Том 3. Товарищи по оружию. Повести. Пьесы - Константин Михайлович Симонов

Оба сидели молча, не зная, что сказать. Наконец Козырев заговорил первым:

– Поздравляю с орденом Ленина. Этого кляузника Иконникова тоже наградили.

Он сказал это без всякой паузы. Полынин чуть не вспылил, но пересилил себя.

– По-моему, тебе личный состав надо собрать, – сказал он. – Проститься и меня представить.

– Ну что ж, собирайте, – ответил Козырев, продолжая говорить на «ты».

Он готов был расплакаться, увидев сразу почти всех летчиков и механиков и среди них – своего механика Бакулина. Но как раз оттого, что ему хотелось заплакать, он, к общему удивлению, сказал на прощание всего несколько сухих, казенных слов, деревянным голосом представил Полынина как нового командира группы и, боясь проявления чувств, торопливо скомандовал:

– Можете быть свободными.

– Насчет Бакулина, – сказал Козырев Полынину, наблюдая, как летчики и механики расходятся к самолетам. – Бакулина мне обещали отдать, послать следом в Москву. Если тебя спросят, не задерживай. – Говоря о Бакулине, он из самолюбия прилгнул. Откомандировать Бакулина ему не обещали, а лишь сказали, что решат вопрос, и Козырев подозревал, что тут главное слово будет за Полыниным.

– Конечно, не задержу, – с готовностью ответил Полынин, хорошо понимавший силу привычки к своему механику.

Козырев взглянул на него.

– Слушай, – сказал Полынин, решаясь идти на откровенность, – на меня ты сердит – черт с тобой! По-твоему, я виноват, что за тебя остаюсь. Но ребята при чем? Они-то в чем виноваты? Пойди простись с каждым по-людски. Слышишь? Обойди все самолеты и простись. Слышишь или не слышишь?

– Слышу, – глухо сказал Козырев и, ни слова не прибавив, пошел к самолетам.

Полынин отправился вслед за ним на летное поле, чтобы осмотреть уже пригнанную машину Фисенко. Она оказалась в порядке, если не считать нулевых пробоин в щитке. Полынин тут же приказал заправить ее, рассчитывая летать на ней, пока не заменят плоскость на его собственном истребителе.

Часом позже Козырев, повеселевший от тех изъявлений дружбы и товарищества, которыми, каждый по-своему, проводили его летчики, стоял возле У-2 и еще раз поочередно пожимал руки всем, чьи истребители были неподалеку и кто имел возможность подойти к нему. Чемодан и кожанку он уже сунул в кабину и, держа в руках шлем, собирался садиться в самолет, как вдруг из палатки, где стоял телефон, выскочил дежурный и побежал к Полынину.

– Товарищ командир группы! Приказано опять лететь на Хамардабу девяткой.

– Давай! – сказал Полынин стоявшему возле него Грицко.

Летчики побежали к машинам, а Полынин встретился взглядом с Козыревым. У Козырева было обиженное лицо человека, у которого только что отняли самое для него дорогое. Вдобавок его резанули по сердцу слова «товарищ командир группы», обращенные к Полынину.

– Может, слетаешь напоследок? – спросил Полынин. – Машина Фисенко заправлена.

– Слетаю, – коротко, сдавленным от волнения голосом сказал Козырев, натягивая шлем. – Свожу девятку. – И побежал к самолету.

Через сорок минут, вернувшись из боя, разгоряченный Козырев снова стоял около У-2, и снова вокруг толпились летчики. Правда, в бою был сбит всего один японец и при этом коллективно – Грицко, Козыревым и еще двумя истребителями, – но у Козырева все равно было счастливое лицо. Он радовался, что улетает в Москву прямо из боя.

– Японца будем считать за тобой, – сказал Грицко, пожимая ему руку.

– А, считайте за кем хотите. За всей Полынинской группой.

Козырев не выговорил, а выдавил из себя эти трудно давшиеся ему слова и подошел к Полынину.

– Желаю успеха, Николай.

– И тебе тоже, – ответил Полынин и тихо, по твердо, добавил: – Побольше летай, Петр, поменьше командуй.

Это было сказано с неумолимой полынинской прямотой.

– Как начальство, – криво усмехнулся Козырев, – от нас не зависит.

– А ты объясни, – все так же неумолимо сказал Полынин.

Козырев взглянул в лицо Полынину со смешанным чувством изумления перед дружеской прямотой этого человека и злости на него. Боясь, как бы с языка не сорвалось что-нибудь не то, он торопливо обнял Полынина и полез в самолет, не на пассажирское место, куда уже запихнул свой чемодан, а на место пилота.

– Товарищ полковник! – подбегая, запротестовал пилот.

– Садись в «тещин ящик», – сказал Козырев. – Видишь, уже сижу. А ну, от винта!

Едва Козырев улетел, как снова позвонили из штаба и потребовали поднять в воздух девятку. На этот раз японские самолеты были замечены на большой высоте над Буир-Нуром. Девятку послали на перехват, и она действительно перехватила японцев над районом солончаковых озер. Бомбардировщики ушли в облака, но один японский истребитель все же был сбит. Об этом, стоя у самолета, доложил Полынину водивший девятку Соколов-старший. Докладывая, он искоса поглядывал на бензовозку, задержавшуюся у соседнего самолета.

– Чего волнуешься? – спросил Полынин.

– Братишку что-то потерял.

– Подожди, придет, еще три машины не вернулись, – спокойно сказал Полынин.

– Да я его что-то с самого начала из виду упустил. Боюсь, не рассчитал бензина – где-нибудь сел.

Прилетели еще два самолета. Соколова-младшего все не было. Полынин посмотрел на часы. По расчету горючего, младший Соколов прилететь уже не мог.

– Облачность, – оправдываясь перед Полыниным, говорил старший Соколов. – Я сразу полез на верхний этаж, за японцами, вынырнул, а его уже нет нигде. Наверное, присел где-нибудь. Разрешите слетать?

– Звеном слетайте, – приказал Полынин. – И пошире район осмотра возьмите.

Соколов слетал звеном, но ничего не нашел. Потом слетал еще раз – один – и тоже не нашел. Он крепился, но Полынин видел, как он удручен, и не пустил его в третий полет, а сел в истребитель Фисенко и полетел сам.

Начинало вечереть. Степь лежала внизу однообразная, угрюмая и в этих местах особенно безлюдная. За все время полета Полынин заметил только небольшую группу кавалеристов, расположившуюся биваком в районе солончаковых озер.

Следов Соколова-младшего нигде не было.

Уже возвращаясь, Полынин увидел под собой разбросанные по степи остатки самолета.

«Не он ли?» Полынин развернулся, прошел над обломками так низко, что успел схватить глазом все подробности: обломки были свежие, сегодняшние, а лежавший подле них труп был трупом японского летчика.

Вернувшись на аэродром, Полынин сказал Соколову, что поиски будут продолжаться завтра с утра одним звеном, и приказал шабашить, потому что «шарик» уже наполовину скрылся за горизонтом.

Наскоро, без аппетита перекусив у себя в юрте вместе с Грицко, Полынин почувствовал тяжелую усталость и, подложив под сапог газету, лег на койку. Несмотря на предупреждение Апухтина о том, что с Фисенко можно будет говорить лишь через сутки, он решил, полежав часок, съездить в госпиталь и узнать, как дела. Поглядывая на неподвижно лежавшего на соседней койке лицом вниз старшего Соколова, он сначала задумался над тем, как