07-Требуется чудо (Сборник) - Сергей Абрамов

— Жжется, — удивленно сказала Зойка.

Свен только плечами пожал: мол, всяко бывает.

— Это тоже чье-то желание? — спросила Зойка.

— Наверно.

— А почему оно не исполняется?

Буковки, как гномы, шуршали в траве.

— Не знаю. Такое, значит, желание.

— Я хочу, чтобы Наташа вернулась к маме.

— Какая Наташа? Кто мама? Помилуйте, Зоя, это же не ваше желание…

— Нет, пусть вернется, — упрямо настаивала Зойка.

Свен тяжко вздохнул:

— Считайте, что вернулась.

Змей резко затормозил, пошел на посадку. Зойка не видела, где он сел, но зато увидела вдалеке среди деревьев девочку, которая легко бежала куда-то.

— Это Наташа? — строго спросила Зойка.

— Наташа, Наташа, — успокоил Свен. — Кто ж еще?..

— Так-то лучше. А то одни сопли: вернись, вернись…

— Вы вмешались в чужую фазу, — укорил ее Свен. — Так нельзя.

— Можно! — утвердила Зойка. — Эта мамаша-дура, может, и хотеть уже перестала, а я ей помогла. Просто так. Разве неправильно? Разве я плохо поступила?

— Не знаю. Желание суверенно…

— Это у вас в Краснококшайске оно суверенно, а у нас — все вокруг колхозное, все вокруг мое. Буду вмешиваться!

Она глянула на реку. Там буйствовало штук двадцать голых духов, но не вместе буйствовало, а поврозь, по компаниям. Баня, как трамвай, оказалась резиновой, вместив в себя всех желающих попариться на пленэре, а таковых в Зойкином отеле оказалось немало. Странно, конечно, что способ релаксации они выбрали одинаково незамысловатый, тут даже Зойкины Канары гляделись вершиной фантазии, но в чужой монастырь, как известно…

— Хотите вмешаться? — спросил Свен.

Зойка призадумалась. Заменить им реку на море? Водку «Столичную» на водку «Смирновскую»? Превратить всех мужиков в Шварценеггеров? Зачем? Они хотят того, что хотят, что знают, что проверено. Да и так ли уж сильно Зойкины представления о здоровом отдыхе отличны от их? Только что с наклейкой «made in…».

— Я же говорила, Свен, не стоит с нами вязаться. Мы люди простые, бесхитростные, мы и хотеть толком не умеем… — ерничала, а ведь обидно было. И за себя — такую безжеланную, и за этих банных юродивых, и за неведомую мамашу, которая не смогла дожелать… — Погодите секунду, я ногу ополосну.

Отвыкла босиком ходить, порезала ступню о какую-то подлую травинку. Сбежала к реке, окунула ногу в такую прозрачную, в такую уютную воду и… вскрикнула. Ранку обожгло, будто опустили ее не в чистую аш два о, а в крепкий раствор йода, например.

— Что стряслось? — крикнул Свен.

— Сейчас, сейчас… — Зойка нагнулась, зачерпнула ладошкой воду, принюхалась: отчетливо несло спиртом.

Бред какой, восхитилась Зойка и осторожно лизнула ладонь. Анализов не требовалось: что-что, а уж водку-то Зойка в чем угодно узнает, даже в речных берегах.

— Свен, — позвала Зойка, — подойдите-ка… Тут какой-то кретин воду в водку превратил.

Свен даже не сдвинулся.

— Его право, — только и сказал.

— А рыба как же?

— А никак. Он пожелал реку без рыбы, иначе бы она сейчас — кверху брюхом…

— Закуска ему, значит, не требуется, — констатировала Зойка. — А вы говорите: мы хотеть не умеем!

— Это не я говорю. Это вы говорите.

— Ошибочка вышла. Желаний — невпроворот. Не удивлюсь, если этот алкаш еще и поллитровку в речку опустил — чтоб охладилась… Как там у вас с галактическими стандартами? Тянем? Или уже переплюнули? Небось у вас в Краснококшайске никто не допер реки водярой заполнять. Слабо?

— У нас нет водки, — сказал Свен.

Ему было явно не по себе.

А Зойка расходилась и совсем уже разошлась:

— Тем более! Нуль-транспортируетесь куда ни попадя, а водку не изобрели! Мозгов не хватило? А мы, Свен, мы рождены, чтоб сказку сделать былью. Вот она — сказочка! И все, Свенчик, с вашей подмогой, спасибо вам, Свенчик, не забудем никогда.

— Зачем вы так, Зоя… — Свен выглядел чистым преступником, будто это он водочную реку возжелал. — У нас тоже дураков хватает.

— Вы с ними боретесь, да? Или жалеете: чего с дурака взять? А мы их лелеем и холим, Свен. Мы, Свен, обвешиваем их медалями и обшиваем лампасами. Мы живем в большой стране дураков, Свен, а вы нам хотите поле чудес всучить. Зря! Прежде чем на Землю транспортироваться, вы б лучше с местным фольклором познакомились, тогда бы знали, чем это поле у нас засеют… Ладно, все — в кайф: хоть ранку продезинфицировала. Дальше куда?

— Куда хотите.

— Что в том доме? Вот в том, в помещичьем…

— Не знаю. Живут, наверно… Можно пойти посмотреть.

— Идти далеко. — Зойке больше ничего не хотелось. Зойке хотелось домой в Марьину рощу. И чтоб без Свена.

А он посмотрел удивленно:

— Только пожелайте, и вы — там. Сразу. Забыли?.. Вы совсем не умеете желать, Зоя, вы правы, я поражен. Запомните, наконец: любое осознанное желание здесь исполняется. Шагните…

Отступить? Шагнуть в Марьину рощу? Не-ет, стыдно! Если уж позор, так до конца, тем более что неизвестно: а вдруг позора больше не будет, вдруг все грядущие фазы окажутся толковыми и лестными для земной фантазии?..

— Шагаем, Свен.

Она подхватила Свена под локоток, нацелилась на далекий дом и шагнула. И оказалась посреди буквально-таки Колонного зала, только без привычных сцены и кресел. Атак — одно в одном: и колонны, и мрамор, и люстры, и белые шторы гармошкой. Ну, может, просторы чуть поменее… И во всю длину означенного зала тянулся стол, уставленный, пардон, жратвой. Все как в лучших домах: икра черная и красная, ветчина баночная югославская, крабы тихоокеанские, горбуша малосольная, семга нежнейшая розовая экспортная, балычок лоснящийся пергаментный, селедочка в винном соусе, сыр голландский, швейцарский, российский, колбасный, пирожки с мясом, с ливером, с капустой, с рыбой, с яйцами, с яблоками, с творогом, с вишней, сосиски вареные, шпикачки, жаренные в масле, картофель «фри» и картошка печеная с укропом и в сметане, кстати — и сметана в банках, и оливки в банках, и помидоры в банках и свежие, и огурчики свежие, малосольные и соленые, и кинза, и тархун, и фрукты местные и заморские, и… Все! Надоело описывать! Кто что хочет, пусть то и представит на этом раздолье холодных закусок и сладостей. Но — не выходя за пределы знакомого в родном отечестве ассортимента, ибо, отметила глазастая Зойка, никаких там авокадо либо папайи не наблюдалось.

Людей в зале не было. Но над всем этим великолепием порхали обеденные плоские тарелки, но не сами порхали, а их придерживали руки — мужские и женские, а другие руки, мужские и женские, цепко держали вилки и ложки и накладывали, наваливали на тарелки богатые харчи. Но вот вам сюр: руки жили сами по себе, без тел. Такая получилась жутковатая картиночка, вроде бы эпизод из фильма про привидения, да только руки были вполне реальными молодыми и старыми, волосатыми и загорелыми, с наманикюренными ноготками это женские, с пожелтевшими от никотина крепкими ногтями — это мужские. Руки иногда жали друг друга — здоровались, иногда нежнейшим образом поглаживали одна другую — любились, а иной раз и перепадало руками по рукам. Наполнив тарелку, руки уносили ее в сторону от стола, и там она исчезала в темноватом — несмотря на огнедышащие люстры — воздухе, исчезала, подчеркнем, вместе с руками.