Золотая ветвь - Джеймс Фрезер

Читатель, вероятно, заметил, что между человеческими и животными воплощениями хлебного духа имеется полный параллелизм. Напомним вкратце, в чем он состоит. Когда хлеба от ветра волнуются, крестьяне говорят, что это по ним пробегает Мать Хлеба, Хлебный волк и т.д. Ребятишек предостерегают против прогулок по полям, потому что там-де скрывается Хлебная Мать, Хлебный волк и пр. Эта Хлебная Мать, Хлебный волк обитают якобы в последнем сжинаемом или обмолачиваемом снопе. Хлебной Матерью, Хлебным волком и т.д. зовут также сам последний сноп, которому придают форму женщины, волка и т.п. Старухой или Волком в зависимости от прозвища самого последнего снопа кличут и того, кто его сжинает, вяжет и обмолачивает. Жители одних местностей придают последнему снопу человеческий облик, зовут его Девой, Матерью Маиса и т.д. и хранят его до следующей жатвы, чтобы обеспечить непрерывность благодати, исходящей от духа хлеба. Жители других местностей с той же целью сохраняют до следующей жатвы Жатвенного петуха или козлятину. В одних местах крестьяне весной подмешивают к семенному зерну зерно последнего снопа, чтобы собрать обильный урожай, в других они с той же целью хранят до весны и примешивают к семенному зерну петушиные перья (в Швеции «святочного вепря»). Как в одних областях Европы часть Хлебной Матери или Девы скармливают скоту на Рождество (или лошадям перед началом первой вспашки), так в других часть «святочного вепря» весной идет на корм тягловым лошадям и рабочим волам. Наконец, смерть духа хлеба символизирует умерщвление — или инсценировку умерщвления — его представителя в образе человека или животного. Что касается верующих, то они совершают ритуальное причащение либо кровью и плотью представителя бога, либо хлебом, которому придана должная форма.

Дух хлеба может также облекаться в форму лисицы, оленя, косули, овцы, медведя, осла, мыши, перепела, аиста, лебедя и коршуна. На вопрос о том, почему считается, что дух зерна является в форме какого-нибудь одного животного или многих различных животных, можно ответить, что простого появления животного или птицы среди хлебов для первобытного человека было достаточно, чтобы допустить наличие между этим существом и хлебом некой таинственной связи. А если к тому же вспомнить, что поля в старину не обносили оградами и по ним могли свободно разгуливать животные, то не покажется удивительным, что за хлебного духа принимали даже таких крупных животных, как лошадь или корову, которых лишь в исключительных случаях можно наблюдать на полях современной Англии.

Объяснение такого рода лучше всего приложимо к весьма распространенному представлению о том, что животное воплощение хлебного духа таится в последних колосьях, оставшихся на корню. Дело в том, что такие звери, как зайцы, кролики, куропатки, во время жатвы действительно вытесняются на последний участок несжатого хлеба и, когда его скашивают, спасаются бегством. Это случается так часто, что жнецы и другие крестьяне, вооруженные палками и ружьями, нередко обступают последнюю несжатую делянку и убивают животных, которые стремглав выскакивают из своего последнего убежища. Первобытный человек, которому магические изменения формы кажутся чем-то само собой разумеющимся, находит вполне естественным то, что дух хлеба, изгоняемый из своего убежища среди колосьев, принимает при бегстве форму животного.

Отождествление духа хлеба с животным ничем не отличается, таким образом, от его отождествления с прохожим чужаком. С точки зрения первобытного человека, неожиданного появления чужака вблизи поля жатвы или тока достаточно для того, чтобы отождествить его с духом зерна, спасающимся бегством от сжинаемого или обмолачиваемого хлеба, так же как неожиданного появления животного, выскакивающего из скашиваемого поля, достаточно для того, чтобы увидеть в нем дух хлеба, покидающий свой разрушенный кров. Оба эти отождествления столь сходны, что в отрыве друг от друга практически не поддаются объяснению. Поэтому всякий, кто захочет выдвинуть теорию, альтернативную предложенному здесь объяснению последнего отождествления, должен будет доказать, что его теория покрывает также факты, относящиеся к первому отождествлению.

Глава XLIX

ЖИВОТНЫЕ ОБРАЗЫ ДРЕВНИХ БОГОВ РАСТИТЕЛЬНОСТИ

Дионис в виде козла и в виде быка. Фактом, как бы мы его ни объясняли, остается то, что в обычаях европейского крестьянства дух зерна выступает, как правило, в животной форме. Нельзя ли положить этот факт в основу объяснения отношения тех или иных животных к древним божествам растительности — Дионису, Деметре, Адонису, Аттису и Осирису? Начнем с Диониса. В одних случаях этот бог, как мы имели возможность убедиться, представлен козлом, в других — быком. Дионис-козел почти ничем не отличается от второстепенных богов — всех этих Панов, Сатиров, Силенов, находившихся с ним в близком родстве и также более или менее часто изображавшихся в козлином обличье. Пана, к примеру, греческие скульпторы и художники неизменно изображали с мордой и ногами козла. Сатиров изображали с остроконечными козлиными ушами, а в иных случаях — с пробивающимися рожками и хвостиком. Иногда эти божества называли просто-напросто козлами, и актеры, которые выступали в роли этих богов, облачались в козьи шкуры. В таком же одеянии древние художники изображали Силена. А относительно Фавна, италийского двойника греческих Панов и Сатиров, известно, что он был наполовину козлом, точнее, козлоногим и козлорогим человеком. Все эти второстепенные козловидные божества обладают более или менее ярко выраженными свойствами лесных богов. Так, жители Аркадии звали Пана Владыкой Леса. Что до Силенов, то они были тесно связаны с нимфами деревьев. Относительно Фавнов положительно известно, что они были лесными божествами. Еще более выпукло это свойство помогает выявить связь Фавнов и даже их отождествление с Сильваном и Сильванами: уже из имени последних явствует, что речь идет о духах леса. Наконец, ассоциирование Сатиров с Силенами, Фавнами и Сильванами доказывает, что первые также были лесными богами. Двойники этих козловидных духов имеются и в фольклоре народов Северной Европы. Например, русским их лесные духи — лешие (от слова лес) — представляются в человеческом облике, но с козлиными рогами, ушами и ногами. Свой рост леший может изменять как ему заблагорассудится: леший, идущий по лесу, — ростом с дерево, а прогуливающийся по лугам — не выше травы. Часть леших является не только духами леса, но и духами хлеба. Перед началом жатвы такие лешие вырастают до высоты хлебных колосьев, а после нее сжимаются до уровня жнивья. Это свойство леших указывает на существование тесной связи между духами деревьев и духами хлебов и на то, с какой легкостью первые духи могут превращаться во вторых. Относительно Фавнов также бытовало поверье, что они способствуют росту посевов. Как мы уже убеждались, дух зерна часто предстает в народных обычаях в образе козла. Все эти Паны, Сатиры и Фавны, если верить Маннхардту, принадлежат к многочисленной разновидности козловидных лесных духов.

Почему так часто лесные духи выступают в обличье козла? Необходимым, а возможно, и достаточным основанием для этого является пристрастие козлов к лесным прогулкам, а также их склонность обгладывать древесную кору, которой они причиняют очень большой вред. Итак, вопреки всякой логике, бог растительности питается той самой растительностью, которую олицетворяет? Да, это так, но ум первобытного человека не обращает внимания на эту неувязку. Непоследовательности такого рода всплывают, когда бог перестает быть чем-то внутренне присущим растительности и начинает рассматриваться как ее владыка или хозяин. Мысль об обладании растительностью, естественно, наводит на мысль в том, что обладающий ею питается. Хлебный дух, первоначально являвшийся составной частью самого зерна, позднее стал рассматриваться как владыка зерна, который ни питается, а будучи лишен такой возможности, нищает и испытывает чувство голода. Поэтому часто дух зерна зовут Бедняком или Нищенкой. Время от времени (крестьяне) оставляют последние колосья на корню для Бедной Старухи или Ржаной Старухи.

Широко распространенное представление о духах леса как о козлах является, таким образом, естественным для ума первобытного человека. Поэтому если оказывается, что Дионис, бог деревьев, иногда принимает обличье козла, то нам следует сделать вывод, что это обличье является не более как частью его изначальной природы — природы бога деревьев. Другими словами, нет нужды объяснять козлиную ипостась этого бога слиянием двух самостоятельных, независимых культов, в рамках одного из которых он изначально являлся богом деревьев, а в рамках другого — козлом.

Дионис, как мы видели, выступал также в облике быка. Только что проведенный анализ позволяет надеяться, что и эта оболочка окажется всего лишь еще одной парафразой Диониса — бога растительности. Сильным аргументом в пользу такого предположения является то, что в Северной Европе распространенным символом хлебного духа служит бык, а тесная связь Диониса с Деметрой и Персефоной в Элевсинских мистериях указывает, самое меньшее, на ярко выраженную связь этого бога с земледелием.