Фавориты Фортуны - Колин Маккалоу

В календы апреля Квинт Цецилий Метелл Пий Поросенок оставил свою удобную стоянку под стенами Италики на западном берегу Бетиса и направился к реке Ана. С ним пошли все его шесть легионов — всего тридцать пять тысяч солдат и тысяча нумидийской легкой кавалерии. Поскольку аристократическая кровь в его венах не была разбавлена доброй сельской кровью, он не заметил по пути, что возделанные земли, по которым он идет, не выглядят зелеными, а взошедшие посевы — не такие спелые, как в минувшие годы. В обозе у него имелось немало зерна и другого продовольствия, необходимого, чтобы разнообразить питание своих людей и поддерживать их здоровье.

На реке Ана не оказалось стены ожидавших его лузитанов, когда Метелл Пий достиг места, отстоявшего от ее устья на сто пятьдесят миль. Это ему понравилось, ибо означало, что враги еще не знают о его местонахождении, что они все еще ждут его приезда морем. Хотя больших поселений в верховье реки не было — там встречались только небольшие деревушки, — но земля речной долины возделывалась. Слух о его прибытии, конечно, достигнет племен, живущих в низовье реки. Однако к тому времени, как они придут сюда, Пий уже будет далеко от Аны. Они могут преследовать его, но не поймают!

Римская колонна быстрой змеей вилась по горной местности, направляясь теперь к Тагу в Турмулах. Время от времени случались стычки чисто локального характера, но противника отбрасывали, как мух с крупа лошади. Поскольку Сеговия была предпоследним пунктом назначения, Поросенок не пытался следовать вдоль Тага дальше, к верховью, а продолжал шагать прямиком по стране, направляясь на северо-северо-запад.

Дорога, по которой он передвигался, была всего лишь колеей, оставленной колесами повозок, но в подобных случаях это значило выбрать линию наименьшего сопротивления. Высота западного плато изменялась только в пределах сотни футов и никогда не превышала двух с половиной тысяч. Поскольку Поросенок не знал этого района, он в восхищении смотрел по сторонам, заставляя свою команду картографов и географов наносить на карту все до мельчайших подробностей и записывать увиденное. Народу встречалось мало. Всех, кто попадался римлянам на пути, немедленно убивали.

Они шли дальше, через красивые смешанные леса дуба, бука, вяза и березы, укрытые от растущей жары. Победа над Гиртулеем в прошлом году воодушевила людей и заставила их военачальника относиться к их удобствам по-новому. Решив, что солдаты не должны страдать больше, чем это необходимо, и зная также о том, что поспевает вовремя, «старикашка из Дальней Испании» проследил, чтобы скорость марша не слишком утомляла легионеров. Хорошая еда и ночной отдых должны полностью восстанавливать их силы.

Римская колонна прошла между двумя очень большими хребтами и вышла к реке Дурий. Из всех главных рек Испании эта была наименее известна римлянам. Если бы Метелл Пий продолжал идти с прежней скоростью, он добрался бы до большой и процветающей Саламантики. Но Метелл Пий повернул на северо-восток и стал подниматься по склонам гор, не желая провоцировать племя веттонов, золото которых заставило Ганнибала разграбить Саламантику сто сорок пять лет назад. Первого июня Квинт Цецилий Метелл Пий привел свою армию к стенам Сеговии.

Тем не менее Гиртулей пришел к Сеговии раньше его, и неудивительно. Ламиний находился в двухстах милях отсюда, в то время как Метеллу Пию пришлось проделать шестьсот миль. Вероятно, кто-то в Турмулах на Таге послал сообщение Серторию, что римляне выступили в поход, но не к верховью Тага. Серторий предположил (как и думал «старикашка»), что целью римлян был верхний Ибер — уловка, чтобы отвлечь Сертория от восточного побережья и от Помпея или же попытка ударить по самым преданным Серторию центральным землям. Гиртулею было приказано перехватить «старикашку», прежде чем он сможет достичь Серториевых центральных районов. В одном Метелл Пий был уверен: они не догадываются о том, куда он направлялся в действительности. Если бы Серторий сообразил, он бы стал думать о способностях «старикашки» намного лучше, чем раньше.

Первое, что необходимо сделать, — поместить армию в очень хорошо укрепленный лагерь. Как всегда предусмотрительный, Метелл Пий заставил своих людей копать и строить, не снимая доспехов, — лишний груз, которому никто не был рад. Но, как сказали солдатам их центурионы, Гиртулей поблизости. Они рыли, как безумные, выбрасывая землю огромными насыпями; они трудились, словно большая колония муравьев. Повозки, быки, мулы и лошади находились уже в лагере, вымощенном красным плитняком. Потом все это было оставлено под присмотром небольшой команды, потому что нестроевые солдаты тоже были привлечены. Тридцать пять тысяч человек трудились так организованно, с такой энергией, что лагерь был построен за один день, хотя каждая сторона тянулась на милю в длину, укрепленные бревнами валы имели двадцать пять футов в высоту, через каждые двести шагов были поставлены башни, а траншея перед стенами достигала глубины двадцать футов. Только когда были готовы четверо ворот из цельных бревен и поставлены часовые, военачальник вздохнул с облегчением: его армия защищена от атаки.

Однако день не прошел без инцидента. Луций Гиртулей нашел идею «старикашки из Дальней Испании» удобно укрыться за траншеями, стенами и частоколами слишком дерзкой, чтобы смириться с этим, поэтому он предпринял кавалерийскую вылазку из своего лагеря. Он намеревался заставить «старикашку» прекратить свое строительство. Но Метелл Пий недаром пробыл в Испании три с половиной года. Он научился думать, как его противник. Нарочно оставив шестьсот нумидийских легких кавалеристов из своей колонны за много миль от Сеговии, он приказал им следовать за ними с большой осторожностью, а затем остановиться там, где потенциальный противник не мог их видеть. Не успела вражеская кавалерия выступить, как из-за ближайших деревьев выскочили нумидийцы и вынудили Гиртулея вернуться в лагерь.

Целых восемь дней больше ничего не происходило. Люди должны были отдохнуть, почувствовать себя так, словно никакие вражеские силы не смеют их побеспокоить и они могут спать ночами и проводить дни в тренировках и отдыхе. Палатка их командира стояла на перекрестке двух главных улиц лагеря. На территории нашлось небольшое возвышение, поэтому полководец мог обозревать верхушки строений со всех четырех сторон. Метелл Пий расхаживал по обеим главным улицам, по боковым дорожкам, по сторонам которых стояли палатки из промасленных воловьих шкур или хижины из горбылей, и разговаривал со своими людьми. Он подробно рассказывал им о том, что собирается делать дальше, чтобы они видели: командующий уверен в успехе.

Великий понтифик вовсе не был сердечным человеком. Ему нелегко было иметь дело с подчиненными. Но и холодным его не назовешь. Метеллу Пию было приятно чувствовать явное расположение людей. Со времени сражения на реке Бетис, когда он так тщательно позаботился о своих солдатах, они начали смотреть на него по-другому. Сначала робко, потом все более и более открыто они глядели на своего командующего с любовью и выражали ему благодарность за то, что своей предусмотрительностью он дал им шанс одержать победу. Побуждения для проявления такой заботы со стороны Метелла Пия были им безразличны. Неважно, что поступок военачальника основан не на любви к рядовому солдату, но лишь на желании побить Гиртулея. Они это превосходно понимали. Он так смешно суетился и кудахтал — совершенно в соответствии с прозвищем, данным ему Серторием. Разумеется, этим Метелл Пий выдал свой личный интерес, извлекаемый из их благополучия.

С тех пор они плавали с ним из Гадеса в Эмпории и обратно, они прошли шестьсот миль по незнакомой стране, населенной дикарями. И всегда он умел сохранить им жизнь. Поэтому когда Квинт Цецилий Метелл Пий бродил по улицам своего лагеря в Сеговии, он грелся в лучах чрезвычайной любви солдат. Великий понтифик понимал: время, его собственный ум и истинно римское отношение к мелочам подарили ему армию, расставаться с которой не хотелось бы до слез. Это были его солдаты. Но с чем он не мог смириться, — это с тем, что они считали его своим. Его сын никогда не соглашался с этим. Молодому Метеллу было непросто сопровождать отца в этих прогулках по лагерю. Метелл Сципион представлял собою скорее сноба, нежели приверженца старых правил, по своей природе неспособного принять любовь тех, кто не был ему ровней, и даже можно сказать, тех, кто не состоял с ним в родстве.

К тому времени как военачальник вывел солдат, чтобы спровоцировать Луция Гиртулея и вынудить его дать бой, люди Метелла Пия уже знали, почему он загнал шесть полных легионов и тысячу всадников в лагерь значительно меньших размеров, чем полагалось. Он хотел, чтобы Гиртулей решил, будто у него только пять неполных легионов и что он построил свой лагерь таким прочным потому, что римская армия вынуждена передвигаться налегке, без необходимого. Кто-то из нумидийских конников говорил что-то по этому поводу, преследуя кавалерию Гиртулея во время вылазки.