Берег динозавров - Кейт Лаумер

Спустя пять минут Роджер и Харвуд стояли на берегу небольшой речушки, журчащей среди деревьев в самом низу обрыва, — все, что осталось от когда-то мощного потока, прорезавшего это ущелье.

— Там был очень удобный деревянный мостик… Огромная ель больше ярда в обхвате в трех метрах от берега, — вспоминал Роджер.

— А на дне белая галька, да? — быстро спросил Харвуд.

— Мне кажется… да.

— Тогда пошли сюда.

Когда они спускались к реке, до их слуха донесся страшный хруст — Бимбо приближался. Роджер на секунду опешил, затем огляделся.

— Да, мы нашли это место, — воскликнул он. — Я сидел у самой воды, справа, а ель была позади.

Он подошел к дереву, убрал низкорастущие ветви, заглянул вниз, в густой хвойный сумрак.

— Я ни черта не вижу, — проворчал Харвуд. — Слушай, пойдем наверх, пока не поздно, может, Бимбо еще простит нас.

— Это здесь, — повторил Роджер, — именно здесь.

— Не знаю, — мрачно ответил Харвуд. — Зато знаю, что Бимбо здесь.

— Займи его как-нибудь, — крикнул Роджер, когда гигант был уже в поле зрения и пыхтел что твой паровоз.

— Сейчас. — В тоне Харвуда слышался сарказм. — Я поскачу то на одной, то на другой ножке и этим отвлеку его на минуту-другую.

Неожиданно раздался страшный хруст сучьев и шелест листьев. Слева от Роджера показалась пара извивающихся металлических трубок, которые, казалось, нюхали воздух. Роджер увидел грязно-бордовую безголовую болванку, ту самую, от которой бегал по пустыне.

— Приперли, — Роджер задохнулся, — а ведь я уже почти… Циклоп покрутил своим единственным глазом и скрылся в зелени, очевидно не заметив Роджера. Брюква ползла по прямой и оказалась на берегу, где несчастный Люк Харвуд выкидывал коленца, чтобы угодить Бимбо. Последний забеспокоился: глаза его забегали, верхние члены недоуменно задвигались. Он явно не знал, на ком остановить свой выбор: на старике или на непонятном существе, шевелящем паучьими лапками. Эти паучьи движения, казалось, не нравились Бимбо. Он замычал и ринулся в листву мимо озадаченного Люка. Брюква отодвинулась в сторону.

— Люк, сюда! — заорал Роджер, когда наконец увидел портал.

Харвуд, все еще со страхом следящий за Бимбо, ринулся на голос, который сулил надежду. Роджер поймал моряка за руку, втащил его в полоску света, которая расширялась, сияние окутало их, потом все исчезло — осталась лишь тьма вокруг.

— О господи! — воскликнул Люк. — Куда это мы попали?

— Понятия не имею, — отозвался Роджер. — Хорошо хоть не стреляют.

Он посмотрел по сторонам, сплюнул и растер ногой. Под ночными звездами лежало асфальтированное шоссе, ветер ласково шевелил верхушки деревьев. Застрекотал сверчок. Где-то вдали поезд испустил печальный вздох.

— Смотри-ка, свет, — Люк показал пальцем.

— Может, это дом, — предположил Роджер. — Может быть… Может, мы выскочили оттуда совсем?

— Ого-го-го, — захрипел Люк. — Могу себе представить, как мои ребята будут кататься по палубе со смеху! Думаешь, они поверят?

— Лучше заранее настройтесь на худшее, — посоветовал Роджер. — Мало ли какие изменения успели произойти за это время.

— Жалко, что у меня не осталось никаких доказательств, — посетовал Люк. — За последние три недели я дважды ломал руки, один раз ногу, потерял шесть зубов, четырежды был бит до смерти — и хоть бы одна болячка осталась для подтверждения!

— Надо все-таки отказываться от привычки все преувеличивать, — посоветовал Роджер. — Мы можем продать нашу историю газетам и получить кругленькую сумму, но от некоторых цифр придется отказаться.

— Все-таки забавно, — продолжал Люк. — Подохнуть — пара пустяков. Какая-то ерунда! На следующий день просыпаешься как ни в чем не бывало и начинаешь жить снова.

— Ничего удивительного, — сочувственно ответил Роджер. — В обществе Бимбо можно, пожалуй, и совсем свихнуться. Но хватит об этом, мистер Харвуд. Давайте отыщем телефон и попробуем договориться с каким-нибудь издателем.

Через пять минут они уже подходили к освещенному окну перестроенного фермерского дома, который возвышался над темным покатым склоном. Путешественники шагали по дорожке, обсаженной цветами, — две полоски цемента, кое-где треснувшего, но ничего, год-другой еще протянет. Взошли по кирпичным ступенькам на широкое крыльцо. Роджер постучал. Ни звука в ответ. Он постучал еще раз, но уже громче. Теперь послышались чьи-то неуверенные шаги за дверью.

— Кто это… кто там? — раздался испуганный женский голос.

— Меня зовут Тайсон, мадам, — сказал Роджер в закрытую дверь. — Я бы хотел позвонить от вас, если вы не возражаете.

Замок щелкнул, дверь на дюйм приоткрылась, и показалось женское лицо — или, по крайней мере, часть его: большой темный глаз и кончик носа. Секунду хозяйка изучала их, наконец дверь распахнулась. Женщина средних лет, все еще привлекательная, стояла и как будто собиралась упасть. Роджер быстро приблизился к ней и поддержал за локоть.

— Все в порядке?

— Да… да… я… я… это так… я думала… Мне показалось, что я одна осталась на свете! — Она рухнула в объятия Роджера, сотрясаясь от истерического плача.

Через полчаса хозяйка успокоилась. Они сидели за кухонным столом, обжигаясь горячим кофе, и обменивались рассказами о своих приключениях.

— В общем, в конце концов я перестала выходить из дома и совершенно не жалею об этом, — сообщила миссис Видерс. — Мне кажется, это были три самых праздных месяца в моей жизни.

— Как же вы выдержали? — заинтересовался Роджер. — В смысле еды, например?

Миссис Видерс молча подошла к коричневому, под дерево, холодильнику и открыла его.

— Каждое утро он наполняется снова, — объяснила она. — Все одно и то же: три кусочка ветчины, полдюжины яиц, бутылка молока, немного салата, всякие остатки. И консервы. Одну и ту же банку кукурузы в сливках я съела уже, наверное, раз сорок. — На ее лице показалась улыбка. — К счастью, я обожаю кукурузу в сливках.

— А как же лед? — Роджер показал на полурастаявший блок в нижней части холодильника.

— Он каждый день тает и каждое утро намерзает снова. То же самое происходит с цветами: я ежедневно их срезаю и приношу в комнату, а утром они снова распускаются на одних и тех же стеблях. А однажды, открывая консервы, я довольно глубоко порезалась, однако утром все прошло, и никакого шрама. Сначала я каждый день отрывала страничку календаря, но она неизменно возвращалась. Понимаете, ничто не изменяется, ничто и никогда. Одна и та же погода, все то же небо, даже облака… Всегда один и тот же день — семнадцатое августа тысяча девятьсот тридцать первого года.