Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди - Федор Раззаков

«…С одной стороны, вокруг Глазунова сложился круг лиц, который его поддерживает, видя в нем одаренного художника, с другой — его считают абсолютной бездарностью, человеком, возрождающим мещанский вкус в изобразительном искусстве…

Глазунов — человек без достаточно четкой политической позиции. Чаще всего он выступает как русофил, нередко скатываясь к откровенно антисемитским настроениям. Сумбурность его политических взглядов иногда не только настораживает, но и отталкивает. Его дерзкий характер, элементы зазнайства также не способствуют установлению нормальных отношений в творческой среде.

Демонстративное непризнание его Союзом художников углубляет в Глазунове отрицательное и может привести к нежелательным последствиям, если иметь в виду, что представители Запада не только его рекламируют, но и пытаются влиять, в частности склоняя к выезду из Советского Союза.

В силу изложенного представляется необходимым внимательно рассмотреть обстановку вокруг этого художника. Может быть, было бы целесообразно привлечь его к какому-нибудь общественному делу, в частности, к созданию в Москве Музея русской мебели, чего он и его окружение настойчиво добивается…»

Не менее трудное время выпало на долю главного режиссера Малого театра Бориса Равенских. Как мы помним, у него давно не складываются отношения с директором театра Михаилом Царевым (как мрачно пошутил главреж Театра на Малой Бронной Анатолий Эфрос: «Отношения между Равенских и Царевым носят ярко выраженный аграрный характер: оба хотят друг друга поглубже закопать в землю»).

Несмотря на шумный успех лучшего спектакля Равенских «Царь Федор Иоаннович» с новым исполнителем Юрием Соломиным, дирекция добивается снятия Равенских с поста главного режиссера. В эту травлю активно включается и часть труппы, которая откровенно травит Равенских, совершая по отношению к нему разные мелкие пакости: срывают его фамилию с вешалки в гардеробе, его фото в фойе, крадут ключи от его кабинета и т. д. Короче, создают ему все условия для того, чтобы он поскорее написал заявление об уходе. Но Равенских находит в себе силы остаться в театре.

А вот другой столичный режиссер — руководитель Театра на Таганке Юрий Любимов — в эти же дни переживает совсем иные чувства: он по уши влюбился. Как мы помним, «Таганка» находится в Венгрии, куда привезла два своих лучших спектакля: «Гамлет» и «10 дней, которые потрясли мир». И вот в насыщенном графике гастролей Любимов умудряется найти время для любовного романа, которому впоследствии суждено будет стать для него судьбоносным. Между тем объектом страсти Любимова была молодая венгерская переводчица Каталин Кунц. Стоит заметить, что в Москве режиссера ждала жена — актриса Людмила Целиковская, с которой он состоял в браке вот уже более десяти лет. Но Любимова это не остановило. Как вспоминает он сам:

«Сначала ко мне приставили другую переводчицу, она мне не понравилась, и я со свойственной мне глупой непосредственностью стал что-то едкое говорить, когда мы проезжали мимо снесенной статуи Сталина. «Только сапоги остались от товарища Сталина?» А она мне — вопросики провокационные. Я ей ответы — сообразно своим взглядам по разным вопросам. Короче говоря, как потом выяснилось, дама все доносила в советское посольство. После этой переводчицы-провокаторши Общество венгерско-советской дружбы прислало мне другую — Каталину, или Катерину. И она мне сразу очень понравилась. На ней было такое платьице — довольно обыкновенное, летнее. Она была очень подтянута, деликатна и тогда какая-то очень стеснительная. Она была очень пунктуальна, аккуратна в работе. А потом куда-то исчезла. Когда ее начальница читала речь по бумажке на какой-то важной встрече, я отметил, что она как-то очень грамотно составлена. «Кто же сочиняет?» — поинтересовался я. «Да вот она стоит», — и показали на Каталину. Тут я и понял, что, видимо, она исчезла сочинять речи. «А нельзя ли, чтобы она была со мной?» — попросил я…»

Стоит отметить, что Каталин, которая закончила филфак МГУ, на тот момент тоже была не свободна — у нее был муж, известный ученый-астроном. Но ее это обстоятельство тоже не остановило. По ее же словам: «Я ждала Юрия в гостинице. Вижу — идет человек, седой. Красивый, как лев. Порода в нем видна. Светлые волосы, джинсовый костюм, платочек на шее, ворот рубашки нараспашку. Он мне сразу понравился. И второе потрясение я испытала, когда увидела его спектакли. У меня перехватило дыхание… Мне абсолютно наплевать было, дарит он мне что-то или нет. Наоборот, это у меня была внутренняя потребность завоевать этого человека. Первый раз в жизни я почувствовала, что хочу понравиться мужчине. Но я не показывала виду. И он тоже. Не надо, чтобы нашу симпатию кто-то видел…»

Однако влюбленные были наивны — про их роман уже вовсю судачили, как в Обществе венгеро-советской дружбы, так и на «Таганке». Более того, кто-то из актрис, подруг Целиковской, позвонил ей в Москву и рассказал о том, чем здесь занимается ее муж в свободное время. А влюбленные тем временем искали малейший повод, чтобы встретиться наедине. Например, в один из дней Любимов назначил Каталине свидание в одиннадцать вечера, но перед этим он должен был посетить светский раут в советском посольстве. Когда стрелки часов стали неумолимо приближаться к заветной цифре, а вечер и не думал завершаться, Любимова охватила паника. «Что делать?» — лихорадочно размышлял он, пытаясь найти выход из глупого положения. Спасение, как всегда, пришло с неожиданной стороны. Причем выручил Любимова второй человек в компартии Венгрии, главный идеолог Ацэл. Он собрался уходить домой, и Любимов тут же к нему «приклеился»: мол, не возьмете меня с собой? Ацэл поначалу удивился: «Какие могут быть у вас срочные дела в одиннадцать вечера?» А сам смеется, видимо, уже зная о романе режиссера. Поняв это, Любимов ответил: «Но вы же догадались. Мне обязательно надо быть». И они вдвоем направились к выходу. Но у самых дверей им закрыл дорогу советский посол Павлов: «Вы, собственно, куда?» Слово взял Ацэл:

«Я просил товарища Любимова проводить меня. У меня с ним серьезный разговор». Посол отступил. Ацэл домчал Любимова до гостиницы, где его уже заждалась Каталина.

В понедельник, 11 октября, свет увидели Указы о присвоении званий народных артистов СССР двум популярным советским актерам — Олегу Ефремову и Юрию Яковлеву. Народ встретил эту новость с одобрением — оба действительно пользовались всеобщей любовью и давно заслужили эти высокие звания.

На следующий день в Москве выпал снег, чего в столице не случалось более тридцати лет — последний раз белое покрывало накрывало город в эти сроки 1 октября 1945 года. Из-за раннего снега были отменены натурные съемки в фильме «Служебный роман» — в тот день снимались только фоны, после чего в группе наступит недельный перерыв.

Тем временем у писателя Владимира Войновича продолжает молчать телефон. Взяв чистый лист бумаги и ручку, Войнович сел за письмо самому министру связи СССР Н. Талызину. На календаре было утро вторника, 12 октября. Поскольку Войнович обладал врожденным даром сатирика, послание у него вышло соответствующее. Приведу лишь несколько отрывков из него:

«Уважаемый Николай Владимирович!

С глубочайшей тревогой довожу до Вашего сведения, что в возглавляемой Вами отрасли народного хозяйства скрывается враг разрядки международной напряженности, захвативший ответственный пост начальника Московской городской телефонной сети…

С невероятным трудом мне удалось установить, что телефон мой отключен по распоряжению начальника Московской телефонной сети Виктора Фадеевича Васильева. Но за что?..

Поэту Коржавину я ничего хулиганского не сказал. Вы можете позвонить ему и проверить, если, конечно, не боитесь, что и Ваш телефон после этого замолчит… Может быть, хулиганством считается сам факт разговора с другой страной? Для чего же тогда предоставляются абонентам подобные хулиганские услуги?

А вот то, что Ваш подчиненный Васильев подслушивает чужие разговоры, лжет сам, заставляет лгать других и лишает людей возможности общаться между собой — это и есть самое настоящее хулиганство…

Отключая мой телефон, Васильев не только самого себя позорит как хулигана, но пытается посеять сомнения в искренности усилий Советского Союза по развитию процесса разрядки и ставит в неловкое положение лично товарища Брежнева.

Не мне Вам говорить, Николай Владимирович, что врагов разрядки во всем мире еще немало. Хорошего помощничка они нашли себе в нашей стране!.. Захватив телефонную сеть, враги разрядки могут пойти и дальше. А если они возьмут в свои руки еще и почту, телеграф, радио и телевидение, то тогда…

Чтобы уберечь нашу страну от столь неприятных последствий, я прошу Вас безотлагательно отстранить Васильева от занимаемой должности, а новому начальнику МТС приказать включить мой телефон…»