Вечный. Тетралогия - Роман Злотников

Корн разлепил губы и прошептал в два приема:

— Спасибо… доктор…

Тот удовлетворенно кивнул:

— Вот уже и заговорил, пожалуй, рискну и отключу привод искусственной вентиляции легких.

Корн скосил глаза: его грудь была покрыта какой-то мембраной, под которой что-то ритмично пульсировало, мерно поднимая и опуская грудную клетку. Тут до него дошло, что за великан прыгал у него на груди. Врач протянул руку и вытащил штекер из гнезда, расположенного в центральной части мембраны. В то же мгновение она, еще секунду назад упругая и блестящая, начала опадать, съеживаться, обнажая слегка покрасневшую кожу, амплитуда пульсаций стала понемногу уменьшаться, и спустя пару минут доктор снял ее с груди больного и убрал. Корн почувствовал, что, хотя груди стало легче, сам процесс дыхания пока еще вызывает определенные затруднения. Будто мышцы грудной клетки и диафрагмы вдруг превратились в желе, и, для того чтобы вдохнуть, надо было приложить определенные усилия, сравнимые, пожалуй, с работой ручной помпы. Доктор кивнул и удовлетворенно потер пухлые ладошки:

— Ну вот и отличненько! Корн повернул голову и с усилием прохрипел, делая вдох после каждого слова:

— Доктор… я еле… дышу… Врач засмеялся:

— Ты прекрасно дышишь, мой дорогой. Я знавал людей, которые, получив треть той дозы «черной крови», что досталась тебе, всю оставшуюся, причем очень-очень короткую, жизнь провели на койке, дыша только с помощью искусственной вентиляции легких, а ты, — он даже прищурился от удовольствия, — ну прямо огурчик. И всего-то через десять дней. Я не удивлюсь, если завтра ты встанешь и попытаешься сбежать, чтобы не отвечать на вопросы констебля Каннингхема.

Завтра не завтра, но спустя четыре дня Корн смог уже самостоятельно передвигаться до туалета, а на еле — дующий день в лазарете, в сопровождении врача и какого-то плотного, упитанного мужчины средних лет, наконец-то появился констебль. Констебль был в отутюженной форме и выглядел солидно, однако Корну показалось, что присутствие незнакомца его стесняет. Корн решил присмотреться к нежданному гостю. Мужчина был в прекрасно сшитом пальто из необычайно дорогостоящего натурального габардина и имел примечательную внешность. Этакий шустрый, смешливый толстячок, явно не из бедных, с блестящей лысиной, окаймленной буйными курчавыми волосами, с роскошными пейсами, сбегавшими на обе щеки. Больше всего он напоминал классического доброго дядюшку, как его изображают в сотнях семейных сериалов. Этот старый холостяк не слишком интересуется женщинами, довольствуясь прочими радостями жизни, которыми наслаждается от души.

Толстячок окинул его быстрым, заинтересованным взглядом и, не говоря ни слова, устроился в дальнем углу палаты. Причем сел так, чтобы иметь возможность наблюдать за лицом Корна, но немного в стороне, чтобы тот, разговаривая с констеблем, не видел его. Врач с констеблем подошли к кровати Корна.

— Вот, мой дорогой, констебль Каннингхем хочет задать тебе несколько вопросов, вернее… — Смешливый врач по привычке хохотнул. — Он уже давно добивается свидания с тобой, но я пустил его только сегодня — решил, что можешь увидеться с ним без особого риска. — Врач искоса посмотрел на незнакомца в углу и улыбнулся: — К тому же мистер…

Он не договорил. Спокойный, тихий голос, в котором, однако, слышалась скрытая, но не для опытного уха, властность, прервал его:

— Не надо, уважаемый доктор, я представлюсь сам. Позже.

Врач, ограничившись коротким смешком, вышел из палаты. Констебль проводил его взглядом до двери, достал из поясной сумки портативный полицейский фиксатор, пододвинул стул поближе к кровати и сел напротив Корна:

— Констебль Эрсел Каннингхем, борт пассажирского лайнера «Эйбур», рейс Новая Южная Дакота — Нью-Амстердам, официальный допрос. — Он сделал паузу и, глядя в упор на Корна, продолжил: — Вы допрашиваетесь в качестве свидетеля по делу о подготовке покушения на убийство мистера Аарона Розенфельда на борту лайнера «Эйбур». Перед началом допроса я должен предупредить вас об ответственности за дачу ложных показаний. — Констебль снова сделал паузу. — Назовите имя, место и год рождения, занимаемую должность на лайнере словам врача, «черная кровь», означающая верную смерть, ценится очень дорого. А ведь существует сколько угодно ядов подешевле. Они, может быть, и не так хороши, как «черная кровь», но тоже быстренько отправят человека на тот свет, если, конечно, не применять дорогостоящую реанимацию… Корн чертыхнулся про себя. Надо же было так засветиться. Но делать нечего. Он повернул голову в сторону полицейского фиксатора и заявил с хмурым видом:

— Мое имя — Корн, стюард нижних помещений, а больше о себе говорить ничего не буду.

Констебль воспринял это заявление довольно спокойно, хотя было видно, что оно ему не очень-то понравилось. Он в свою очередь повернулся к фиксатору и подтвердил:

— Констатирую, что свидетель на вопросы о дате и месте рождения отвечать отказался.

Допрос продолжался около получаса. Из вопросов констебля Корн понял, что этот ненормальный был нанят кем-то еще на Новой Южной Дакоте, чтобы прикончить какого-то Аарона Розенфельда, который, похоже, летел не ниже чем первым классом. При обыске среди личных вещей этого урода был обнаружен электронный ключ с набором кодов ко всем дверям, ведущим к каюте этого Розенфельда, план помещений корабля и еще пара смертоносных штучек, стоимость которых, скорее всего, равнялась доходам этого типа за последние десять лет. Когда констебль его хорошенько прижал, он раскололся и сдал своего непосредственного нанимателя, который, вероятнее всего, окажется в конце концов подставной фигурой. Однако пока что оставался шанс прищучить хотя бы его, так что констебль стремился как можно тщательнее зафиксировать все, что имело хоть какое-то отношение к этому делу. Планеты Содружества Американской Конституции всегда ревниво относились друг к другу, и, для того чтобы привлечь к ответственности гражданина другой планеты, нужны были серьезные и юридически безупречно оформленные основания. И капитан, скорее всего, дал разрешение на использование большого регенератора не из человеколюбия, а потому что была задета честь компании. На ее корабле кто-то пытался совершить убийство! И хотя Корн вряд ли чем мог помочь расследованию, без его показаний, зафиксированных надлежащим образом, позже, в суде, могли бы возникнуть проблемы. Все эти соображения сложились в голове у Корна, пока он отвечал на вопросы констебля, однако главный вопрос, на который он хотел бы получить ответ, пока оставался открытым. Кто такой тот толстяк в углу?