Чужбина с ангельским ликом - Лариса Кольцова

декоративным кустарником от площади. Ниша представляла собой значительное углубление в стене, где скрывалась одна из не используемых дверей, запечатанная как резервная, наверное. Там мы и любили утренними часами и даже дремали иногда. Он устроился отлично, заполучив для себя такой вот павильон любви на колёсах, хотя и пребывающий в неподвижности у запечатанной двери, никуда потому и не ведущей, а вот я…

Зачастую я прибывала в столицу уже в разгаре дня. И мои ситуативные профессиональные коллеги уж точно за моей спиной обсуждали, что я стала заметно неряшливей, чем в те дни, когда возникла впервые. То причёска кое-какая, будто я вскочила спросонья и забыла причесаться, то платье мятое, то застёжка поломана, то пуговицы болтаются на нитке, если не оборваны. Обуздать Рудольфа при том, что вряд ли это было возможным, мне и не хотелось. Мне нравилась его неудержимая страстность, его изобретательство в ласках и любовных приёмах, и это в столь неудобных, заданных им же, условиях. Потеря витринного вида моих платьев меня уже не печалила. А снимать я их не могла. В машине ни раздеться, ни одеться потом, не получится. Только туфли и можно было снять. Да ещё чулки он умудрялся с меня стаскивать, поскольку любил ласкать мои обнажённые ноги…

Прибыв на место, я требовала приготовления для себя тёплой ванны, ибо успела пропылиться, утомиться и пропотеть в дороге. А уж потом в необходимой безупречности своего облика я и смогу заняться изысканной клиентурой. Хозяйка избранного мною салона принимала и эти условия, всё списывая на моё врождённое аристократическое чудачество. Как правило, все те, кто и обладали дорогими салонами одежды, обитали в тех же самых зданиях, устраивая там в меру удобное жильё. И мне дозволялось нежиться в хозяйской ванной комнате, иначе после «сеансов насыщенного секса» мне требовалось бы возвращаться в «Мечту» для придания себе необходимой телесной чистоты, а тогда уж я не успевала бы никуда. И обо всех этих выставках-продажах пришлось бы забыть.

Понятно, что никто ничего не высказывал, и не смел, но взгляды объясняли всё помимо слов. Деликатно мне давали понять, что я стала необязательной и порой без причины раздражительной, но я принимала позу высокомерного отбрасывания намёков и укоров. Исходя из прежнего столичного опыта, я уже знала, стоит признать свою вину, как тут же оседлают и заставят компенсировать любую оплошность снижением цен. Однажды, — по неосторожности так случилось или от еле удерживаемого раздражения хозяйки салона, скупавшей оптом мои изделия, — она сказала своей служащей, забыв плотно закрыть дверь в ванную комнату, где я и приводила себя в надлежащий вид после якобы «мучительной дороги», непереносимой для моего изнеженного организма.

— Могу представить, на каких свалках она бывает ночами, аристократка отверженная и вдова при живом муже. Платье вечно мятое, причёска кое-как держится, под глазами синяки. А глаза как у гулящей кошки светятся безумием. Явно сдвинутая женщина, хотя и завидно талантливая. У меня профессиональное и тончайшее обоняние, и я чую, как от неё разит как от женщины, побывавшей в обладании здорового самца! Откуда там дорожная усталость? Сидит в комфортной машине, на мягком сидении, отдыхает. А вот от прелюбодеяний, моя милая, если мужчины неутомимые к тому же, она и выглядит утомлённой. Повидала я таковых… откуда силы и на творчество, и на ублажение кобелей берёт? Хрупкая, болезная, а красота, похоже, дана самим Чёрным Владыкой, если ей износу нет!

— Я была бы счастлива, найти себе такого человека, чтобы сходить от него с ума в этом смысле, — ответила приближённая своей злоязычной хозяйке, — Если женщину любят, её красота лишь удваивается.

— Слышала я от одной своей знакомой из этого «Лучшего города континента», что дом «Мечту» ей подарил пользователь её тела. Дорогое же тело у этой особы! А старый психиатр её изгнал, ибо она его истерзала своими изменами.

— Чего и ждал, раз старый, — заметила более добродушная служительница. После этого я перестала поддерживать деловые отношения со сплетницей и без всякого объяснения перешла к её конкурентке. Та стелилась передо мной, как не всякая родная мать перед дочерью. Она даже завтраки мне готовила, ожидая встречи, и собственноручно делала мне причёску, если я разрешала. Короче, за мной закрепилась репутация вздорной и самовлюблённой, всех презирающей, но очень одарённой и фантастически работоспособной особы. Так что не воспользоваться таким сокровищем, благодаря которой можно жить и не напрягаться, многим пришлось по вкусу, — ходи себе да витрины украшай, да покупательниц, не считающих денег, ожидай. Госпожа из «Мечты» всё придумает, воплотит в текстиль, и привезёт. Я была настолько нарасхват, что из-за меня владелицы столичных салонов элитной одежды ссорились меж собой и караулили на всех выставках, чтобы заполучить себе мои разработки.

Пришлось открыть ещё один цех, — благо помещений в «Мечте» хватало. Инар Цульф очень быстро закупил всё нужное оборудование и уже сам нанял штат мастериц из числа жительниц города. В «Лучшем городе континента» жило, помимо учёного сословия и охраняющих их военных, много обыкновенных рабочих семей. Предприятие набирало обороты уже без всякого моего особого участия. Я превратилась, по сути, в бездельницу, утратив вкус и к личному творчеству. Рабочий алгоритм был налажен, прежние заготовки и наработки шли в дело, а я…

Ежеутренние в начале, встречи стали происходить всё реже. Я занервничала, заскучала по этим утренним часам в его машине. Днём он не мог уделять мне время из-за собственной уже службы в подземном городе или же в «Зеркальном Лабиринте», хотя там появлялся редко. Как и ночью не всегда принадлежал сам себе. Машина и была его домиком «отдохновения воина» и… желанных, а неутешительных утех для меня. То ли это была насмешка Судьбы, когда моя мечта о жизни в фургоне бродячих акробатов столь гротескно воплотилась в реальность, то ли моя собственная оплошность того дня, когда я позволила ему овладеть собой в машине у Главного шоссе. И он вдруг сообразил, насколько легко, без избыточных хлопот и фантазий, он может теперь устроить для себя усладительный досуг с дурочкой, на всё готовой просто потому, что она вообразила одурманенной головой, — её продолжают любить, как и в дни юности…

Машина его выглядела куда как роскошнее, вся пропитанная его особым ароматом, но вовсе не походила на целую комнату, как тот актёрский фургон. Сами её размеры задавали некоторые ограничения на то, чем мы там с ним занимались, из-за чего мои эксклюзивные наряды теряли вид воздушных витринных образцов. Даже не имея разностороннего опыта, я понимала, происходящее не дотягивает до надлежащей высоты, достигнуть которую в