Скитальцы - Хао Цзинфан

Она видела всё, каждую мелочь, и каждое воспоминание налетало на нее порывом леденящего, пробирающего до костей морозного воздуха.

Она открыла глаза и увидела Анку, сидевшего на корточках и возившегося с крыльями. Он повернул голову и с улыбкой посмотрел на нее. Люинь зажмурилась и увидела, как Анка летит к Земле с высоты, падает и разбивается насмерть. Она открыла глаза – и снова увидела его. Он стоял, соединял какие-то провода и беззаботно улыбался. Люинь протянула руки к своему видению, но образ Анки исчез, его унес ветер. Люинь боялась и закрыть глаза, и открыть. Она заблудилась в видениях, которые ее не покидали.

В кратере царила неподвижность, даже легкий ветерок не шевелил воздух, пронизанный ярким солнцем, и Люинь казалось, что она словно бы видит тот их полет. Она помнила, как они с Анкой танцевали в воздухе. А потом поднялся ветер, и Анка помог ей опуститься на склон кратера. Ее сердце бешено колотилось от страха, а Анка склонился к ней и рукой заслонил от камнепада. Его тело стало преградой для песка и камней, летящих на них.

Глаза Анки – чистая, ясная синева. Он всегда казался чуточку сонным, а его глаза… они так много говорили. Люинь вспоминала, как они вместе ушли из Хранилища Досье, как он обнимал ее плечи в вагоне туннельного поезда, когда она рассказывала ему о страшной ночи, проведенной ее прадедом и прабабушкой в ущелье во время песчаной бури. Она тогда сказала, что, наверное, и ей грозит какое-то несчастье, а Анка сказал – нет, этого не будет. Он так смотрел на нее, что у нее полегчало на сердце. Его глаза улыбались.

А в тот вечер, когда она сломала ногу… Он стоял в коридоре около ее палаты, прислонившись к стене, и его освещал единственный неяркий светильник, а в руке он держал контейнер с пудингом. Тогда она почувствовала, что к ней возвращается храбрость. Его небрежная поза – ему словно бы не было дело до всего мира… Его глаза, излучавшие поддержку… Это так утешало ее тогда.

Он стоял лицом к лицу с ней на дорожке перед ее домом. Она смахнула листок, упавший с дерева ему на нос. Он улыбнулся. Он просил ее побольше отдыхать и не слишком усердствовать в танцах.

Он крепко взял ее за руку, когда она отстала от группы «Меркурий» в первый день на Земле. «Пойдем со мной», – сказал он легко и непринужденно. Столько лет он вел ее по самым разным дорогам. Когда он оборачивался и смотрел на нее, его синие глаза всегда говорили: «Пойдем со мной». Всякий раз, стоило ей заблудиться, он оказывался рядом. Он позвал ее полетать с ним на самолете, на Земле он показывал ей самые красивые облака на рассвете и на закате. Больше она никогда не увидит таких красивых облаков. Никогда. Он взлетал всё выше, выше, пока не стал частицей заката, частицей облаков.

Люинь больше не могла думать. Ее сердце переполнилось. В последние несколько дней она словно бы вся онемела и отказывалась что-либо вспоминать.

А теперь, сидя на этом особенном клочке земли, она впустила в себя все воспоминания, и это было невыносимо.

Люинь встала и начала танцевать на уступе перед пещерой. Места здесь было мало, поэтому длинные прыжки она заменяла подскоками с вращениями. Пытаясь движениями изгнать из тела боль, она еще никогда не танцевала настолько мощно. Она много дней не упражнялась, но никогда не чувствовала такого прилива сил. Чтобы поспевать за своими эмоциями, ей приходилось вкладывать в каждое движение всю свою энергию. И она чувствовала, как эмоции изливаются из нее, как сочатся из кончиков пальцев. Она вращалась, она подпрыгивала вверх, она приземлялась и расходовала накопленную энергию. Чтобы не упасть и не рухнуть с края уступа, ей приходилось четко управлять своим телом. Впервые в жизни она не обращала внимания на движения как таковые, она позволила чувствам слиться с ее телом. Это был самый болезненный и самый напряженный танец.

Она думала об Анке – и все радости и печали мира отступали, исчезали, и оставался только он. Ни мира, ни революции, ни славы – только человек, стоящий посреди пустой Вселенной, рассерженный и скорбящий, с гордым взглядом, который никто не смог бы усмирить. Он был там. И это был ее истинный танец, единственный танец.

Ей пришлось остановиться. Она устала. Стоя на самом краю уступа, она запрокинула голову и закричала, как только могла громко. Сердце до боли ударялось о ребра.

– Анка!

– Анка!

– Анка!

На секунду у Люинь возникло желание прыгнуть. Уступ на скалистом склоне походил на идеальный трамплин для ныряния, а под ним склон отвесно обрывался до самого дна. Люинь окружали красно-желтые горы – величественные, тянущиеся к небу. Лучше таких объятий вряд ли можно было найти хоть что-то во всей Вселенной. Солнце пело колыбельную песню, ветер словно бы доносил до Люинь голос Анки.

У нее закружилась голова, и она упала.

Чья-то рука удержала ее. Кто-то бережно ее поддержал и помог сесть. Она подняла голову и увидела сочувственные глаза Рейни. Люинь вернулась в настоящее. Пошатнувшись, она припала к плечу Рейни и разрыдалась.

Она наконец заплакала. Слезы ручьями текли из ее глаз, превращались в потоки. Люинь дала волю всем скопившимся слезам, она больше не могла их сдерживать. Она рыдала так горько, словно решила выплакать всё свое сердце, всю память. Рейни бережно гладил ее по спине. Он ничего не говорил и просто позволял ей выплакаться.

Люинь заплакала впервые со дня гибели Анки. В первый раз за три дня.

* * *

Неделю спустя Люинь с Гансом и Руди присутствовала на похоронах.

Хоронили троих – Анку, Галимана и Гарсиа. Органы Галимана в конце концов отказали, реанимировать его не было никакой возможности. Гарсиа мирно и спокойно скончался на борту «Марземли», и его тело доставили на Марс, чтобы он был погребен на родине. Смерть этих троих человек повергла в печаль всех жителей Марс-Сити. Все ощутили, что подошла к концу эпоха.

Анку и двух старейшин должны были похоронить на особом кладбище, предназначенном для Героев Марсианской Республики.

Захоронение на этом кладбище являлось особой честью. Каждое надгробье здесь приравнивалось к статуе героя. Строго говоря, Анка героем не являлся. Поскольку он погиб, спасая землян, а не марсиан, формально он подвига не совершил. И всё же Ганс попросил, чтобы этого молодого человека похоронили как Героя Марсианской Республики. Чтобы нашлось место для погребения Анки, Ганс отказался от участка, выделенного для него. Ганс решил, что его тело после смерти должны