Постчеловек: глоссарий - Рози Брайдотти

родства в текстах Донны Харауэй и, в частности, в книге «Оставаясь со смутой: заводить сородичей в Хтулуцене» (Haraway, 2016; Харауэй, 2020). Донна Харауэй характеризует родство как не-генеалогический способ отношений, основанный на способности-к-ответу и становлении-друг-с-другом, выходящий за пределы Антропоса и гуманистических представлений о реляционности. Я начну с краткого описания контекста исследований родства, того, как он был оспорен с различных феминистских точек зрения, а затем, на этом фоне, рассмотрю работу Харауэй.

Структуры родства были объектом исследования в первую очередь в антропологии, в дисциплине, которая, по словам Сары Франклин и Хелены Рагоне (Franklin and Ragone, 1998), сложилась в атмосфере одержимости родством, продолжением рода и наследованием. Классическая антропология не только исследовала родство по большей части в так называемых примитивных обществах[120], чтобы получить ответ на вопрос о том, как они функционируют без четкого регулятивного аппарата государства, но также определяла родство как в первую очередь генеалогический феномен, основанный на наследовании (Carsten, 2008). Более того, родство было натурализовано в том смысле, что оно рассматривалось как продукт природы – позиция, которая в середине XX в. подверглась резкой критике со стороны так называемой культуралистской школы исследований родства (Ibid.). Такие ученые, как Дэвид Шнайдер (Schneider, 1968; 1984), утверждали, что родство изначально опирается на общие смыслы и символы, и критиковали западных исследователей за предположение, что структуры родства строятся в первую очередь на репродуктивных отношениях между полами.

1970-е и 1980-е годы стали свидетелями возникновения так называемой феминистской антропологии, одновременно усилился акцент на денатурализации понятия родства через критику его базовых предпосылок: гендера, репродукции и властных иерархий[121]. Мощный импульс к критическому исследованию природо-культурного разделения в отношении производства родственных связей исходил от работ таких авторов, как Сара Франклин (Franklin, 1997; 2001; 2013), Мэрилин Стрэтерн (Strathern, 1992a; 1992b), Генриетта Мур (Moore, 1986; 1988; 1994) и Джанет Карстен (Carsten, 2004). Эти ученые утверждают, что с развитием био- и репродуктивных технологий, а также с появлением новых форм семьи, которые становятся все более заметными (например, ЛГБТ-семьи или недавно появившиеся семьи с тремя родителями, образованные путем ЭКО, объединяющего митохондрии донора с ДНК двух других родителей[122]), ключевые вопросы родства (что́ именно образует биологическую связь и каково ее значение при формировании родственных отношений) постоянно пересматриваются, не в последнюю очередь по причине технологического опосредования. Эти современные разработки вновь оживили исследования родства и придали импульс не только критике присущих этой области антропоцентризма и гуманизма, но и исследованию межвидовых и постчеловеческих родственных отношений[123].

Большая часть вышеупомянутых исследований примыкает к творческому переосмыслению родства, предпринятому Донной Харауэй через конструирование ее собственного квир/гибридного/антиэдипального и постпатриархального семейства материально-семиотических фигураций (Haraway, 2004). Начав с фигуры киборга в 1980-х, она затем объявила о своем родстве с OncoMouse™, генетически модифицированной мышью с внедренным геном, повышающим ее восприимчивость к раку. Харауэй также породнилась с плутонием-239, делящимся изотопом, которой создается в ядерных реакторах и используется для производства ядерного оружия. Эта социальная связь постулируется не в соответствии с классической линией общественного договора, основанной на патриархальном обмене женщинами в гетеросексуальном браке и семейном устройстве, а скорее, на разделении с этими постприродными тварями чувства агентности и тесных материальных взаимосвязей через сложные общие истории (Haraway, 1997). Харауэй написала две новаторские книги о видах-компаньонах (Haraway, 2003; 2008), где она выдвигает на первый план значительную инаковость как продуктивное отношение, которое все больше размывает бинарные оппозиции человек/не-человек, органическое/технологическое, природа/культура, показывая, каким образом разные виды со-учреждают друг друга, пребывая во множестве взаимосвязей.

Работы Харауэй о заведении сородичей (или «породнении») опираются на феминистские исследования науки и техники, феминистские интерпретации биологии, научную фантастику, научные фабуляции и исследования коренных народов (Haraway, 2016; Харауэй, 2020). Оставаясь верной своей политике осторожного и ответственного мирения, Харауэй стремится апроприировать род и родство как негенеалогическую технологию становления-с (becoming-with) и наделения друг друга способностями вне зависимости от наследования и генетической родословной. Для Харауэй родство – это вопрос создания персон (не обязательно индивидов или людей), способных жить и умирать в «плотном присутствии». Иными словами, она подчеркивает практику реляционности, которая не ограничивается Антропосом и сосредоточена на пребывании вблизи странности, тем самым открывая территорию для частичного восстановления и «продолжения жизни вместе» (Ibid.; Там же: 28).

Такое родство, утверждает Харауэй, создается не аутопоэтически, а симхтонически и симпоэтически, без трансцендентальной веры или (потенциально настолько же трансцендентальных) цинизма и безразличия. Родство не лишено травм (вспомним болезненные истории одомашнивания, колонизации, империализма, рабства и других форм эксплуатации) и при этом не полностью открыто – оно включает некоторых и исключает остальных и поэтому должно формироваться со вниманием к сложным историческим связям и ситуированности, противиться искушению слишком упрощенных обобщений как в направлении общей человечности, так и в направлении многовидовых коллективов.

Позицию Харауэй наиболее ярко отраженную, пожалуй, в лозунге «Заводите сородичей, а не детей!», следует рассматривать не как декларацию в поддержку свободы репродуктивного выбора, а скорее как ненаталистский, антикапиталистический, антиантропоцентрический этический призыв к созданию устойчивых форм жизни. Опираясь на аборигенное мышление, в котором возможно немоногамное межвидовое родство как способ заявить права друг на друга (см., например, TallBear, 2011; 2013; 2016), Харауэй призывает к изобретению новых способов умножения иных, не-натальных отношений родства и одновременной борьбе с колонизаторской, расистской, ксенофобской и женоненавистнической государственной политикой регулирования рождаемости. По ее словам, сопротивление Антропосу и Капиталу требует родноваторов, которые признают, что «дети должны быть редки, лелеемы и бесценны, а родство – изобильно, внезапно, долговечно и бесконечно ценно» (Haraway, 2016; Харауэй, 2020: 270).

См. также: Антропоцен; Капиталоцен и хтулуцен; Анимизм; Феминистическая постгуманитаристика; Природокультуры; Симбиогенез.

Года Клумбите

(Перевод Глеба Коломийца)

С

Сенсорные практики

Если бы вам нужно было схематично обрисовать, как датчик загрязнения воздуха взаимодействует с окружающей средой, то выглядело бы это примерно так: воздух, проходящий через химическую мембрану или втягиваемый в оптический датчик, либо вызывает химическую реакцию – в случае с мембраной, либо проходит через инфракрасный луч, и в нем подсчитывается количество частиц – в случае оптического датчика. Эти сенсорные показания вызывают колебания напряжения в электрических сетях, генерируя сигналы, которые, в свою очередь, могут быть преобразованы в цифровую форму и считаны в виде данных о количестве миллионных долей измеряемого загрязняющего вещества. Такой же датчик может использоваться для определенного экологического мониторинга обеспокоенным гражданином, желающим задокументировать потенциально опасные уровни загрязнения, вызываемые промышленностью или дорожным трафиком. Сенсорное устройство – кажущийся дискретным орган или объект,