Птицы (СИ) - Торин Владимир

Финч молчал. Он слушал, затаив дыхание, и сам не заметил, как нечаянно опустил револьвер.

— С ней был кто-то? — спросил мальчик. — Мужчина. На нее похожий. Тоже с длинным носом.

— Нет, мисс Коллн была одна. Кто она такая? Или вернее, что она такое? Есть и другие? Такие же, как она?

Финч не успел ответить.

— Эй! — кто-то негромко позвал сверху, и из-за лестничного перила высунулась невероятно раздраженная мордашка Арабеллы. — Ну что вы там стоите?! Им стало хуже!

— Мы идем, юная мисс. — Доктор мгновенно взял себя в руки. Напоследок он глянул на Финча и сказал: — Знаешь, что еще делают настоящие злодеи, кроме заговаривания зубов?

— Что? — спросил мальчик.

— Стреляют в спину. Смотри под ноги на лестнице. Не хотелось бы, чтобы ты споткнулся с этой штуковиной в руках.

После чего развернулся и поспешно пошагал вверх. Финч ринулся за ним. Вскоре дверь квартирки № 12 хлопнула, и дом снова погрузился в тишину и сонливость…

…А внутри упомянутой квартирки тем временем происходили вещи, которые, прознай о них кто-то, могли бы поставить на уши весь дом.

Доктора провели в комнату дедушки Финча, где на широкой кровати рядышком лежали мадам Клара Шпигельрабераух, новая домовладелица, и мистер Риввин. Их глаза были закрыты, а лица бледны — не по-не-птичьи, а мертвенно. Рука мадам Клары безвольно свисала, с нее на пол капала черная кровь.

У кровати, заламывая руки от бессилия, стояла банкирша с улицы Мэпл, заплаканная и встревоженная. Стоило двери комнаты отвориться, как женщина бросилась к вошедшим с надорванным всхлипом: «О, вы привели его!»

Доктор Нокт кивнул ей, подошел к кровати и поставил на тумбочку у изголовья свой черный саквояж. Склонился к мадам Кларе, взял кончиками пальцев ее за запястье, после чего проверил и мистера Риввина, а затем покачал головой.

— Что?! Что это значит?! — воскликнула банкирша с улицы Мэпл. — Я знаю эти вот качания головами! Ни о чем хорошем они зачастую не свидетельствуют!

Доктор раскрыл саквояж, порылся внутри, извлек из крошечного коричневого конвертика пару пилюль и вручил их банкирше с улицы Мэпл.

— Что?! — Она отпрянула с таким видом, будто он предлагал ей либо гремлинскую отраву, либо, что оскорбляло чувство ее достоинства, успокоительное. — Что это такое?! Зачем оно?! Я не буду!

— Мадам, — твердо сказал доктор Нокт. — Вы на грани обморока. Дети, в сравнении с вами, ведут себя, как взрослые. Выпейте и успокойтесь. Вам это нужно, поверьте мне на слово.

— Это возмутительно! Как вы смеете! Ничего я не буду…

— Выпейте, мэм! — гневно велел Финч, и женщина нехотя послушалась: обиженно схватила пилюли и засунула их в рот. После чего принялась с демонстративным отвращением жевать.

Доктора ее театральные страдания не слишком впечатлили:

— Не стоит, мадам, — сказал он. — Я ведь знаю, что они безвкусные.

Доктор Нокт снова закрыл свой саквояж, а затем дернул за какой-то короткий шнурок под ручкой.

В тот же миг саквояж пришел в движение. В боковой стенке открылась дверка, и наружу на раскладывающейся телескопической ноге вылезла лампа. Зашуршал загоревшийся фитиль, и комнату залило ярким, режущим глаза желтым светом. После этого на саквояже со скрипом разошлись соединительные швы, стенки отпали, и то, что только что было черной кожаной сумкой, превратилось в некое подобие мягкого верстака — под ремешками были закреплены иглы, скальпели, пилы, какие-то крючки, а также множество прочих жутких медицинских инструментов. Отдельное место там занимали ряды подписанных склянок и ящичек с конвертиками для пилюль.

Дети глядели на все это завороженно, но и не без испуга.

Доктор Нокт снял сюртук и, повесив его на спинку стула, отстегнул запонки. Закатав рукава рубашки, он заменил свои обычные очки на громоздкие механические со множеством сменных линз; надев эту странную оптическую штуковину, доктор стал похож на причудливое насекомое.

Повернувшись к пациентам, он склонился над кроватью, пристально их осматривая — окуляры на его очках зажужжали, выдвигаясь, защелкали сменяемые линзы.

Банкирша с улицы Мэпл тут же попыталась командовать, властно указывая доктору, что и как ему делать, но тот мгновенно ее оборвал:

— Мадам, если вы будете мне мешать, мне придется вас усыпить… позвольте мне делать мое дело!

— Что? Ах-ах! — возмущенно надула губки банкирша. При этом она явно гадала: как именно вознамерился добрый доктор ее усыплять — на время или же нет. В любом случае испытывать судьбу она не решилась и замолчала.

Вытащив из-под ремешка на разложенном саквояже ножницы с изогнутыми концами, доктор Нокт чуть повернул к ней голову.

— Мне потребуется ваша помощь, — не терпящим возражений тоном сказал он. — Будете ассистировать.

— Что? Я?

Доктор поглядел на детей.

— А вам двоим сейчас здесь лучше не присутствовать. Ждите в гостиной.

— Но мы не хотим их оставлять и… — начал было Финч, и тут лицо доктора Нокта приобрело настолько угрожающее выражение, что дети, не сговариваясь, вздрогнули.

— Мы будем в гостиной, — сказала Арабелла и потащила Финча прочь из комнаты. Дверь за ними закрылась, щелкнул замок…

…Часы пробили несколько раз, но ни Финч, ни Арабелла этого не заметили.

С момента, как доктор Нокт взялся оперировать мадам Клару и мистера Риввина, прошло уже больше трех часов. За это время дверь комнаты хлопала несколько раз. Банкирша с улицы Мэппл, забрызганная черной кровью, взлохмаченная и с растекшейся по лицу тушью, появлялась и требовала: воду, чистые простыни, полотенца, кофе для доктора. Она носилась в ванную комнату и обратно, опустошая полные грязной мутной воды миску за миской.

Банкирша больше не демонстрировала характер и всем своим видом напоминала обычную медсестру, хоть и без фартука и чепчика. Доктор Нокт не появился ни разу. На все вопросы о самочувствии мадам Клары и мистера Риввина, его «ассистентка» отвечала коротко: «Доктор делает все возможное…» Когда она появилась с очередной миской грязной воды, то сказала лишь: «Доктор сделал все возможное и приступил к невозможному…»

Время не шло, а еле ползло, тянулось мучительно долго. Новостей из комнаты уже давно не было — дверь не открывалась больше часа.

Как и было велено, дети сидели в гостиной, и там в самом разгаре проходила еще одна операция. После всего, что случилось, Финч едва не забыл о еще одном раненном.

Сразу, как их изгнали из комнаты, он бродил по гостиной, заглядывал в коридор, подслушивал под дверью — ждал вестей от доктора Нокта. Он мог думать лишь о том, что там происходит, пока вдруг в какой-то момент не почувствовал странное шевеление у себя на груди.

И тут он вспомнил…

Вязанка! Бедная вязанка, которую он вытащил с чердака Одноглазого и которая спасла ему жизнь!

Финч поспешно достал несчастное существо наружу. Выглядело оно весьма плачевно: брюшко и часть круглой головы пересекала длинная дыра, оставленная клинком старого злодея, три из шести щупалец и вовсе висели на полуоторванных нитках.

Вязанка дрожала и издавала едва слышные стоны.

Финч положил ее на журнальный столик и ринулся к комоду. Повозившись в нем, он вернулся с жестяной шкатулкой, в которой дедушка хранил швейные принадлежности, и с коробкой, заполненной клубками ниток.

Арабелла не отставала ни на шаг. Она засыпала Финча вопросами: «Что это за существо?», «Как оно может быть живым?», «Откуда оно взялось?», «Почему оно здесь?»

Финч молчал. На некоторые вопросы он и сам не знал ответа, а на другие просто не хотел отвечать. Да и вообще разговаривать сейчас у него желания особо не было.

Выбрав из коробки подходящий по цвету клубок, Финч, по примеру доктора Нокта, закатал рукава и, пожалев о том, что у него нет таких же очков, принялся завязывать и подвязывать.

Существо на столе больше не шевелилось, но Финч знал, что оно просто старается ему не мешать.