Эта безумная Вселенная - Эрик Рассел

— Ни в коем случае, — заверил толстяка Лоусон. — Сейчас я дам лекарство, и они быстро придут в себя.

Он направился к кораблю. Офицер с тремя кометами на погонах поехал обратно. Его голову все еще одолевали разные мысли.

Существо, восседавшее на ободе иллюминатора в тесной кабине корабля, было величиной с кулак Лоусона. Давно вымершим земным шмелям оно показалось бы великаном. Порода шмелей, обитавших на нынешнем Каллисто, посчитала бы своих далеких земных собратьев чем-то вроде отсталых пигмеев. Однако и на Земле, и на Каллисто сознание давно освободилось от планетарной ограниченности.

Предкам такое даже не снилось, а их потомки, далеко ушедшие в своем развитии, давно перестали обращать повышенное внимание на место происхождения того или иного разумного существа, его облик и видовую принадлежность. Все это, столь важное когда-то, теперь просто не принималось в расчет. Имея две руки и две ноги, человек и не думал объявлять себя высшим существом, равно как и насекомое не испытывало ущербности по поводу своего облика. И тот и другой знали, кто они: солярианцы. Две грани в тысячегранном кристалле Солярианского Содружества.

Это взаимопереплетение форм жизни, столь несхожих внешне, но обладающих колоссальным духовным единством, достигло такого уровня развития, когда стал возможен постоянный ментальный контакт. Чем-то он был сродни телепатическому контакту, хотя на самом деле он отличался от телепатии. Правильнее было бы назвать его «взаимомыслием» или «общемыслием». Нынешних солярианцев это удивляло не больше, чем, скажем, неразрывное единство всех частей человеческого организма. Просто солярианский «организм» был неизмеримо крупнее.

Поэтому Лоусон легко разговаривал с существом, не имеющим ни ушей, ни рта в их человеческом понимании. Однако это не препятствовало их беседе. Наоборот, бессловесный диалог был легче и точнее: ему не мешали ни языковые, ни понятийные барьеры. Ни у Лоусона, ни у оранжевого шмеля не возникало необходимости объяснять «смысл смысла».

Лоусон уселся в кресло пилота, задумчиво взглянул в иллюминатор и мысленно сказал:

— Что-то плохо мне верится в их разумность.

— Не волнуйся, — мысленно ответил оранжевый шмель. — В конце концов они все равно будут вынуждены согласиться.

— Верно, Жужжалка, только их упрямство обернется для нас потерей времени и дополнительными бедами.

— Время бесконечно, а беда — всего лишь синоним слова «развлечение», — глубокомысленно заявил Жужжалка.

Задними лапками шмель принялся чистить свою бархатную курточку.

Лоусон промолчал. Его внимание переместилось на любопытный объемный снимок, прикрепленный к боковой стене. Снимок запечатлел четырех людей разного роста, один из которых был совсем карликом. Рядом с ними восседал пес в темных очках, шесть крупных шмелей, птица, похожая на ястреба, и некое чудовище с бивнями, напоминающее остроухого слона. Компанию дополняли крупный рак с длиннопалыми руками вместо клешней, три разноцветных призрачных существа неопределенной формы и, наконец, паукообразное создание, голову которого украшала шляпа с пером.

Все это разношерстное общество солярианцев держалось чинно и смотрело в объектив аппарата с предельной серьезностью, свойственной минувшей эпохе. Они наверняка ожидали, что вместе с щелчком затвора из объектива обязательно вылетит птичка. Лоусон очень дорожил этим старинным снимком. По многим причинам. До чего же схожими были позы всех участников съемки. И это — при такой внешней их несхожести, которую они даже не осознавали. От снимка веяло силой, рожденной их единством — единством обитателей горстки планет и горстки спутников, вращающихся вокруг общего солнца.

В мозгу Лоусона зазвучал вопрос, пришедший от другого разума, не менее дерзкого и находчивого, чем его собственный:

— Нам не пора возвращаться?

— Не торопитесь.

— Мы пролетели город и решили посмотреть, нет ли у них еще чего-нибудь интересного. Заодно проверили, как к нам относятся местные обитатели. Представляешь, они попытались уничтожить нас, едва только заметили… У них инстинктивный страх перед всем неизвестным. Время их реакции — десятая доля секунды. Для них главное — быстрота реакции, а не ее действенность. Ментальность восьмого уровня развития. Добровольного единства у них не существует, только принудительное подчинение вышестоящим.

— Знаю. Сам с этим столкнулся.

Заслышав тяжелые шаги вблизи входного люка, Лоусон вылез из кресла.

— Особо далеко не залетайте, — передал он странствующим шмелям. — Возможно, вы мне скоро понадобитесь.

Подойдя к люку, Лоусон увидел внизу толстого офицера с пятью кометами на погонах. Тот выглядел рассерженным и обеспокоенным. Глаза обшаривали пространство над головой Лоусона: не появится ли еще какое-нибудь опасное существо.

— Тебе нельзя здесь находиться, — заявил он Лоусону.

— Впервые слышу, что мне нельзя находиться на своем корабле.

— Тебе никто не давал разрешения вернуться.

— А я и не нуждаюсь в разрешении, — сказал Лоусон.

— Ты не имел права возвращаться на корабль без разрешения, — гнул свое офицер.

— Тогда каким же образом я здесь очутился? — с притворным удивлением спросил Лоусон.

— Не знаю. Кто-то допустил ошибку. Меня это не касается.

— Тогда почему вы так волнуетесь? — поинтересовался Лоусон.

— Я получил сообщение из города. Мне приказали проверить, где ты находишься. Если на корабле, это незаконно. Ты сейчас должен находиться в центре дознания.

— И что мне там делать?

— Ждать их окончательного решения.

— Но решение зависит не от них, — с непрошибаемой уверенностью объявил Лоусон. — Окончательное решение принимаем мы.

Офицеру очень не понравились эти слова. Он нахмурился, зачем-то взглянул на небо, после чего опасливо покосился на то немногое, что сумел увидеть за спиной Лоусона.

— Мне велели немедленно доставить тебя в город.

— Кто велел?

— Военное командование.

— Передайте им, что раньше завтрашнего утра я никуда не поеду.

— Ты должен ехать сейчас же, — упорствовал офицер.

— Отлично. Позовите свое начальство, пусть приедут и вытащат меня отсюда.

— Они не могут.

— Еще бы! Где им! — довольно ухмыльнулся Лоусон.

Офицер рассердился еще пуще.

— Если ты не поедешь добровольно, тебя заставят силой.

— Попробуйте.

— Солдаты ждут лишь приказа.

— Приказы не по моей части. Идите и поднимите их в атаку. Приказ есть приказ, правда?

— Да, но…

— И всегда вина падает на тех, кто отдает приказы, а не на исполнителей, — твердо произнес Лоусон.

— Вина за что? — с крайней осторожностью спросил офицер.

— Скоро узнаете!

Офицер пожевал губы. Он не очень представлял, чем обернется это знание, но скорее всего — чем-то очень неприятным.

— Свяжусь-ка я с городом, доложу, что ты отказываешься покидать корабль, и попрошу дальнейших распоряжений, — сбивчиво пробормотал толстяк.

— Вот и умница, — искренне похвалил Лоусон. — Сам о себе не позаботишься, никто о тебе не позаботится.

7

Великий Правитель Маркхамвит мерил кабинет беспокойными шагами. На его плечах лежал груз неразрешимого вопроса. Он то и дело сердито похлопывал себя по эполетам. Жест этот безошибочно свидетельствовал о том, что разум вождя, а также его печень испытывают сильнейшее напряжение.

— Так ты сумел найти подходящее решение? — мимоходом бросил он первому министру Ганну.

— Нет, мой повелитель, — с горестной миной сознался Ганн.

— Что и следовало ожидать. Ты просто завалился спать и проспал всю ночь. Это же не твоя забота.

— Вовсе нет. Я…

— Только не ври. Я прекрасно понимаю, что все вы свалили решение на меня.

Маркхамвит подошел к столу, извлек телефонные принадлежности и спросил в трубку:

— Этот двурукий вылез из своего корабля?

Выслушав ответ, он возобновил хождение по кабинету.

— Наконец-то он соизволил выбраться и поехать сюда. Будет у нас через половину единицы времени.

— Вчера он наотрез отказался вернуться, — сказал Ганн, в мозгу которого совершенно не укладывалась сама возможность непослушания. — Он открыто насмехался над всеми нашими угрозами и буквально подстрекал нас напасть на его корабль.

— Знаю. Наслышан, — раздраженно отмахнулся Маркхамвит. — Если он — просто отъявленный лжец и обманщик, то, надо признаться, роль свою он играет превосходно. Здесь-то и кроются все наши беды.

— О чем вы, мой повелитель?

— Мы — могущественная раса. После нашей окончательной победы над Нилеей мы станем полновластными хозяевами во всей галактике. Мы обладаем громадными ресурсами и не меньшей изобретательностью. У нас — высокоразвитая наука. У нас космические корабли и совершенное оружие. Мы почти полностью подчинили себе природу и заставили ее служить нашей воле. Разве все перечисленное не делает нас сильными?