Путь домой. Четыре близнеца - Наталья Щёголева

бы во всём признался. В тот момент он, может быть, в первый раз в жизни почувствовал в постороннем человеке родную душу, брата. Но… это чувство лишь промелькнуло. А уже в следующий миг шум у крыльца вернул его к реальности. Жан тоже развернулся.

Оказывается, там собрались все обитатели Райского уголка, за исключением разве что Анри. Стало ясно, что зрелище этой битвы произвело на зрителей сильнейшее впечатление, но никто из них не спешил высказываться вслух. Что ж, Антуан встретился глазами с Марианной и его пронзила новая боль, на этот раз отражённая, боль его возлюбленной. Он всеми фибрами своей души ощутил, чего ей стоило это их сражение, почувствовал, как сильно она устала, как больно он ранил её своими словами, действиями. Выдержать этот взгляд, взгляд любимой девушки, оказалось невозможно.

Жан заметил этот их немой диалог, но истолковал неверно – он почему-то ощутил себя лишним.

О, сколько бы все они отдали, чтобы обернуть время вспять, чтобы перечеркнуть всё произошедшее в этот последний час, и сказанное, и сделанное… но…

Жан дружески хлопнул несчастного Антуана по плечу и быстро пошёл прочь. Тот вздрогнул, обернулся. Он вдруг поймал себя на желании пойти следом и излить брату душу, но тут его сознание пронзила мысль, что вот теперь-то он окончательно потерял Марианну, теперь уж точно она предпочтёт ему Жана. И предательская ревность снова встала во весь свой гигантский рост. Антуан тяжело перевёл дыхание и… отправился в противоположную сторону.

Глава 33. Проделки невидимки.

Своим весёлым уходом из дома маркиза де Рельгро Виктор сильно разозлил герцога… В тот день Его Светлость уединился в своей комнате и до ночи не выходил из неё. Как именно он переживал случившееся? Какие коварные планы он вынашивал? Это осталось его тайной, но на утро следующего дня он приступил к действиям.

– Я переверну этот паршивый городишко вверх дном, но достану этого щенка! – заявил он барону Парадессу.

За несколько часов были наняты полтора-два десятка шпионов, в основном бездомной шантрапы, готовой за кусок хлеба из кожи вон вылезть, и город подвергся тщательному обыску. И это стало серьезным испытанием жизнеспособности Эжена, особенно если учесть, что до недавних пор он с Виктором общался преимущественно с такого рода людьми. Его спасло то, что он резко сменил место жительства. Только один шпион всё же сумел прицепиться к Эжену хвостом, и его пришлось вывести из строя уже испытанным способом, то есть усыпить, правда, прежде Эжен счёл необходимым красочно объяснить новоявленному шпику, что лучше бы ему бросить это занятие…

Виктор и Карлос с замирающими сердцами прислушивались к отчётам ищеек и возблагодарили Господа за то, что герцог и барон не обратили должного внимания на то, что имена Виктора и Эжена звучали одинаково часто. Каким-то чудом ни в одном из докладов не прозвучало, чтобы хоть кто-то видел одновременно двух близнецов, так что герцог и барон остались верными версии Виктора о том, что они имеют дело с одним талантливым близнецом Антуана, дерзко примеряющим на себя оба имени.

К исходу третьего дня стало ясно, что такая мера ничего не дала. Но герцог не мог с этим смириться, тем более что к тому времени Эжен уже дважды напомнил о себе…

Сначала, вернувшись после завтрака в свои покои, герцог нашёл на зеркале послание, написанное чем-то несмываемым. В нём Эжен обещал, что не даст герцогу скучать и будет регулярно делать ему подарки. Во избежание возможных недоразумений Эжен расписался «Ровиньоль-Лаган» и ниже «Р» – «Скоро эта буква будет вам сниться!»

Стоит ли говорить, что при виде этого послания герцог пришёл в ярость? Но даже она не помешала ему заметить: «А почерк-то похож на почерк Френсиса… Интересно!»

Его Светлости потребовалась пара минут, чтобы обуздать свою злость, и только после этого он призвал к себе четырёх праиэров и новенького, Горрадо. Да, взять на себя такой труд, скрыть злость и гнев, его заставило именно присутствие этого новенького, ведь ещё в юности он усвоил урок своего отца – «не позволяй врагам видеть свою ярость – она им слишком понятна, и показывает тебя слабаком!» Нет, это не значит, что герцог увидел в Хуане-Глене Горрадо врага, но и другом назвать его ещё было нельзя. Предстояло с этим разобраться, так сказать, по ходу дела.

Уже через несколько минут все пятеро выстроились перед расписанным зеркалом. Виктор, конечно, скрыл удовольствие, полученное от этого зрелища. Герцог медленно развернулся к слугам, но заготовленная речь застряла у него в горле, так его поразил живописный фингал Ламороу. Поняв немой вопрос, тот вытянулся в струнку и… ничего не сказал.

– Меня не интересует причина, я спрашиваю кто? – металлический голос герцога рассёк звенящую тишину.

– Горрадо, – с большой неохотой ответил Ламороу.

Герцог сощурился и медленно смерил взглядом Виктора, который был заметно ниже Ламороу. «Неужели его в самом деле не интересует причина?» – не поверил Виктор, но ожидаемого вопроса так и не последовало. Его Светлость уже жестом указывал на зеркало:

– Вы все видите это послание? Это ничто иное, как объявление войны. Меня не важно как, но вы должны достать этого мальчишку, желательно живым, но если уж, то… но это лишь в крайнем случае. Для начала разберитесь, как он сюда попал. Я хочу, чтобы в моей комнате я мог находиться без угрозы подобных визитов. Вопросы есть?

Какая-то нерешительность слуг не рискнула вылиться в слова, но герцог понял её причину. До этого времени главой его гвардии был Ламороу, но этот фингал сильно пошатнул его авторитет.

– Тогда выполняйте, – отрезал герцог и, обращаясь к Питу, добавил, – Ты идёшь за мной.

Герцог и Пит остановились у одного из окон анфилады второго этажа.

– Я слушаю, – герцог смотрел на улицу, но Пит понимал, что всё внимание Его Светлости сейчас было сосредоточено на нём, как и знал, что выбора ему не оставлено. Что ж, он рассказал, как всё было.

Герцог знал, кого спросить о произошедшем. Пит обладал редким даром передавать события, никак не выражая своего или чьего бы то ни было ещё отношения к ним. Возможно, этот дар был логичным проявлением его отношения к жизни, никого и ничто не впускать в себя и ни во что лично не вмешиваться, отсюда и полное отсутствие проявления каких-либо эмоций на его лице…

В свою комнату герцог вернулся один. Праиэры тотчас прекратили свои занятия и замерли, кто где стоял.

– Какие выводы? Как он сюда проник? – потребовал отчёта Его Светлость.

– Мой господин, ваша комната до сих пор никак особенно не охранялась, и войти в неё можно было и через дверь, – поспешил приступить к рапорту Ламороу, – Мы перетрясём всю прислугу дома, любое новое лицо сразу