Свора - Зов крови - Юлия Колесникова

— Самоуверенной — да, но не уязвимой. Сомневаюсь, что теперь они рискнут подступиться ко мне.

— Еще как рискнут, — горько отозвался Калеб, — даже если Волчица не давала добро на твое похищение ранее, теперь даст — ее точно испугает твой дар, а значит заинтересует.

— Не понимаю, разве ты не рад, что я могу постоять за себя!? Я теперь наравне с вами, а в ментальном смысле даже сильнее, — в порыве злости, я не сразу поняла, как по-детски и вызывающе прозвучали мои слова.

Калеб с недоверием смотрел на меня, будто бы увидел впервые, и я почувствовала, как этот взгляд не только охлаждает пыл возражения, но и проясняет мысли. И что хуже больно бьет в самое сердце. Калеб почти чувствовал отвращение, глядя на меня, и оно передалось мне.

Калеб поднялся быстрее, чем я успела что-либо сказать в оправдание этих глупых эгоистичных слов. Рики перекочевал ко мне на колени, туда, где раньше покоилась голова Калеба. Сам же Калеб молча собрал свои рисунки и карандаши, и я ничего не могла выдавить из себя, понимая, почему он уходит, да и почему презирает тоже.

— Мы плохо на тебя влияем. Все мы, не только Прат, а я в особенности. Я не могу найти другого объяснения тому, что ты ведешь себя столь высокомерно, говоря о своем даре, и превосходстве над нами — твоей семьей.

— Калеб, что ты… — я не хотела верить тому, что сейчас он уйдет, ведь еще нет и десяти часов вечера, но понимала — мои слова больно задели его. Ему была неприятна мысль, что такая заносчивость у меня вызвана общением с ним. На сцену вышел восьмидесяти четырехлетний Калеб — и он не был зол, он был разочарован.

— Встретимся завтра, — отчужденно и как всегда вежливо отозвался Калеб, не глядя на меня. — У меня нет сегодня настроения.

Я бы хотела вскочить за ним и догнать, почувствовать насколько он зол и расстроен, но меня удержали на месте спящие тяжелые тела близнецов. Калеб скрылся как раз до того, как я почувствовала на щеках слезы. Ушел, даже не поцеловав!

Неужели ему было до того противно? И неужели это я, только что говорила о себе, в стиле Прата?! Мне стало ужасно гадко, но хуже было то, что я уже не могла без восхищения вспоминать, как разделалась с волками. Казалось, что все в моей семье были удивлены новой грани моего таланта, но я и не подозревала, что может скрываться за моим тщеславием. А что если и родители не столь рады тому, как я говорю о своих способностях? Страх Бет и Теренса по этому поводу я почувствовала ранее. Им было страшновато узнать, что я могу оказаться для их сознания не только Проводником, но и разрушителем. Они успокаивали себя тем, что я их друг, и им никогда не придется узнать о моей губительной силе, но если что-то измениться? Я даже представить боялась, что именно может меня заставить навредить им.

После ухода Калеба, мою душу охватил страх перед своей бездушностью, которую я всегда ставила в вину Прату.

Тоску не рассеяли даже Терцо и Самюель, вернувшись с охоты, во время которой они хотели побыть вдвоем. Их лица не были ни чем опечалены, я слышала, как они шутили и смеялись в холе, и поэтому заставила себя хоть на время придать лицу беспечный, но и усталый вид. Усталость изображать не пришлось, я была вымотана, а размолвка с Калебом придала моей усталости остроту.

— Еще не спишь? — Терцо и Самюель вошли в комнату в обнимку. Их лица светились, идеально белые и красивые — сытость сделала свое, забрав последствия легких «перекусов» во время становления Бет и Теренса. Не смотря на то, что они были в простых спортивных костюмах, их хоть сейчас можно было ставить на обложку журнала с какой-нибудь сладкой подписью типа «Адам и Ева», и им бы позавидовали любые модели. Как же я их любила! И как горько было понимать, что мои слова, сказанные Калебу, могут ранить их столь же сильно, как и его. Подавив чувство вины, я постаралась улыбнуться.

— Еще нет. Как раз собираюсь.

— А где Калеб, думал у вас сегодня планы? — Терцо бережно забрал к себе Соню. Ее глаза ненадолго приоткрылись, но она тут же уснула вновь, обхватив его шею руками. Потеплевшие глаза Терцо сказали о том, как ему было необходимо такое доверие и любовь Сони. Я иногда просто поражалась тому, каким крепким сном могли спать близнецы. Вымотанные за день играми с таким количеством нянек, они редко досиживали до девяти. С появлением в доме Мизери, жадной к вниманию детей, им вообще не было покоя — она как можно больше времени проводила с ними, как и Ричард, очарованный своими племянниками.

— Планы несколько изменились, — за моей искренней улыбкой они не смогли бы распознать некоторой сухости тона.

— Ричард и Мизери еще не вернулись из Лондона? — Самюель, вторив движению мужа, забрала Рики. Ее руки бережно держали хрупкое тельце. Глаза мамы сияли, когда она смотрела на них. Каким это было чудом, видеть своих родителей в общении с близнецами. Даже и не знаю, чтобы они делали, если бы ребенок был один. Я не могла сказать, что они перестали любить меня, но их чувства к близнецам были совершенно иными. Возможно потому, что они поняли — с приходом в мою жизнь Калеба, они стали мне не столь нужны, как раньше.

— Нет. Но Ричард звонил, просил не ждать, и передал сообщение о каких-то бумагах, — я туманно объяснила то, о чем говорил брат. Я не совсем поняла, что он хотел от меня.

— Он их нашел? — Терцо это явно заинтересовало.

— Нет.

— Понятно, — если мои родители и были встревожены, они этого не показали. — Ну тогда спать, завтра в школу. Тебе нужно выспаться до следующего полнолуния.

Я покорно поднялась, и почувствовала, как протестующе заболели ноги. Кровь начала циркулировать в засиженных конечностях, и Самюель совсем органично отступила от меня подальше. Спрятав свои заживающие руки, я не стала приближаться к ним. Махнув рукой, я не решилась подойти, чтобы поцеловать их и поспешила в уют своей комнаты, где не нужно изображать радость, которой я вовсе не чувствовала. Я слишком вымоталась, чтобы делать вид, как мне хорошо, когда на самом деле душа разрывалась от желания увидеть Калеба и понять, что он не разочарован во мне.

И понимала что это неизбежно — с его понятиями разумного и правильного, я была просто ужасным человеком, потому что не просто хотела защитить себя, а начала получать удовольствие. Оставалась вероятность того, что мои ликующие чувства, это последствия встречи с Изегримом, тогда я не настолько уж плоха, но поймет ли это Калеб. А если поймет, когда я смогу его увидеть вновь. Нельзя обманываться тем, что любя меня, он готов избавиться от своих предрассудков и многого другого. И он прав — это не правильно.

Лежа в кровати, я анализировала все, что случилось в тот день, и пыталась понять, как назвать случившееся, но ничего кроме слова «война» не приходило на ум. Нам объявили войну, и не оставалось ничего кроме как готовиться к ней.