Фантастические тетради - Ирина Ванка

Когда они вновь достигли вершины, небо начинало светлеть, и из расщелины дальних холмов едва проклюнулся первый желтоватый лучик. Альба уселся на снег, распахнул куртку и сосредоточился. - Сейчас, подожди. Дождемся твоей красотищи. - Ну, - Голл воткнул палки в сугроб и завис над ним в форме вопросительного знака. - Я же сказал, сейчас. Имей терпение. Позволь хотя бы солнцу взойти. Когда верхний краешек павильонного светила, наконец, приподнялся над линией холмистого горизонта, Альба решительно встал и огляделся вокруг. - Смотри. Лучше смотри. Видишь этот белый склон? Голубое небо. Лысые елочки, дом на берегу озера видишь? Смотри. Может, это единственный и последний раз. Может, кроме тебя, этого никто никогда не увидит, потому что всего этого на самом деле нет. Не существует! - Альба широко развел руками и закричал. - Ни-че-го!!! Ничего этого не-е-ет!!! - Эхо едва слышно откликнулось ему. - Кричи, кричи, - посочувствовал ему Голл, - ни один лабораторный приемник здесь не работает. - Это точно? - обрадовался Альба. - Точнее не бывает. Я сам их снял. - Ах, так? Ну, гляди, - он набрал в легкие воздуха и сложил рупором ладони. - Я самая страшная мадиста!!! - Ха, ха-ха, ха-ха! - ответило ему эхо. - Ну-ка, еще раз... - Самая страшная мадиста!!! - прокричал Альба еще громче. - А теперь погляди, что ты натворил, - толкнул его Гренс, - нет, ты не вверх... какой хитрый, ты вниз гляди. В черном окошке домика у подножья горы зажегся свет. Дверь приоткрылась от страшного пинка и намертво воткнулась в сугроб. На пороге появилась фигурка разбуженного человечка. Маленькая, словно игрушечка из театра лилипутов, однако намерения этой игрушечки никак не увязывались с ее игрушечными размерами. Об этом свидетельствовали взлохмаченная борода и растопыренные на морозе пижамные подштанники, которым в столь ранний час самое место в теплой постели. В правой руке игрушечного человечка находился предмет, также мало похожий на игрушку. Скорее всего, это был ремень с массивной бляхой, хотя, с другой стороны, не исключено, что и начищенный до блеска топор. Фигурка оглядела окрестности и, заприметив на вершине холма двух горнолыжников, решительно выдвинулась им навстречу, утопая по пояс в снегу, но решительности от этого не теряя. - Сначала он тебе объяснит, - сказал Голли, - кто здесь самая страшная мадиста. А потом мы с тобой вернемся к разговору о несуществующих мирах. Если, конечно, не передумаешь.

Глава 20

Если у старшего Гренса когда-либо возникало впечатление, что его целебные нотации способны образумить кого угодно, то на счет Матлина он давно не питал иллюзий. И был всецело убежден, что, выслушав с благопристойной миной проповедь о том, что человек не должен доверять тому, что несвойственно человеческой природе, Матлин тут же ринется в Аритабор. Так оно и случилось. Так уж сложилось, что к суперинформатике лаборатории его тянуло больше, чем к кухонным откровениям соплеменников. Руки его чесались, душа изнывала от нетерпения, голова была битком набита идеями до такой степени противоречивыми, что, оказавшись в лаборатории, он прямо-таки не знал, за что схватиться. Но, проведя сутки за информационной работой, готов был мчаться обратно в ЦИФ, - ни одна раскладка ни единого положительного результата не дала. Начиная от импульсных индикаций и кончая всеми возможными толкованиями "зеркальных видений", которые только существовали в информатеке... За этими видениями он несколько раз выходил в открытую сеть ИИП, но "диспетчер" каждый раз отсылал его в области, совершенно необитаемые для человеческих познаний. В конце концов он пошел на отчаянный шаг, вскрыв один из таких архивов на верхней галерее Аритабора, и категорически потребовал разъяснений у Раиса. Раис равнодушно просмотрел архив, что-то сказал о физике временных антигравитантов и добавил, что никакого отношения к делу это иметь не может: "Либо ты найдешь способ более удачно адаптировать термин, либо увязнешь в бесполезной работе". Матлин же одуревал от предчувствия близости цели, и такие мелочи жизни, как скептицизм Раиса, не способны были его остановить. С этим предчувствием он опять и опять спускался в лабораторию. "Ты навсегда останешься фактуриалом, - напутствовал его Раис, - потому что не видишь ситуацию дальше своих сиюминутных задач. Хватаешься за то, что кажется ближе. Подумай, может, это не самый короткий путь". Но Матлина не слишком тяготил фактурный менталитет, приводящий в ужас посредников. Он не отказывал себе в удовольствии прикинуться идиотом перед теми, кто видит ситуацию дальше "сиюминутных задач". И давным-давно для себя решил, что фактуриал - это не ругательство, а особое состояние души, не падкое на сомнительные перспективы. Кроме того, он успешно выполнил несколько сложных программ, связанных с расфактуризацией, иными словами, адаптацией своих фактурных логических приемов к работе аналитических машин Ареала. Одну из таких программ он откровенно назвал "детективом" и не постеснялся вписать ее в каталог Ареала русскими буквами. К сожалению, ни одна из этих программ не годилась для практического решения стоящих перед ним задач. Все они были слишком абстрактны, прямолинейны и малофункциональны, пригодны в лучшем случае для решения головоломок. Фактурных, доморощенных... Но после очередного поединка с Раисом "детектив" казался Феликсу так же необходимым, как глоток воды после перехода через пустыню. Абстрактные задачи с некоторых пор перестали его развлекать, и он, не долго раздумывая, загрузил программу всеми переживаниями последнего сумасшедшего года. - Вот это да! - сказал "детектив", что означало его готовность к работе, а вернее, полное согласие сотрудничать по этой теме. Программа подключилась к лабораторному архиву, дала раскладку управляющей панели, мало чем отличающейся от компьютерной клавиатуры образца 90-х годов, и задала Матлину несколько принципиальных вопросов, похожих на допрос в кабинете следователя: - Можно ли в точности утверждать, что процесс произошел объективно? В этом случае должны быть аналоги? Или же процесс можно рассматривать как частично субъективный? В этом случае следует задуматься над степенью субъективности и над тем, кому это было выгодно. Матлин не поверил своим глазам, но программа настаивала. - Я не страдаю галлюцинациями, - решительно заявил он. - Кроме того, ни один из свидетелей происшедшего галлюцинациями такого размаха не страдает. - И вдруг, как кувалдой по голове, его огрела безумная идея: зеркальные видения Альбы! Видения! Видения! - В любом субъективном процессе, - уверил его "детектив", - надо в первую очередь обозначить главного подозреваемого.

Первым же подозреваемым в этом списке был предъявлен Альба. Но, к удивлению Матлина, на него было потрачено минимум рабочего времени, и из разряда подозреваемых он был немедленно переправлен в разряд потерпевших. Так же бодро "детектив" расправился с самим Феликсом, с Голли Гренсом, с мистической личностью Али-Латина, не вдаваясь в ее мистическую сущность, со старшим Гренсом, Суфом, Ксаресом, Нур-Кальтиатом и всей бонтуанской братией, вместе взятой, за исключением Баю. На Баю сработала первая пробуксовка, сработала не где-нибудь, а на его аритаборском патриотизме. Программе не сразу удалось разобраться, что это, в сущности, бонтуанец. Зато на личности Раиса ее заклинило намертво. Из всех подозреваемых Раис оказался самым подозрительным. - Чего это вдруг? - удивился Матлин. - Только ему могло быть выгодно происшедшее. - Каким образом? - еще больше удивился Матлин. - Он посредник. Все началось от границы Аритабора. - Железная логика, - согласился он и успокоился. - Какая там в нашем родном языке была подходящая поговорка: "гостеприимным хозяевам зубы не смотрят?" - Надо иметь в виду зубы гостеприимных хозяев, - ответил "детектив". - И что ты предпримешь? Попробуй-ка влезь в аритаборскую инфосеть и поищи там корень всех зол, а я погляжу, что от тебя останется.