Мир Дому. Трилогия (СИ) - Шабалов Денис

Понял это и Ставр.

– Ставр – Карбофосу… – комод тридцать первой выходил по командирскому каналу, один на один. Голос у него был сиплый – он, решаясь, отчетливо понимал, на что идет. – Командир… ну в общем… мой косяк – мне исправлять. «Аглень» у меня, милкор по пути заберу, пусть бойцы Одина оставят у печки.

– Сядь на выходе! Наверняка пойдет зачищать! Перегрузи целями! Шесть из милкора один за другим, только потом РПГ! – судорожно зачастил Сотников. Умом он понимал, что именно Ставру исправлять свою ошибку – но вот сердцем… Серега Исаичкин был в обойме с первого дня. Притерлись. Приросли. И шансов, выполнив задание вернуться невредимым, у него практически не оставалось. Не завалить ее в одиночку, тем более – в лоб. И значит – караулить будет до последнего, чтоб она в цех не поперла. И укрыться серебрянкой не сможет…

– Я справлюсь, командир. Ждите.

– …Прорыв горизонта. Предельная концентрация. Ртуть, свинец, сероуглерод, неизвестные соединения. Коэффициент проникновения: ноль‑девять. Внимание…

– Обойма! Укрываемся! – скомандовал Сотников. – Используйте печи по возможности! В печи лезьте!

Ну, вот и все. Теперь каждый сам за себя. Сорвав с головы шлем, он одним движением напялил противогаз, запахнул полы шинели и плащ серебрянки, стянул под горлом завязки. Привычно охлопал себя по животу и бокам, проверяя отсутствие дырок – могла ведь и шальная зайти, в горячке боя не заметишь – и, подмяв полы, упал на металл площадки, чувствуя, как бешено колотится сердце. За круглыми окошками противогаза он видел, как постепенно густеет вокруг серая пелена, застилая видимость и отгораживая от окружающего мира, замыкая в коконе своих мыслей, своего страха. Боец ПСО при всей своей нечеловеческой подготовке – всего лишь человек. Страх и он испытывает. Другое дело, что умеет его подавить… С этим сложностей никогда не возникало – аутогенная[41] подготовка в Академии изрядно поставлена. Закрыв глаза, Серега задышал – равномерно, сосредотачиваясь только на дыхании, за шкирку выкидывая из головы тревогу. Успокоиться; унять пульс; отвлечься, погрузиться в спокойствие и безмятежность. Только так можно переждать прорыв Агент‑альфа – сведя жизнедеятельность к минимуму. Что же это за дрянь такая, что может проникать куда попало?.. Надо выспросить у научников подробности. Они же изучают. Если живы останемся… Спокойствие – безмятежность – сон… Спокойствие – безмятежность – сон… И, уплывая уже куда‑то в пелену отрешенности, он услышал, как на восточной оконечности цеха один за другим захлопали гулкие выстрелы.

Тук. Тук. Тук‑тук…

Серега очнулся сразу, едва стукнуло в первый раз – организм хоть и торчал в ступоре, но какие‑то его системы четко отслеживали окружающее.

Тук…

Не раскрывая глаз – смысл, если снаружи тьма кромешная? – он прислушался… Не машины, точно. Звук был какой‑то робкий, беспомощный. Что‑то скреблось внизу, стуча по металлу – и раз от раза постукивало все сильнее.

Тук. Тук. Тук…

Идентифицировать на слух не получалось – и он, нащупав шлем, щелкнул кнопкой фонаря.

Серый туман почти рассеялся, концентрация уже не опасна – луч пробивал его насквозь, упираясь в потолок, высвечивание лианы труб и кабелей. Сев, Серега осторожно скинул капюшон, стянул противогаз и надел шлем, одновременно включая УПЗО и подбирая лежащий рядом пулемет. Звук шел снизу, из‑под площадки. Перехватив СКАР поудобнее, он поднялся и, осторожно подобравшись к краю, перегнулся через перила, нащупывая стволом источник. Внизу, упершись лбом в выпуклый железный бок печки и обхватив голову ладонями, сидел Ставр.

Как бы ни хотелось поверить в невозможное – ведь выжил!.. смог! – он все же продолжал стоять на месте. Ставр был жив… но его поза уже все объяснила Сереге. Объяснила красноречивее слов.

Комод вдруг выпрямился, запрокидывая голову – и, дернувшись вперед, с гулким стуком ударил лбом в металл. И снова. И опять. Альфа‑агент пожирал его изнутри, и сейчас он был сосредоточен лишь на той жуткой боли, что терзала мозг. Попав под прорыв альфы, человек терял любые способности к разумному мышлению, оставался только инстинкт, базовые функции. Именно инстинкт и привел его сюда умирать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Серега знал свои дальнейшие действия. То, что воспитывал в нем Наставник, чего он так боялся, что гнал от себя, надеясь на могучий русский авось – все же настигло его. Это была его обязанность, командира, и передать ее он никому не мог. Да и кто принял бы?..

Пулемет, грохнув прикладом, сполз на пол. Стрелять в своего товарища из оружия, которым только что убивал врага… это было неправильно. Почему так – он не знал и не мог объяснить. Просто чувствовал. Непослушной, какой‑то ватной рукой Серега выдернул из кобуры пистолет. Весил он, кажется, полтонны. Он держал ствол на цели – но все еще медлил, слыша, как мечутся в голове мысли. Может, обойдется?.. Может, есть какой‑то выход?!..

Ставр, разогнавшись, в очередной раз ударил головой о железо. Закапало. Кровь стекала по его щеке, повисая на подбородке крупными тягучими каплями и, отрываясь, падала на броню. В голубом луче фонаря она была черной. И не было иного выхода. И образцово‑показательного не получилось. И не дождется уже Катерина. И тогда, сжав челюсти до скрипа, Серега, выдохнул, словно ныряя в прорубь с ледяной водой – и вдавил спусковой крючок.

Этот долгий день не закончился одной смертью. Когда, после безуспешных попыток вызвонить Мудрого, Серега выслал людей – они обнаружили Кирюху, лежащего в своем гнезде в глубоком обмороке, и научника, разбившего голову о бетон. Ребенок был завернут в плащ Страшилы. Второго плаща у Артема не было.

Глава 5. ЗОВ ИЗ ПРОШЛОГО

До триста пятнадцатого горизонта поднимались неделю. Эта часть Тайных Троп запомнилась Сереге, пожалуй, больше, чем все предыдущие – не давала заскучать масса отходящих ветвлений, помещений неизвестного назначения, штреков вентиляции, темных коридоров в неизвестность. Если б не Путеводитель, обойма затерялась бы уже на первой сотне шагов. Но каждое ветвление, каждая дыра имела свой индекс, выбитый в бетоне на притолоке – и Путеводитель ориентировался именно на них. Серега, понимая, что где‑то же должна быть подробнейшая схема этого лабиринта, буквально извелся – до жути хотелось узнать, куда же они ведут. О Знайке и вовсе говорить не приходилось – этот лабиринт стал для него самым настоящим испытанием. Особенно интересовали двери, запертые на кодовый замок, навечно застыв в том положении, в каком застала их потеря питания. Что скрывалось за ними?..

Но и открытые помещения тоже порой добавляли интриги. Многие были пусты; другие загромождены различным барахлом – строительным материалом, задубевшими мешками цемента и кирпичом, секциями водопровода и вентиляции, запорной арматурой, барабанами кабеля, вполне сносно еще сохранившимися, ручным инструментом и станками… третьи же и вовсе не лезли ни в какие рамки – в одном из таких они нашли странное сооружение вроде алтаря, деревянный столб, изрезанный неприятного вида знаками с головой то ли козла, то ли барана наверху; другая – большая, просторная, с пластиковыми стульями по стенам и круглым помостом посредине – была сплошь увешана пыльными плакатами с фотографиями музыкантов и групп, и исписана надписями типа «Цой – жив», «Алиса», «Ария», «Кипелов – лучший» и тому подобными. И диссонансом звучала надпись, сделанная на притолоке двери: «Таня – дура! Жизнь – прекрасна!». Похоже, автору не очень везло с женщинами…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

И в одном из помещений – небольшом, забитом под завязку разнообразной деревянной мебелью – нашли следы стоянки: кострище и засаленный до состояния невменяемости спальник. Судя по тому, что кострище выглядело достаточно свежим – его мог оставить после себя пришлый дед. Да и пятна на бетоне, в которых Тундра опознал кровь, тоже вполне указывали на старика. Ночевал ли он здесь или даже жил несколько дней, пережидая и набираясь сил – не ясно. Что было действительно странно – кострище. В паутине категорически запрещен открытый огонь, это всасывалось с молоком матери. И если дед не в курсе запрета… Впрочем, это могло значить что угодно: начиная с того, что община пятидесятого горизонта имеет другие порядки и устои – и заканчивая тем, что дед вообще никогда не жил в Джунглях. И это предположение заставляло нулевой горизонт играть новыми красками…