанием Б. Хмельницкого и Уманской резней 1768 г. При этом польское доминирование приводило к увековечению социального бесправия крестьянства987. Правда, в XIX в. некоторые польские писатели, как, например, С. Гощинский или Ю. Крашевский, действительно сочувственно относились к этому народу, говорящему на другом языке и исповедовавшему другую религию. В то же время внешне спокойное течение патриархальной сельской жизни, при котором польские помещики ради успокоения совести изредка расщедривались на акты благотворительности, было нарушено после разделов Польши в конце XVIII в., когда российские власти, о чем уже шла речь в предыдущей части, спровоцировали ухудшение отношений между украинскими крестьянами и польскими помещиками. Несколько десятков лет до отмены крепостного права были отмечены обострением польско-украинских отношений, связанным с постоянным ухудшением материальных условий украинского крестьянства, незаконностью телесных наказаний и жестоким отношением к крепостным. Царские власти быстро поняли, что могут использовать усиливавшийся антагонизм в собственных целях. Несмотря на то что русские помещики были не меньшими крепостниками, чем польские, на Украине власти стали выступать как защитники простого народа. После Польского восстания 1831 г. российские власти приступили к укреплению своих позиций, этот процесс продолжался до начала XX в. Украинский народ был официально признан ветвью русского народа, а потому заслуживал со стороны государства большего внимания, опеки и мер по улучшению его положения, чем русские крепостные в самой России. Введенные в 1847 г. «Инвентарные правила» четко определяли рамки польского господства над украинскими крепостными. В них также была предпринята попытка зафиксировать обязательный минимум крестьянских наделов. Цель этого указа очевидна – защитить украинское крестьянство. Однако, с другой стороны, он привел к тому, что польские землевладельцы, проводя дополнительное межевание, уменьшили площадь крестьянских участков, исказив суть изначального замысла. Впрочем, власти не могли его реализовать полностью, так как опасались, что либеральные меры придется распространить на всю империю. При этом на протяжении 30 лет, с 1831 по 1861 г., царская полиция и армия оказывали помощь польским землевладельцам при подавлении крестьянских волнений.