Записки капитана флота - Василий Головнин

С этого места крепость мы имели на NO 3°; южной мыс косы Керамы – на ZO 26°, а южной мыс западной стороны гавани – на NW 85°. Когда я поехал на берег, то японцы, подпустив шлюпку мою к крепости, стали в нас стрелять из пушек ядрами и заставили воротиться; после этого мы, снявшись с якоря, отошли к ZW около 3 миль и положили опять верп на глубине 4½ саженей, грунт – песок. Тогда Z мыс W стороны гавани был от нас на NW 14½°, а город – на NO 40°. На сем переходе мы имели глубину 4¾, 4½, 4¾, 5, 5¼, 5¾, 6, 7, 5, 4¾ и 4⅔, на дне везде песок. Так как уменьшение глубины заставило меня положить якорь, то и послал я штурмана Новицкого промеривать сначала на WNW, а после на ZW; в обе стороны он ездил на расстояние около мили. В первом случае глубина уменьшилась постепенно от 4½ до 3½ саженей; а в последнем увеличилась она до 5½ саженей, на дне везде песок. Течение на этом месте по лагу нашла мы на WZW, ¾ мили в час.

Погода была очень тихая, почти, можно сказать, штиль до 10 часов вечера, а потом задул крепкий ветер от NW; мы прежде еще узнали о приближении оного по шуму, слышанному нами в проливе между Матсмаем и Кунаширом, который походил на бурун или на шум, производимый великим стадом касаток, когда они плывут по поверхности моря, почему заблаговременно положили еще вместо верпа настоящий якорь.

6 июля. Но с полуночи ветер стал очень крепок; один якорь не мог шлюп держать[87], несмотря на малую глубину, и мы принуждены были положить другой; тогда шлюп остановился. Крепкий ветер недолго продолжался и к рассвету совсем затих. В 8 часу утра снялись мы с якоря и стали лавировать к городу при тихих непостоянных ветрах. Около полудня, подойдя к японскому селению, поставили кадку с рисунком и с разными вещами для объяснения им причины нашего прихода и, отойдя опять от крепости, легли на якорь на глубине 4 ½ сажень, грунт – серый мелкий песок. Тут мы все сутки простояли, чтобы дать японцам время на размышление.

7 июля. На другой день подошли мы опять к крепости за ответом, а не получив оного, пошли к селению, находившемуся на косе, называемой Керам, и послали шлюпки на берег взять воды и дров. Сами же стали возле оной на якорь на расстоянии от ближнего к городу селения ¾ мили, имея оное по румбу ONО. Воды тут не нашли, кроме мутной дождевой, а дров и несколько пшена взяли, оставив за оные разные европейские вещи. Во весь сей день был дождь и туман. На следующее утро японцы выставили ответ нам в кадке на воде, которого точного смысла понять мы не могли. Мы пошли на западную сторону гавани к устью примеченной нами там небольшой речки для получения пресной воды, стали на якорь на глубине 3 ¼ сажень от берега в одной версте: Z мыс Керамы был от нас на ZO 35 ½°, а Z оконечность западной стороны – на W.

Весь сей день и следующий мы наливали и возили на шлюп воду, японцы нас не беспокоили.

9 июля. Этого числа поутру [японцы] прислали курильца с предложением, что хотят переговорить с нами, почему я ездил на шлюпке к крепости и имел с ними переговоры на воде, вследствие которых и на следующий день ездил, выходил на берег и переговаривал с Японцами, но в крепость не входил. Этого числа после полудня мы налили всю воду, а к вечеру при свежем ветре от NO прилавировали к крепости и стали на якорь на глубине 31 сажени; грунт – мелкий песок. Крепость от нас была тогда на NO 4°; мыс Керамы – ZO 24°, Z мыс западной стороны на W. Став на якорь, посылали мичмана Якушкина на берег к японцам, они приняли его хорошо и снабдили рыбой.

Июля 11 в 9 часу утра поехал я на берег, взяв с собой мичмана Мура, штурмана Хлебникова, четырех матросов и курильца Алексея. По доверенности с японцами поехали мы к ним без всякого оружия, но они, заманив нас в крепость, задержали там силой. Все эти происшествия описаны в другой книге с надлежащей подробностью, а здесь должно сказать, что, занимаясь сношением с японцами и снабжением шлюпа провизией, водой и дровами, я предполагал после сделать все наблюдения и замечания, нужные для точного описания сей гавани, которая, без всякого сомнения, есть самая лучшая гавань на всех Курильских островах, кроме некоторых на острове Матсмай, или, лучше сказать, что на этих островах и нет гавани, кроме этой, но японцы, захватив нас вероломным образом, положили конец нашей описи.

ЗАПИСКИ ФЛОТА КАПИТАНА РИКОРДА О ПЛАВАНИИ ЕГО К ЯПОНСКИМ БЕРЕГАМ В 1812 И 1813 ГОДАХ, И О СНОШЕНИЯХ С ЯПОНЦАМИ

Взятие японцами капитана Головнина при острове Кунашире. – Шлюп снимается с якоря и подходит к крепости. – Японцы начинают стрелять в нас из пушек; мы им отвечаем, сбиваем одну батарею, но главной крепости не могли никакого вреда причинить. – Покушения наши объясниться с японцами, но без успеха. – Хитрость, ими употребленная для завладения нашею шлюпкою. – Мы оставляем на берегу письмо и некоторые вещи для пленных наших соотечественников и отплываем в Охотск. – Прибытие в Охотск и отправление мое в Иркутск, трудности и опасности пути сего. – Весною я возвращаюсь опять в Охотск с японцем Леонзаймом. – Приготовление шлюпа к походу, на который я беру привезенных из Камчатки 6 человек японцев и отправляюсь к острову Кунаширу. – Опасность, угрожавшая нам кораблекрушением при острове св. Ионы. – Прибытие в залив Измены. – Безуспешные наши покушения открыть переговоры с Японцами. – Упрямство и злость Леонзаймы и объявление его, что наши пленные убиты. – Я отпускаю привезенных на шлюпе Японцев на берег и беру с японского судна других людей, в том числе начальника оного, от которого мы узнаем, что наши живы. – Отправление наше со взятыми японцами из Кунашира и благополучное прибытие в Камчатку.

1811 года 11 числа в 11 часов пополуночи и, ежели считать по древнему обычаю с сентября, то и 11 месяца июля, постигло нас то печальное происшествие, которое останется в памяти всех служивших на шлюпе «Диане» на всю жизнь неизгладимым и всегда будет возобновлять скорбные чувствования при воспоминании об оном. Известно читателям, что несчастие, постигшее капитана Головнина, ввергнувшее нас в глубокую тоску и поразившее дух наш недоумением, было неожидаемо. Оно разрушило все наши лестные виды о возможности возвратиться сего же года в отечество, коими услаждались мы при отправлении из Камчатки для описи Курильских островов, ибо, когда свершился роковой удар разлучением нас самым ужаснейшим образом с достойным и любимым нашим начальником и с пятилетними сослуживцами, никто уже не помышлял о возвращении к своим родственникам и друзьям, а все положили твердое упование на Бога и единодушно решились, как офицеры, так и команда, не оставлять японских берегов, доколе не испытаем всех возможных средств для освобождения своих сослуживцев, если они живы. Если же они, как мы иногда полагали, убиты – доколе не отомстим надлежащим образом на тех же самых берегах.