Двадцатое июля - Станислав Рем

— Нет. Расстрелять. Вместе с Жуковым и другими генералами, фамилии которых фигурируют в списке Абакумова. Костя, у нас осталось всего несколько минут. Прошу, не перебивай. Выслушай, а потом, когда примешь окончательное решение, перезвони. Вот телефон. — Старков сунул в руку командующего листок с цифрами. — Предложение следующее. До сих пор у нашего Усатого все получалось, потому что никто не оказывал никакого сопротивления. Вспомни тридцать седьмой. Ведь на самом деле никакого заговора не было. Всё выбили на допросах. А конец вышел один для всех: и тех, кто наклепал на себя, и тех, кто сохранил свое имя. Но дай они ему тогда отпор, и неизвестно, как и что бы произошло. Сейчас аналогичная ситуация. Сталин вызвал сюда, в Москву, диверсанта. Судя по всему, с акцией, подобной ликвидации Кирова. Этого человека я знаю. Мы можем использовать его в своих целях. Поверь, у нас появилась единственная уникальная возможность переиграть Хозяина. Но мне нужна твоя поддержка. И помощь Жукова. На момент ликвидации вы оба должны находиться в Москве со своими людьми.

Рокоссовский рванул верхний крючок кителя:

— Ты думаешь, что говоришь?!

— Думаю, Костя, думаю. И ты подумай. Очень хорошо подумай. Вспомни, как все было несколько лет назад. А после прими решение. Если будешь со мной — дай знать. Ну, а на нет, как говорится… Теперь в твоих и только твоих руках все наши жизни.

Мюллер с Даллесом согласовали практически все позиции к шести вечера. Шефу гестапо следовало поторопиться: поезд на Берлин отходил через полтора часа. Когда группенфюрер покинул отель, Геверниц скептически усмехнулся:

— Вы верите, что он стопроцентно выполнит свои обещания?

— Конечно, нет. Но сделает все для того, чтобы выполнить. К тому же у нас будет возможность аргументировать отказ по некоторым позициям.

— Вы не допустите, чтобы он жил в Америке?

Даллес налил себе стакан яблочного сока:

— Наоборот. Я сделаю все, чтобы перевезти его в Штаты. — Мелкими глотками он осушил стакан с напитком. — Через полчаса можно ужинать. Сок, мой дорогой Геро, следует принимать за полчаса до приема пищи. Тогда ваш желудок будет работать, как часы. И еще раз повторю, — вернулся к теме беседы Даллес, — я сделаю все возможное, чтобы наш новый друг переехал в Нью-Йорк. Или в Вашингтон. Мюллер умен. И приземлен. Перед нами только что сидел не фанатик и не романтик от фашизма. В этом кресле сидел очень умный и дальновидный игрок. Он просчитал все наши шаги. Или почти все.

— Я для себя сделал кое-какие пометки, — Геверниц разложил салфетки.

— Можете их выбросить. Я все прекрасно запомнил. — Даллес подошел к окну, задернул шторы. Затем включил свет. — Мюллер сделал несколько отправных точек для будущего диалога. Обронил, например, что у него имеется материал практически на всех агентов, работающих за рубежом. Причем он не сказал вслух, что имеет в виду и людей, живущих в Штатах. Но мы-то с вами поняли. И информацию по ним сможем получить только тогда, когда он пересечет границу нашей страны. Это и ребенку понятно. Кстати, подобных моментов было несколько. Но не они меня интересуют. Их Мюллер выставил на всеобщее обозрение, как бы давая нам возможность понять, что он фигура очень ценная. В чем лично я и не сомневаюсь. Меня заинтересовало другое. В одной фразе Мюллер случайно оговорился — и именно случайно, потому что тут же переключился на другую тему, — о грядущих изменениях в СССР. Любопытно, что он имел в виду?

Даллес приоткрыл настенную панель, скрывающую вход в другое помещение, и обратился к специалисту, сидящему за аппаратурой:

— Всё записали?

— Да.

— Сверните аппаратуру и передайте мне плёнку. — Даллес вернулся к собеседнику. — Кстати, спасибо за оперативность.

— Не за что. Благодарить нужно людей Мюллера. Они нам сообщили о встрече за четыре часа. Иначе бы не успели. Однако вернемся к нашему новому другу, — в голосе Геверница слышалась незаретушированная ирония. — Думаете, о последних событиях у дядюшки Джо ему известно нечто такое, чего не знаем мы?

Даллес отрицательно качнул головой:

— Неверно. Думаю, как бы он сам, непосредственно, ни принимал участия в тех событиях.

Литценберг оставил машину с водителем у ворот замка, а сам, показав удостоверение охране, прошел в расположение отряда Скорцени. Осмотревшись, цокнул языком: умеет же Большой Отто устраиваться! Что в Берлине у его солдат лучшие апартаменты, что здесь, во Фридентале. Интересно, какие он имеет дальнейшие виды на замок? Ведь наверняка последний хозяин этого древневекового чуда давно уже либо гниет в земле, либо несет трудовую повинность в концлагере.

На озере полным ходом шла тренировка. За зданием слышались выстрелы. Видимо, тренировались и там.

«Сколько патронов изводят впустую! — мелькнула мысль в голове гестаповца. — А с фронта идут сводки: не хватает того, не хватает другого. А эти, сволочи, как сыр в масле катаются. Но ничего, Папаша и до вас доберется».

На пороге появился гауптштурмфюрер Хеллмер. Литценберг расплылся в улыбке:

— Приятно видеть вас, господин офицер, в полном здравии. — Гость вскинул руку в приветствии, затем протянул ее для более тесного контакта.

— К сожалению, не могу ответить тем же, — протянутая рука осталась незамеченной. Хеллмер бросил взгляд на озеро, затем вновь обратил его на гостя. — Вы к нам по делу или проездом?

— По делу, друг мой, по делу.

— И по какому же?

— Да всё по-старому. Опять нам понадобился ваш русский. И, к сожалению, теперь надолго.

— Да что вы говорите? — Хеллмер деланно удивился. — Неужели вы из-за говнюка Шталя собираетесь упрятать нашего «Ивана» в тюрьму?

Литценберг развел руками:

— На все воля Божья. Окончательное решение примет суд. Мы же только ведем расследование. Единственное, что могу сообщить, оно пока не в пользу русского. Итак, Хеллмер, когда я смогу получить господина Куркова?

Гауптштурмфюрер еще раз посмотрел на озеро и указал рукой на крыльцо:

— Пройдемте. Вашу проблему может решить только господин штурмбаннфюрер.

Литценберг прошел вслед за Хеллмером в замок, поднялся на второй этаж, в расположение комнат руководства частью. Гауптштурмфюрер провел его в кабинет Скорцени:

— Присядьте. Патрон скоро придет. Можете курить. Сам он табак не употребляет, но высоким гостям позволено.

Хеллмер спустился вниз, вышел со стороны черного хода на огражденную высоким забором территорию тира. Скорцени отрабатывал прием стрельба из автомата. Задача состояла в том, чтобы поразить мишень в прыжке. Рад ль посредством специального устройства передвигал мишень в разных направлениях. Из десяти пуль, выпущенных из оружия штурмбаннфюрера, в цель попали всего три. Да и то лишь одна из них «поразила» деревянного противника. Две другие просто «ранили» его.