Особый контроль (сборник) - Сергей Андреев

— Что-то мне холодно. Я прикрою форточку. Прости, Микола, я через тебя перелезу.

“Квази-рези-мези… Пылесос истории… При чем тут пылесос истории? Дурень я. Пьяный дурень. Жора начал что-то говорить, а я его нахально перебил, полез со своим “писсуаром истории”… Пивко с “Наполеоном”… Дурень. Голова болит. Это не от выпитого. От волнения. От выпитого у меня уже никогда не болит голова…

Квази-рези-мези…”

— Я тебя не разбудила?

Будильник зазвонил, как всегда, в семь часов. Лариса встала, привычно поцеловала мужа и побежала будить и собирать в детсад Юрасика. Микола долго притворялся спящим. И когда Лариса спросила, когда ему нужно на работу, не опоздает ли, сонно отмахнулся:

— Не волнуйся… Все в порядке… Я не опоздаю…

— Не забудь покормить отца, когда проснется.

— Хорошо, — прохрипел он. Замер, ожидая, когда хлопнет дверь за Ларисой. Сразу же вскочил с кровати, бросился к телефону. Попросил товарища передать, чтобы в театре его сегодня не ждали. Температура тридцать девять, и вообще он едва живой… Заглянул в комнату отца. Тот спал, тяжело дыша во сне.

Микола посмотрел на часы. Половина восьмого. До двух часов дня нечего и думать о спиртном, даже по знакомству не купишь. Но ждать шесть с половиной часов — это же невыносимо. Это пытка.

Бежать к кому-то из друзей за бутылкой — дикость. Что о нем могут подумать? Оставалось одно, однако тоже дикое и позорное, по крайней мере если быть откровенным с самим собой. Одеколон “Жасмин”… На полочке в ванной комнате стоял полный флакон. Микола никогда еще не пил одеколон, хотя и видел, как это делают другие, когда изучал жизнь и “собирал материал для книги”. Это всегда вызывало отвращение. Но успокаивала мысль, что, пожалуй, и не придется пить. Может оказаться, что достаточно вылить “продукт” в чудодейственный стаканчик, а потом его опорожнить. Именно так и должно произойти. Ведь какая разница, куда из этого стаканчика выливается — в рот или в раковину?

Извлек из кармана блестящий кружок складного стаканчика и, взяв из ванной “Жасмин”, Микола закрылся на кухне.

Руки предательски дрожали. Наверно, от волнения. Только от волнения. Отвинтил пробку. Понюхал. Сморщился. Расправил стаканчик и нацедил в него сто граммов “Жасмина”. Спохватился — ведь шкатулка должна стоять рядом. Для чистоты эксперимента. Сбегал, принес и открыл.

Вылил одеколон из стаканчика в большую кружку.

Посмотрел в шкатулку — никаких изменений. Как же так? Чуть не заплакал. А вчера… Как в сказке… Однако вчера был “Наполеон”. И вчера он его пил, а ни в какую кружку не переливал. “Интересно, а если действительно выпить, не хватит кондрашка? Люди-то пьют? Точнее, забулдыги. И не дохнут, как мухи… Да простит мне Бог… Одеколон крепче “Наполеона”. Это же почти чистый спирт…”

Микола вновь перелил одеколон из кружки в стаканчик. Зажмурился и выпил. Выступили слезы. Одеколон ожег горло. Перехватило дыхание от запаха.

В шкатулке, поверх денег, лежал новенький металлический полтинник.

“Господи! Стаканчик, значит, действует! С одеколоном тоже действует. Значит, будет и на водке. И на вине? Господи! Но почему лишь полтинник? Почти чистый спирт. Крепче “Наполеона”. И только полтинник”.

Сквозь толстое стекло Микола увидел искаженную строчку — Цена 1 р. 10 к. Флакон наполовину пуст. Наверное, только этим можно объяснить скупердяйство стаканчика. Чтобы проверить свою догадку, Микола и вылил в него остатки одеколона. Терять было нечего. Флакон швырнул в открытую форточку, услышал, как он звякнул об асфальт и разбился. Воодушевившись, торжественно поднял стаканчик и выпил.

В шкатулке звякнул еще один полтинник.

— Все точно! Как в аптеке.

Одеколон ударил в голову, по телу разлилась приятная нега.

— Жасмин — красивое словцо, не познанное мною прежде. Свидание в саду… Прощанья отметем — оставим только встреч”и. И с Пылесосом, точно с Помпиду… Ха-ха-ха…

Одним словом, день начался фантастически удачно. Обнадеживающий эксперимент следовало продолжить, во всем точно удостовериться, все по-научному исследовать, чтобы в будущем не нарваться на какое-нибудь случайное недоразумение. Из-под подкладки Микола достал “подкожную” десятку и начал одеваться, но тут же вспомнил, что до двух часов эксперимент не удастся продолжить. Руки бессильно опустились. А “Жасмин” будоражил кровь, призывал на подвиги.

Тщательно вымыл несколько раз стаканчик с мылом под горячей водой. “Чтоб и духу не было. Отныне если пить, то самое дорогое! А это — в первый и последний раз!” Отнес шкатулку с деньгами на место. Опять лег и старался успокоиться. Но тщетно.

— Жизнь новая нам открывает двери, жизнь новая на подвиги зовет, рукою физика душа виолончели вселилась в тело грешное мое. Я был никто, и мал, и неказист, но стать великим возжелал, и Справедливость Высшая — ее величество — мне благосклонно улыбнулась. Я чувствую дыхание и взгляд ее, я чувствую — поток несет меня, и на пути своем смету я все преграды. Вперед, актер, заманчивых волшебных сцен!.. — декламировал вслух.

Микола подскочил с дивана, понимая, что дольше лежать не сможет. Радость “открытия” его распирала. Да и “Жасмин” не ленился в глубинах его гениальных извилин.

“Нужно действовать. Нельзя терять ни часа. И в жизни время нельзя терять. А время как вода. Течет и не вернется никогда. Мы ж тратим понапрасну секунды, минуты, часы, и месяцы и годы… Необходимо создать запас финансов и тогда… Тогда лишь и начнется кругооборот воды в природе! Пылесос истории! А деньги нужны для почина… И чтоб Лариска не узнала… Вот… Отцовский золотой брегет… ценой не менее трехсот…”

Он нашел часы сразу, хотя тот и был запрятан на самом дне картонной коробки вместе с Ларисиными украшениями-драгоценностями. Исчезновение часов, Микола был уверен, внимания не привлечет. Отец, пожалуй, вообще забыл о них. Он уже совсем беспамятный. А Лариска три года назад хотела снести этот брегет в ломбард, когда с деньгами было туго. Но тогда как-то выкрутились.

“Если Лариска хватится, то скажу, что отдал знакомому мастеру почистить механизм”.

Настроение было прекрасным. Хотелось действовать. Хотелось жить и побеждать. Все тело налилось до сих пор неведомой энергией.

Путь до скупочного пункта показался бесконечным. В переполненном трамвае было тесно и очень неудобно, к тому же то и дело ловил на себе удивленные и осуждающие взгляды. Впервые в жизни Миколу подвела его бородка-борода. Будь он тщательно выбрит, то запах “Жасмина” от мужчины не вызывал бы удивления. Но… бритым его назвать невозможно. Как назло — духота.