Забег на невидимые дистанции. Том 2 - Марьяна Куприянова

пару дней, сегодня должно увеличиться в несколько десятков раз. А самое трудное в том, что унитаз ужасно мешает, из-за него угол удара не такой эффективный, как хотелось бы.

Ладно, решилась Нина, и после длинного выдоха принялась монотонно бить ногой в трещину, отвлекая себя мыслями о Йене.

Узнав его историю и оказавшись в ней главным действующим лицом, Нина многое переосмыслила. Будто смотрела на падающий к Земле огромный метеорит, который не несет ничего, кроме смерти, но приземлится еще не скоро, и остается только наблюдать.

Почему-то после сегодняшнего разговора девушка чувствовала ответственность за судьбу Йена. За ту ее часть, что уже случилась, как и за ту, что лишь предстоит. Она должна что-то сделать. Но совершенно не знает, что. Она хочет ему помочь, но он безумен. Никакая помощь его не исцелит. Возможно, даже появление живой и здоровой сестры не вернет парня к прежнему состоянию.

Все это ужасно несправедливо, а хуже всего ощущать себя бессильной на что-то повлиять. В любую несправедливость, случавшуюся на ее глазах, Дженовезе непременно вмешивалась даже себе в ущерб. Ларс пытался образумить ее, убедив, что всем не помочь, но это сидело глубоко в ее характере. А теперь она впервые не может сделать абсолютно ничего. Она бесполезна. Ее ум бесполезен. Накопленные знания ничем не помогут ей в сложившейся ситуации. Сколько бы умных книжек она ни прочла, а в прошлое не вернуться.

Оказывается, здесь внизу помимо высокой физики, исследований и открытий была еще одна жизнь, обычная человеческая жизнь, в которой Нина пребывала каждый день, но которой в полной мере не замечала, как люди не замечают, что дышат и моргают. И в этой жизни постоянно происходило какое-нибудь горе, от которого нет спасения. Об этом она тоже не думала всерьез, полагая, что все процессы, включая страдания, можно объяснить движением материи на уровне малых энергий.

Все, о чем они с Отто говорили эти годы, все спорные темы, которые они обсуждали, которые их волновали, можно смело применить к судьбе Флинна, только в этом нет никакого смысла. Наука бессильна перед горем, обыкновенным человеческим горем, и никакие исследования не в состоянии побороть зло: остановить похищение детей, испепелить мерзкие мысли в умах неполноценных, ослабить жажду мести, предотвратить убийства и прочее насилие…

Провалившись в гнетущие мысли, Нина так разозлилась, что не заметила, как стала бить не стену, а унитаз, стоящий на пути к свободе. Основательно расшатав керамический монолит и отколов от него несколько кусков, девушка напряглась и вырвала его из гнезда (вода из трубчатого колена хлынула под ноги). Замахнувшись, Нина обрушила белый снаряд о стену. Вмятина углубилась, расширилась, в центре ее показалось первое сквозное отверстие. За ним простиралась тьма, в которую нечем было даже посветить.

Толщина стены составляла дюйма два, и Нину посетила первая тревожная мысль: а что, если помещение за ней тупиковое, и наружу оттуда не выбраться? Значит, снесу и следующую стену, хоть десять. Но я выйду отсюда, мать вашу.

Отпихнув ногами куски битой керамики, девушка принялась расшатывать и отдирать куски бетона вместе с прослойкой гипсокартона, бросая в лужу под ногами. Дело шло хорошо, но пальцы уже кровили, а от ногтей почти ничего не осталось.

Отверстие разрослось достаточно, чтобы пролезть в него, с чем Нина решила повременить. Сначала она вымыла руки и лицо, отдохнула и оделась теплее. Сев за стол, поняла, как ужасно ей хочется спать. Как будто ломала стену сутки без перерыва. Сейчас уходить смысла нет, нужно еще немного продержаться. Еще немного, пока в окошке отчетливо не посветлеет…

Если шагнуть в дыру, наверняка окажешься в подземных коммуникациях, разбитых под брошенным парком. Чтобы выйти, нужно будет на ощупь найти трубу и идти вдоль нее. Или провода, которые должны быть обесточены. Вот бы у отца спросить. Он точно знает, что делать в такой ситуации. Но пришлось мысленно обращаться за советом ко всем боевикам, которые она смотрела с Отто.

Нина положила голову на стол, широко распахнув глаза, чтобы не уснуть. До прибытия Йена еще дохренища времени. А что, если попробовать вздремнуть всего пару часов? В таком неудобном положении вряд ли получится дольше. Тело само разбудит ее. Нужны хоть какие-то силы, чтобы выиграть битву за ключи от машины, верно?

Нет, если она продолжит тут сидеть, она точно отключится. Может, хотя бы холод снаружи взбодрит ее? Дженовезе решительно поднялась и без жалости шлепнула себя по щеке, но глаза слипались по-прежнему, а в голове расстилался туман. Надо идти. Сонный мозг – сплошная ловушка.

Но на самом деле ловушкой оказалось погруженное в кромешный мрак подземелье. Найти трубы или провода было попросту невозможно. Света из туалета, проникающего сквозь выдолбленное в стене отверстие, хватало буквально на пару ярдов, а дальше безликая плотная тьма сжирала его, резко обрывая, как горизонт событий черной дыры.

Нина никогда не боялась темноты, но несколько раз была на грани того, чтобы бросить план и вернуться назад, в тепло и безопасность. Правда, попытку побега от Йена не удастся скрыть, и ему придется переселить ее в другое место, усилив меры, что исключает рецидив, а значит, и освобождение.

Вечность она продвигалась маленькими шажками в черном тумане без самого нужного ингредиента – долбаных фотонов. Ощупывала все вокруг, пугаясь и отсутствию предметов, и еще более – их резкому появлению по курсу движения. Без света невозможно было определить, что конкретно ее окружает, но это был единственный способ ориентации в пространстве, без которого начинало казаться, что тонешь на месте, и руками ухватиться не за что, да и тела у тебя как будто больше нет, растворилось.

Нина закрыла глаза и не заметила никакой разницы. Она решила довериться другим чувствам – слуху, обонянию, осязанию. Теперь она брела вперед, ориентируясь на запахи, дуновение сквозняка и писк крыс. Судя по всему, поверхность находилась недалеко, но отсутствие фонарика превратило побег в пытку, стерев восприятие и времени, и пространства. Вот что такое бесконечность – то, с чем наши органы чувств просто не могут справиться, а потому придают ему безграничные размеры и длительность.

Минуты исчезли, дистанция перестала иметь значение.

Было ли это одно большое помещение, сеть помещений или вообще тоннель, она не могла сказать. Иногда ей казалось, что руки испачканы в чем-то сыром и склизком, а потом обнаруживала их сухими и старалась не думать об этом.

По личным ощущениям она уже так долго находилась под землей, что каждый миг ждала услышать голос Йена и поймать на себе свет фонарика. Сколько