Шустряк - Faster

борделя, который, по его мнению, вот-вот приедет в клин, что, собственно, и было сигналом к началу операции. Я переместился в контейнер, где в первый раз занял имевшийся там топчан, надо сказать, что оделся я при этом в самое отвратительное шмотьё, что имелось у меня в бункере, ведь я тут как никак не первый день сижу, а легенду необходимо поддерживать до конца. Гости пожаловали почти к обеду, а предварительно у бункера остались только охранники из числа работавших на стаб, остальным выдали расчёт, объявив, что больше в их услугах не нуждаются.

В двух машинах сидело по четыре человека, это я увидел, когда они въехали в зону охвата моего дара, первая машина была загружена четырьмя людьми в одинаковом прикиде, смутно напоминавший армейский, и он значительно отличался от того, что был принят в бастионе, да и оружие по виду походило на американскую М16, я её запомнил, поскольку мне несколько раз вместо моего автомата предлагали. Во втором внедорожнике все сидевшие выглядели по-разному, и опознать мне удалось только Шатуна, он и сидел за рулём, из чего я сделал вывод, что в первой машине охрана того самого Голиафа. Оба внедорожника остановились синхронно, предварительно объехав по дуге обломки разрушенной многоэтажки, остановившись в десятке метров от моей ловушки. Почти сразу наушник моей рации начал говорить, об этом я попросил Шатуна, уж очень хотелось понять, что же это за мразь такая и какой у него ко мне интерес.

— Если вы не продемонстрируете мне оплату, дальнейшего разговора у нас с вами не выйдет, — произнес голос Шатуна.

— Вы тоже мне пока предъявили лишь вот эту странную конструкцию, — произнёс незнакомый голос, а я увидел, как одна из зеленоватых фигур махнула рукой в сторону контейнера, — я бы лично хотел взглянуть на того, кто внутри.

Я, отринув от всего, сосредоточил взгляд сути на том, кто только что указывал в мою сторону, ну здравствуй Голиаф, подумал я и принялся разглядывать его ядро. Дар у владельца ядра был сильный и даже очень, редко у кого из тех, что я разглядывал взглядом сути, имелись такие четкие, ярко выделенные сплетения вокруг дара, но дар то один. Хм, это по меньшей мере странно, дар очень раскачан, и человек, имевший такой развитый дар, должен был прожить не один месяц, а то и год в этом мире, но тогда он бы имел и другие дары. Даже у меня, у того, кто начал свой путь с белой жемчужины, как меня уверяют, уже через пару месяцев пришел в Бастион, имея зачатки второго дара, а мой основной не имел такой сильной прокачки, хотя, если подумать, то у него это дар, а у меня была грань дара. Еще мгновенье я ломал голову и тут же получил озарение, да он хиктер, точно-точно, данный господин хиктер, другого объяснения тут нет и быть не может, я тут же вынырнул из призрака, боясь упустить нить диалога.

— Я же вам в письме написал и уже тут объяснил, заперли мы его внутри, сидит, выбраться не может.

— Вы хотите, чтобы я вам поверил на слово?

— Нет, конечно, возьмите фонарь и поглядите в трубу, что сверху торчит, — со странным ехидством произнёс Шатун.

— Вы же говорили, что он через металл сбежать может?

— Не держите меня за дурака, труба всего сорок сантиметров в диаметре, обложена землёй, не может он через нее вылезти, вы что думаете, он вас там голодный дожидается? Мы его кормили, живца давали, чтобы не откинулся до вашего приезда.

— А если бы не приехал?

— Так мы бы его выпустили и сообщили кому он очень понадобился и где его искать тоже бы сказали, нас то он в лицо не видел, а вот заказчика таких мучений он бы явно пожелал найти.

— Вижу вы очень расчетливы Шатун, я много о вас слышал и сейчас убедился в этом лично, но я все же, пожалуй, взгляну.

— Ваше право, это не мешок, а внутри не кот, вот только он там с автоматом, но ребята говорят, что он по началу стрелял, пытаясь что-то сделать, даже пару гранат взорвал, но видимо понял, что не выйдет и не сможет уйти. Когда кормили ни разу не стрелял, а вот веревку, которой парашу доставали, дважды вырывал, даже не знаю, чего он хотел добиться, — я подумал, что Шатун явно вошёл во вкус и уже переигрывает.

Тот самый с единственным даром отделился, направившись в сторону моего узилища, я убрал рацию, спрятав её под настил топчана, сам же, продолжая лежать, приготовился, ну а что еще делать тому, кто уже больше недели отдыхает в контейнере на пару с парашей. Люк открылся, и я начал щуриться на проникавший из него свет, потом подскочил и начал разоряться в обычной манере, отметив, что морду того, кто склонился над трубой, светя фонарём мне прямо в глаза, я так и не узнал, хотя что-то смутное шевельнулось где-то глубоко в памяти. Перед тем, как крышка люка громко лязгнула, я успел заметить мерзкую, ехидную улыбку смотревшего, мне даже показалось, что он уже начал праздновать свою победу. Человек слез с контейнера и через мгновенье подошел к остальным, я же, не теряя время, опять взял рацию, вставив себе в ухо наушник.

— Голиаф, вы помните основное условие, которое я вам выдвигал, сначала доказательства, а уже потом можете его убить, — расчетливым и ледяным тоном произнёс Шатун, мне даже показалось, что он тоже увидел торжество победителя на лице Голиафа и решил его немного потрясти.

— Я помню про ваше условие и нежную заботу о своей репутации, — произнес подошедший очень лукавой интонацией.

— Тогда как насчёт доказательств, я бы хотел, чтобы ваш ментат подтвердил в присутствии моего ментата договор между вами и Шустряком.

— Не вопрос, где ваш ментат? — спросил Голиаф.

— Я ментат, — услышал я голос, который мне был смутно знаком, характерный такой, но вспомнить того, кому он принадлежал я не смог, но мне было понятно, что говорит тот, кто стоит рядом с шатуном.

Вообще, после того, как Голиаф подошел к стоявшим и остановился, так чтобы Шатун и стоявший с ним рядом ментат оказались между ним и теми, кто вышел из машины, я уже предвидел развязку сложившейся ситуации, а когда последний из четверки ненавязчиво подошел к Голиафу, все стало еще очевиднее. У меня даже не закрадывалась мысль о том, что Шатун не видит смену диспозиции Голиафа и его ментата, что ставят их на линию огня