07-Требуется чудо (Сборник) - Сергей Абрамов

Что это было? Сон? Сеанс телепатии?..

Она увидела Свена, он стоял у дверей и манил ее за собой. Она встала, как сомнамбула, пошла к нему, пошла за ним, пошла рядом, а он взял ее за руку, вел по коридору, вел по лестнице, вел по холлу, в котором толпились непоселенные несчастливцы и поселенные счастливцы, и дневные дешевые шлюхи, и бдительные мусора, и пронырливая фарца сновала туда-сюда, и девицы в регистратуре устали выписывать квитанции, устали долдонить, что мест нет, нет, нет и никогда не было, и никогда не будет, и другой, не вчерашний швейцар, тоже гнида и бывший вертухай, а теперь стукач—на—полставки, караулил стеклянные двери с фотоэлементом, чтоб, значит, враг не прошел, а друзей нам и задаром не надо, и все это варево, месиво, крошево кипело, бурлило, любило, стонало, просило, унижалось, любило, материлось, угрожало, соглашалось, любило—не—любило—любило, рождалось, жило, умирало.

И все замерло, когда возникли Свен и Зойка. И все посмотрело на Свена и Зойку, и все подалось к ним, и все вдруг-вдруг-вдруг обступило, сдавило, задышало перегаром, чесноком, духами, чуингамом, зубной пастой, лосьоном, дезодорантом, потом, а еще ветром дохнуло на Свена и Зойку, солью морской полезной, и белый парус закачался на дальней стене холла, где он всегда наличествовал, но не думал качаться, потому что сложен был из крашеных мертвых стеклышек.

— Что хотите, то купите! — закричал Свен.

— «Да» и «нет» не говорите! — закричал Свен.

Или не Свен закричал, кто-то другой закричал, но все поверили крику, рванулись в сторону, потому что покупать желаемое следовало каждому в своем месте. И сразу стало свободно и тихо, никого кругом не было, никто не давил на психику, даже Свен, тактичный инопланетянин, на время исчез, чтоб Зойка могла перевести дух. И Зойка перевела дух с большим удовольствием, как вдруг…

Опять «вдруг»! Ну просто затертый штампованный пятачок, который и в руки-то взять отвратно!.. Может, и отвратно, а как не взять? Как, например, в метро пройти? В автобусе прокатиться? Бублик купить?..

…как вдруг увидела, что никакого отеля больше нет.

Как вдруг увидела, что парус закачался на стене, которой не было, а вместо оной образовалось настоящее небо и настоящее море, и парус тоже был настоящим, не белым, как в отеле, а в желто-красную полосочку, и присобачен он был к мачте на длинной доске, и нес означенную доску прямо на Зойку. Впереди доски спешила волна, шустрила к берегу, с шорохом, шуршанием и шебуршением вышвырнулась на пешок, то есть на песок, обдав Зойку теплыми сладкими брызгами. И доска тут же пришвартовалась. С нее сошел бронзовоторсый красавец, похожий на киноактера Арнольда Шварценеггера, весь переплетенный бицепсами, трицепсами и квадрицепсами, двуглавые мышцы у него на теле налезали на трехглавые, а четырехглавые выглядывали из-за пятиглавых и махали руками.

Зойка шепотом сказала: «Ой!» — и сердце ее стремительно скользнуло вниз, вниз, вниз, упало на горячий песок, а Шварценеггер мгновенно подобрал его, сдул прилипшие песчинки, сунул к себе в плавки и спросил на чистом английском:

— Вы поедете на бал?

Стало смеркаться…

Шварценеггер, не дождавшись ответа от остолбеневшей Зойки, ускакал куда-то вместе с ее сердцем. Зойка опомнилась, крикнула вдогонку в сумерки:

— Верни сердце, амбал!

Его вопрос и ее выкрик вполне могли образовать элегантное двустишие.

Зойка села на песок и заплакала. Плакала она минуты две, что именно вызвало бурный поток слез — сама не знала, но плакала вкусно, сладко, с всхлипами и всморками, будто очищала усталый организм от вредных шлаков. Шлаков накопилось много. Доплакав, утерев глаза и нос платочком, решилась осмотреться. Море по-прежнему катило белопенные, как и положено, волны на золотой, как и положено, песок пляжа; доска с полосатым парусом снялась с берега и ушла в автономное плавание; ошую и одесную Зойки торчали подсвеченные изнутри кабинки для переодевания, в которых кто-то все время переодевался, сплетался, расплетался, ввинчивался и растворялся — силуэты в театре теней; вдали, в чернильной синеве жаркой ночи призывными огнями горели бары и дансинги, казино и скейтинг-ринги, офисы и супермаркеты, билдинги с адвертайзингом, пабы, драг-сторы и кары.

Все эти залетные термины легко было перевести на язык родных осин, но зачем? Дело, как поняла Зойка, происходило куда как далеко от родных осин, среди чуждых нам пальм оно происходило, и море было не морем, а оушеном, прибой — серфом, пляж — бичем, а окружающая действительность — Канарскими островами, на коих, как мы помним, Зойка не мечтала провести отпуск.

А вот вам и обломилась! А вот вам и немечта!

Зойка посмотрела направо, посмотрела налево, в кабинках по-прежнему развратничали чьи-то тени, а на самом пляже, то есть на биче, не было ни души. Весь пипл, похоже, свалил на вечерний стриптиз. А мы себе свой устроим, подумала Зойка, скинула мокрые, полные песка туфли, стянула через голову платье и осталась в черных полупрозрачных кружевных трусиках и таком же лифчике. И то и другое вполне подходило для стриптиза, но никак для купания в общественном месте. Но в данном общественном месте в данный час почему-то не мелькнул даже какой-нибудь на худой конец безработный, бомж, бичкомер, столь характерный тип для мира чистогана, а тени в кабинках — не более чем прихотливый светоэффект. Безлюдна была немечта Зойки, Шварценеггер — и тот слинял. А посему Зойка, никого не стесняясь, сбросила интимные детали туалета, завершила-таки стриптиз и голышом вошла в океанскую волну.

Волна повела себя нежно и нагло, скользнула по телу, бегло обшарила, заглянула туда и сюда, обняла, потянула за собой, опрокинула и отпустила, откатившись. Но тут же, не дав очухаться, опять рыча, набросилась на Зойку, уже не осторожничая, лапала ее, крутила, заламывала, загибала салазки — мощна, что твой Шварценеггер! Мокрая с ног до ушей, ошарашенная, счастливая, Зойка вырвалась, выскочила на берег, плюхнулась на песок лицом в ладони. Песок был еще горячим, не успел остыть, от него несло жаром печки, и Зойка всем телом вжималась в него, ловя кайф.

— Вы поедете на бал? — по-русски спросили сверху.

Главное — не пугаться, не визжать, не прикрываться глупо ладошками, в гору мы всех видели! Примерно так подумала Зойка и нарочито медленно подняла голову: над ней маячил искомый безработный, бомж, бичкомер — в ковбоечке, в мятых брючках, в скороходовских сандалетах на босу ногу.

Кто бы, вы думали?

Угадали: Свен.

— Отойдите, пожалуйста, я оденусь, — попросила Зойка.

Одевалась торопясь, походя думала, что надо бы потеплее с инопланетянином, поскольку и океан, и пляж, и жар песка, и даже Шварценеггер на серфере — работа Свена. Как он все это отоварил — вопрос второй. Может, Зойка сидит сейчас в холле на мраморном полу и мирно галлюцинирует вместе в публикой… Зачерпнула песок — он просыпался между пальцами, сухой, колкий, живой. Нет, не похоже на галлюцинацию. А если и она, тогда Свен — гений! И тогда Зойка заставит его на ней жениться и каждый вечер вместо программы «Время» отправлять ее на Канары…