Вне закона - Дональд Уэйстлейк

Мрачное лицо Ла Тура говорило о том, что ничего-то он не понимает. Но вопрос он задал по делу:

— Хочешь сказать, эти два самоубийства отличаются от большинства самоубийств в Уэстбруке?

— Существенно отличаются. Менее шести процентов жителей сводят счеты с жизнью, узнав, что у них смертельная болезнь. Это число падает до двух и шести десятых процента, если у человека есть медицинская страховка, и до нуля девяти десятых, если состояние человека превышает миллион долларов. Эти цифры еще больше уменьшаются, если жертвы состоят в браке и находятся в относительно молодом возрасте — от шестидесяти пяти до семидесяти пяти лет. А двойная смерть составляет только два процента от самоубийств в масштабах всей страны и девяносто один процент из тех, кто уходит из жизни в паре, моложе двадцати одного года… Отсюда какова, по-вашему, вероятность того, что двое мужчин с больным сердцем покончат жизнь самоубийством вместе с женами в течение двух дней?

— Скажу честно, не знаю, Тол, — пробубнил Ла Тур. — Что еще у тебя есть? В смысле подозрительного.

— Уитли в тот день купил и привез новый автомобиль. Редкую, антикварную модель «MG». Зачем это делать, если они собрались покончить с собой?

Ла Тур не замедлил с ответом:

— Им требовалось орудие убийства. Они не захотели воспользоваться пистолетом. Возможно, этот «MG» что-то для них значил. Привет из далекого прошлого, когда они были молодыми. Они хотели умереть в этом автомобиле.

— Логично. — Демпси дернул рукав своей рубашки.

— Далее… — Тол рассказал про перчатки, волокна, шины, пятна на записках.

— Я думаю, кто-то еще был в доме в то время, когда они наложили на себя руки. Или вскоре после этого.

— Дай посмотреть. — Ла Тур потянулся к бумагам.

Тол передал ему заключения экспертов. Здоровяк детектив все внимательно прочел. Покачал головой.

— Ничего не вижу. — Он посмотрел на капитана. — Нет доказательств взлома или борьбы… Записка? — Он пожал плечами. — Выглядит как настоящая. Разумеется, надо дождаться почерковедческой экспертизы. — Он сдвинул предсмертную записку и корешок чековой книжки Уитли. Почерки не отличались. — Пятна от перчаток на бумаге? Мы это видим на каждом листке, который находим на месте преступления. Да половина пятен выглядит как размазанные отпечатки пальцев. Пятна могли появиться еще на фабрике, где эту бумагу изготавливали. Или горничная при уборке могла перекладывать листки с полки на полку. Волокна? — Ла Тур наклонился и снял крохотную белую ворсинку с пиджака Тола. — Такие же нашла и группа осмотра. Хлопковый ворс. Постоянно вижу на одежде. Волокна в доме Уитли могли взяться откуда угодно. Даже с твоего костюма. — Он взял еще один документ. — Перчатки и следы протектора. Обычные кухонные перчатки «Плейтекс». Эти пятна мне знакомы. Преступники такими не пользуются, потому что на них можно выйти по рисунку ткани… — Он указал на чековую книжку. — Посмотри на чек, который вчера выписала жена Эсмеральде Констанцо за услуги по уборке. Горничная побывала в доме, прибралась. Работала в перчатках, может, даже поправила или переложила стопку писчей бумаги, лист которой они использовали для предсмертной записки, оставила пятна. Следы протектора? Судя по колесной базе — импортная малолитражка. На таких обычно и ездят приходящие горничные. Это следы автомобиля Констанцо. Готов поспорить на любые деньги.

И хотя Толу не нравился вывод, к которому его подводили, анализ Ла Тура произвел на него впечатление. Детективу хватило трех минут на знакомство с документами, чтобы прийти ко всем этим умозаключениям. Абсолютно логичным умозаключениям.

— Я должен заняться другим расследованием, — пробурчал Ла Тур и бросил бумаги на стол Тола.

Ла Тур вышел из кабинета в полной тишине. Наконец молчание нарушил Демпси:

— Слушай, я знаю, тебе не удалось заняться оперативной работой. Должно быть, это раздражает — сидеть с утра до вечера в кабинете, не занимаясь… ты понимаешь…

«Настоящей полицейской работой»? Это хотел сказать капитан?

— Наверное, тебе иногда кажется, что ты не на своем месте.

«Он, должно быть, сидит дома, обнимается с калькулятором».

— У нас у всех порой возникает такое чувство. Честное слово. Но далеко не всегда убийцу находят оперативники. Такое бывает только в телевизоре, ты знаешь. У тебя лучше всего получается то, чем ты занимаешься, Тол. Ты прирожденный статистик. И это тяжелая работа. Важная работа. Давай смотреть правде в лицо… — Тут он понизил голос. — Такие парни, как Грег, не узнают цифру, даже если она прыгнет на них и даст пинка под зад. У тебя особый талант.

Тол выдавил слабую улыбку, призванную скрыть охватившую его злость. Эту речь капитан почерпнул из руководства по подготовке менеджеров. Только подставил слово «статистик» вместо «секретарь» или «регистратор».

— Ладно, полагаю, тебе пора браться за твои числа. Скоро полугодовое совещание по подведению итогов, и никто не может свести их в единый отчет лучше тебя.

В понедельник вечером поездка к дому Уитли заняла у него гораздо больше времени, чем в воскресенье, прежде всего потому, что на этот раз он вел автомобиль, как и всегда — выдерживая скоростной режим, держась середины полосы (и, само собой, пристегнувшись ремнем безопасности).

Тяжело вздохнув при виде полностью раздавленного куста азалии, Тол припарковался перед домом, поднырнул под желтую ограждающую место преступления ленту. Вошел в дом, вдохнув сладковатый запах древесного дыма. Перед тем как умереть, супруги выпили коньяку возле зажженного камина.

Уже в доме он надел тонкие резиновые перчатки, которые купил по дороге в аптечном магазине, и только подныривая под желтую ленту, подумал: «Черт, их, наверное, сотни в кладовке детективного отдела». Потом двинулся по дому в надежде найти что-то упущенное группой осмотра. Улику, которая могла пролить свет на убийство супругов Уитли.

Тупость Ла Тура и ласковые слова капитана Демпси не произвели на него впечатления. Для любого настоящего математика доказательство неверности теоремы столь же важно, как и доказательство ее правильности. Но чем больше Ла Тур старался доказать, что команда 2124 отдана неправильно, тем упорнее Тол пытался докопаться до истины.

Возможно, существовало вероятное совершенное число, и возможно, было что-то необычное в смертях Бенсонов и Уитли. Тол твердо решил написать доказательство.

Записные книжки, ежедневники, квитанции, письма, стопки писчей бумаги, визитные карточки адвокатов, ремонтников, ресторанов, финансовых консультантов, бухгалтеров… По спине Тола пробежал холодок, когда он прочитал название одной из организаций: «Фонд альтернативного лечения „Лотос“».

Свидетельство отчаяния здравомыслящих людей, испуганных перспективой надвигающейся смерти.

Скрипнула половица, что-то стукнуло, звякнуло. Тол вздрогнул. Он припарковался перед домом, поэтому вновь прибывший знал, что Тол здесь. Желтая лента с соответствующими надписями предупреждала о том, что посторонним вход воспрещен, однако Тол сомневался, что в дом пожаловал еще один коп.

В тревоге он осознал, что в случае правильности его версии об убийстве четы Уитли у теоремы неизбежно появится следствие — наличие убийцы.

Он цапнул себя за бедро, но лишь для того, чтобы обнаружить отсутствие пистолета, оставленного в кабинете. Конечно, Тол и раньше встречался с подозреваемыми, но только со смирными бухгалтерами и менеджерами инвестиционных банков, да и то по большей части в зале суда. Поэтому никогда не носил оружия. Ладони у него вспотели. Тол огляделся в поисках чего-нибудь увесистого, чем бы мог защитить себя. Но находился он в спальне, в окружении книг, одежды, мебели. Так что вооружиться было нечем.

Он посмотрел в окно. Двадцать футов до внутреннего дворика.

Гордость не позволила бы ему залезть под кровать.

Звук шагов приближался. Незваный гость уже поднимался по лестнице. Ковер глушил звук шагов, но пришедшего выдавало поскрипывание старых половиц.

«Нет, — решил Тол, — гордость позволит мне спрятаться под кроватью. Но похоже, это не лучший выход. Побег, оно надежнее».

Через окно. Тол распахнул обе створки. Внизу травы не было. Только каменные плиты да легкая мебель.

Он услышал, как передернули затвор пистолета. Шаги приближались, злодей направлялся к спальне.

Ладно, пора прыгать. Лучше на диван. Растянутая лодыжка лучше пули в голову. Он оперся рукой на подоконник и уже приготовился забраться на него, когда сзади раздался женский голос:

— Вы, черт побери, кто?

Тол быстро обернулся и увидел стройную светловолосую женщину лет тридцати пяти — сорока, которая, прищурившись, смотрела на него. Она только что закурила и убирала в сумочку золотую зажигалку. Щелчок крышки он принял за передергивание затвора. В лице было что-то знакомое (и тревожащее), и через секунду он понял, что видел это лицо на многочисленных фотографиях.