Аббат - Вальтер Скотт

— Расстаться с нами, ваше величество! — воскликнул аббат. — Неужели английское гостеприимство должно начаться ограничением вашей свиты и отстранением ваших советников?

— Ну зачем же это так воспринимать, добрый отец? — возразила Мария Стюарт. — Губернатор и шериф, верные слуги нашей венценосной сестры, считают необходимым повиноваться в данном случае всем ее инструкциям до последней буквы, а согласно этим инструкциям, они могут принять только меня и моих фрейлин. Из Лондона тотчас же будет отправлен нарочный с указанием места для моей резиденции, а когда будет формироваться мой двор, я всех вас немедленно призову к себе.

— Ваш двор будет формироваться в Англии! И это в то время, как там живет и царствует Елизавета? — воскликнул аббат. — Мы скорее увидим два солнца на одном небе!

— Не судите так, — возразила королева, — мы уверены в добропорядочности нашей сестры. Елизавета гонится за славой, но разве все, что она добыла силой и мудростью, не бледнеет перед тем, что обретет она, оказав гостеприимство своей несчастной сестре? И что бы она ни сделала доброго, мудрого и великого, все это не в силах будет стереть позор, которым она покроет себя, обманув мое доверие. Прощай, мой паж, ныне ставший моим рыцарем, мы расстаемся не надолго. Я осушу слезы Кэтрин или буду плакать вместе с ней, пока у нас обеих не иссякнут слезы.

Она протянула руку Роланду, который, бросившись на колени, взволнованно поцеловал ее. Он готов был оказать такой же знак уважения и Кэтрин, но королева, приняв веселый вид, сказала:

— В губы, глупый мальчик! А ты, Кэтрин, не скромничай! Пусть этот английский джентльмен знает, что даже в нашем холодном климате Красота умеет вознаграждать Доблесть и Верность!

— Нам и без того известны чары шотландской красоты и пыл шотландской доблести, — любезно заметил шериф Камберленда. — Мне бы искренне хотелось со всем возможным гостеприимством пригласить в Англию спутников той, кто является королевой шотландской красоты. Но, к сожалению, это исключено распоряжениями нашей государыни, а ее приказ не подлежит обсуждению среди подданных. Да будет мне позволено напомнить вашему величеству, что начинается отлив.

Шериф подал руку королеве, и она уже ступила на сходни, ведущие в лодку, как вдруг аббат, которого слова шерифа повергли в скорбь и изумление, очнулся от своей неподвижности и, бросившись в воду, схватил королеву за край плаща.

— Она предвидела это! Она предвидела это! — воскликнул он. — Она предвидела ваше бегство в ее страну и, зная о нем, отдала приказ, чтобы вас приняли только на этих условиях. Слепая, обманутая, обреченная королева! Ваша судьба предрешена, если вы покинете этот берег! Королева Шотландии, ты не должна расставаться с наследием твоих предков, — продолжал он, все еще держась за плащ Марии Стюарт. — Преданные люди пойдут наперекор твоей воле и спасут тебя от плена и смерти. Не бойся алебард и луков за спиной у этого щеголя! Мы сумеем помериться с ним силой! О, если бы здесь был мой воинственный брат! Роланд Эвенел, обнажай свою шпагу!

Королева стояла в страхе и нерешительности, ступив уже одной ногой на сходни и все же не решаясь оторвать другую ногу от песка родного берега, который она покидала навсегда.

— Зачем применять насилие, сэр священник? — сказал шериф Камберленда. — Я прибыл сюда по вызову вашей королевы, чтобы оказать ей услугу. По первому ее распоряжению я немедленно удалюсь, если она отвергнет ту помощь, которую я в силах ей предложить. Не диво, если наша мудрая королева предвидела, что среди смут, волнующих вашу беспокойную державу, могло произойти и такое событие и что, желая предоставить гостеприимство своей царственной сестре, она сочла правильным запретить переход английской границы остаткам разбитой армии ее приверженцев.

— Вы слышите, — сказала королева Мария, мягко высвобождая свою одежду из рук аббата, — нам предоставляют полное право решать самим, покинуть ли нам этот берег, и, бесспорно, такую же свободу решения нам предоставят, если мы захотим поехать во Францию или вернуться в наши собственные владения. Впрочем, сейчас слишком поздно… Благословите нас, отец, и да хранит вас господь.

— Да хранит он и тебя, королева, и пусть он смилостивится над тобой! — сказал аббат, отступая. — Но сердце говорит мне, что я вижу тебя в последний раз.

Гребцы подняли паруса, налегли на весла, и лодка быстро понеслась через Фрит, который отделяет берега Гэллоуэя от берегов Камберленда, но пока она не уменьшилась до размеров детского кораблика, сомневающиеся, огорченные и покинутые приверженцы королевы не покидали берега. И долго, долго следили они за платком, которым королева махала, прощаясь со своими преданными друзьями и с берегами Шотландии.

Если бы добрые вести, касающиеся собственной персоны Роланда, могли утешить пажа в разлуке с его возлюбленной и в несчастьях, постигших его государыню, то подобного рода утешение было ему предоставлено через несколько дней после отъезда королевы из Дандренана. Запыхавшийся курьер, которым оказался не кто иной, как Адам Вудкок, привез депешу от сэра Хэлберта Глендининга аббату, который вместе с Роландом все еще находился в Дандренане и понапрасну терзал Бонифация все новыми расспросами. Этим письмом сэр Хэлберт настоятельно приглашал своего брата хотя бы временно избрать в качестве резиденции замок Эвенел.

«Милосердие регента, — говорилось в письме, — дарует прощение вам обоим — тебе и Роланду, при условии, если вы будете временно находиться под моей опекой. Кроме того, у меня есть сведения о родителях Роланда, которые не только будут приятны вам, но которые обязывают меня как мужа его ближайшей родственницы принять участие в его дальнейшей судьбе».

Аббат прочел это письмо и остановился, как бы решая, что ему лучше сделать. Тем временем Вудкок отвел Роланда в сторону и обратился к нему со следующими словами:

— Смотрите, мейстер Роланд, чтобы теперь какая-нибудь папистская глупость не увела священника и вас в сторону от преследуемой дичи. Вы ведь всегда держались как джентльмен. Так вот, прочтите-ка это и благодарите бога за то, что на дороге нам попался старый аббат Бонифаций, которого двое слуг Ситона везли сюда, в Дандренан. Мы обыскали его, желая обнаружить что-либо, касающееся ваших славных подвигов в Лохливене, которые многим стоили жизни и от которых у меня и до сих пор еще болят все кости, а нашли мы то, что для вас, пожалуй, важнее, чем для нас.

Бумага, которую он передал Роланду, представляла собой свидетельство монаха аббатства святой Марии, отца Филиппа, именовавшего себя «недостойным ризничим», в котором последний заверял, что «он, дав клятву о неразглашении, сочетал священными узами брака Джулиана Звенела и Кэтрин Грейм; но, когда Джулиан раскаялся в этом союзе, он, отец Филипп, греховно согласился утаить и скрыть этот брак, благодаря каковому сговору между ним и вышеупомянутым Джулианом Эвенелом несчастная девица была введена в заблуждение и считала, что церемонию бракосочетания совершило лицо, не имевшее духовного сана и не обладавшее правом на подобные обряды. Означенное греховное сокрытие истины нижеподписавшийся считает причиной того, что его стал мучить водяной дух, который своими злыми чарами заставлял его в ответ на любой вопрос, в том числе касающийся самых возвышенных предметов, распевать лишь нелепые отрывки из старинных песен, а кроме того, постоянно досаждал ему ревматическими болями. Вот почему он составил это свидетельство и признание, с указанием даты и дня означенного венчания, и отдал своему законному наставнику, отцу Бонифацию, аббату монастыря святой Марии, sub sigillo confessionis»[86].