Дневники св. Николая Японского. Том ΙV - Николай Японский

17/30 марта 1901. Суббота 5–й недели Великого Поста.

О. Павел Савабе был и рассказывал, между прочим, по письмам ему о. Тита Комацу, что диакон Иоанн Оно, в Сиракава, болен какою–то мозговою болезнью, вследствие которой ничего не может делать по проповеди вот уже несколько месяцев. Стало быть, тщетна надежда видеть в нем священника, а с тем именно и поставлен был после прошедшего Собора во диакона, чтобы в следующем году, то есть нынче, примерно после Собора, рукоположить его во иерея для Сиракава и окрестных Церквей. Очень жаль! Считался из кончивших курс Семинарии одним из самых надежных служителей Церкви.

Протестантство — клоака, из которой — если порядочно засосет человека — нет ему спасения: Араи Цуненосин, сделавшийся мистиком в Америке, бродит в тумане (не имеет никаких ясных предметов своей веры) и до того считает себя во свете, что тщится и других тащить в свой мрак; гордость свою считает верою и глух поэтому ко всякому слову вразумления и самой очевидной истине. Даже о. Павел Савабе считает его безнадежным, а они первейшие друзья между собою.

18/31 марта 1901.

Воскресенье пятое Великого Поста.

Катихизатор Исайя Мидзусима, писатель благочестивых православных книжек, человек усердный к Церкви, даровитый и практичный, в честность которого я очень верил, оказывается в денежном отношении тоже не заслуживающим доверия. Вчера принес ко мне счеты за свои три последние брошюры; я, занятый в это время еще другими расчетами и привыкши верить ему, отдал деньги. Но потом, рассмотревши счеты и брошюры, нашел, что это уже слишком явный обман: за две брошюры «Мукака–ки–но сугаре» и «Нард–но каори», в двадцать тощих страничек каждая, по 45 ен за каждую, тогда как тут же счет от другого типографа за переводную книгу о католичестве, более чем в двести страниц, на 85 ен. Притом, в счете за брошюры — каждом сказано — за тысячу экземпляров, а брошюр доставлено только шестьсот. Призвал я сегодня Исайю Мидзусима и объяснил все это. Как он сконфузился! Конечно, мы с ним оба свалили вину на типографа. Я сказал ему:

— Возьмите эти оба счета и идите к типографу Канда (христианину тоже): пусть он напишет настоящие цены и излишек вернет мне; пусть обещает, что вперед не станет так поступать. Если он сделает это и если потом будет держаться своего обещания, то может работать на Церковь; если нет, то мы с ним больше дела не имеем.

— Сейчас же иду к нему и престрого буду говорить с ним, — ответил Мидзусима и ушел.

Я ждал его тотчас же обратно, потому что типография Канда близко. Но он явился спустя несколько часов; должно быть, ходил или ездил домой — а живет он очень далеко — и представляет новые счета, наполовину уменьшенные, и излишек денег с извинениями от типографа Канда, что во всем этом виноват не он, хозяин, а его приказчик, и что вперед таких ошибок не будет. Я принял на веру объяснения Мидзусима и сказал, что вперед буду тщательнее наблюдать за счетами из типографии Канда, просил и его, Мидзусима, делать то же, насколько это касается печатания его собственных сочинений. Мидзусима обещал делать это, но все время был настолько сконфужен, что это яснее слов говорило о его собственной вине во всем этом. Счеты от типографа всегда писаны его собственной рукой, только печать типографа; и не в первый раз, должно быть, он выставил на счетах дутые цифры, только я до сих пор не замечал, веря ему, и был он несколько скромнее на незаконный побор. Во всяком случае, печально разочаровываться в человеке, печально и за человека, и вместе жаль его. И, конечно, я не написал бы этого здесь, если бы не имел в виду предостеречь моего преемника от излишней доверчивости и от причинения чрез то убытка Церкви. Деньги–то, которыми мы распоряжаемся, — святые деньги, Божьи деньги, и бросить их вот так, как я ныне, в пасть надувательства и бессовестности — ротозейство, достойное посмеяния, и грех. Мидзусима получает ежемесячно 18 ен 60 сен как катихизатор, хотя катихизаторством нисколько не занимается, получает от меня частно 6 ен да за каждую свою брошюру 5 ен, а он их иногда по две и по три в месяц печет — чего ему больше? И все же тщится надуть Церковь, и надувает, и это еще пиша благочестивые увещания другим жить по–христиански! А мы нюни распустили, как олухи! И стыд, и грех! Вперед не быть тому!

Был с визитом вернувшийся из отпуска в Россию князь Анатолий Григорьевич Лобанов—Ростовский, служащий консулом в Иокохаме. Боже, как он ругает Россию — просто ужас берет! Хуже Содома и Гоморры она, людей в ней — ни одного, все звери и так далее. Был он пессимист, теперь — точно помешавшийся на ругани. Правда, потерял он дочь в России, не дают ему высшего места — все это печально, но еще печальней, что ему и никогда не дадут высшего места, если он будет таким ругателем всего и всех, несколько возбуждающим подозрение, все ли у него дома.

19 марта/1 апреля 1901. Понедельник

6–й недели Великого Поста.

Елисей Като, катихизатор в Фурукава и Каватаби, пишет, что «один из христиан Каватаби отправился в Токио и будет просить здесь исповедать и приобщить его, потому–де, что о. Петр Сасагава посетит Каватаби уже после Пасхи». Ладно; только пусть о. Сасагава известит, что нет препятствий сему христианину участвовать здесь в таинствах Церкви; сейчас же послан к о. Петру запрос о сем. — И это правило нужно соблюдать, потому что бывают христиане и под епитимией, не допускающей их до таинств.

Петр Уцида, диакон, спрашивал, как поступать ему в следующем. Один из слушателей его учения, старик пятидесяти четырех лет, недавно упал с крыши дома, отцепляя там застрявшего змея, которого пускал его внук; упал он головой о землю; это отшибло у него память до того, что он совсем забыл то, что слышал на прежних катихизациях; и ныне вновь сколько ни слушает он, решительно ничего не помнит.

— Говоришь ему — слушает и понимает; кончишь говорить — спросит, о чем же я сказал? Ничего не помнит. А между тем желает креститься. Его сын, заправляющий домом, не мешает его желанию.

— А сын слушает учение?

— Еще не слушает, но расположен слушать.

— Так преподайте учение сыну, и когда он будет креститься, тогда вместе с ним пусть примет крещение и его отец. Креститься же ныне старику и быть в языческом доме одному, при его детски невменяемом состоянии, неприлично.

20 марта/2 апреля 1901. Вторник

6–й недели Великого Поста.

О. Алексей Савабе вернулся с обзора своих внетоокейских Церквей и, по обычаю, ничего доброго не повестил; несколько человек исповедал и приобщил, крещений — ни одного. В Хацивоодзи — этом большом городе — сидит этот неисправимый лентяй Игнатий Мацумото и ровно ничего не делает, а кончил Семинарию и считался одним из умных; я очень на него надеялся. Так–то вот! На кого надеешься, в том почти всегда обманываешься. Сменить бы его, да заменить некем. Господи, пошли людей для проповеди Твоего Евангелия!