Царьград. Гексалогия - Андрей Посняков

– Правильно тебе кажется, – усмехнулся Алексей. – Об этом у нас все знают. Вот и могут ему кинуть должность, а, заодно – и нас подчинить. Хрисанфу сам Маврикий покровительствует. Одно хорошо – Злотас парень не глупый, хватит ума не мешаться в наши сыскные дела. Но, конечно, если речь зайдет о его личных интересах… или – об интересах его многочисленных знакомых коммерциалов…

Лешка замолк – в квартиру поднялась Ксанфия.

– Заказала у хозяйки жареную в сметане камбалу, кувшин вина и оливки с сыром, – смеясь, доложила девушка. – Ой, у них там, на кухне, оказывается, так весело! Зашел привратник – рассказывает какие‑то веселые побасенки, кухарки слушают, уши развесив, да и сама хозяйка тоже. Говорят, будто наши славные морские стражи захватили в море целый пиратский корабль, полный золота и самоцветов, пиратов повязали да бросили в узилище, а главарь их – оказывается, простой перекупщик рыбы.

– Постой‑ка! – Лешка с удивлением осадил невесту. – Это ж откуда, интересно, такие слухи, о перекупщике?

– Привратник сказал – на рынке Быка об этом только и говорят.

На рынке Быка… Лешка вышел уже из того доверчиво‑восторженного возраста, когда люди, ничтоже сумняшеся, считают, будто слухи возникают сами собой. Нет уж – их обязательно кто‑то придумывает и распространяет со вполне конкретной целью. И тогда возникает вопрос – кому выгодно опорочить перекупщика? Кому вообще мог перейти дорожку сей неприметный коммерциал средней руки? Кому‑то из руководства ведомства эпарха? Или – остаткам шайки? Гм, маловероятно… Но ведь слухи‑то кто‑то распространяет!

– Ты что задумался, милый? – присев рядом с суженым, Ксанфий прижалась к нему, обнимая за шею, отчего сидевший напротив Аргип сконфузился, покраснел, и едва не подавился оливковой косточкой.

Лешка не выдержал, расхохотался:

– Ну‑ну, дорогой гость! Просьба ничем не давиться – нам тут только лишнего трупа не хватало.

От таких слов напарник еще больше смутился. Молодой… Не привык еще к подобным циничным шуткам. Ну да ничего – месяц‑другой – привыкнет, и сам начнет шутить столь же специфически.

– Да, кстати, я совсем забыла про книгу, – вскочив, Ксанфия ненадолго удалилась и, вернувшись, вручила гостю небольшой том «ин‑кварто» – «в четверть листа»:

– Это Аристофан – «Женщины в народном собрании», – пояснила она. – Рекомендую – обхохочешься.

– Спасибо, любезная госпожа, – встав, гость поклонился, приложив книгу к сердцу. – Опасаюсь, правда, принять даже на время столь дорогую вещь, я ведь снимаю небольшую комнатку в доходном доме, а запоры там такие хлипкие.

– Ну, не столь уж и дорогая эта книга, – Ксанфия усмехнулась. – Она ж не на пергаменте – на дешевой тряпичной бумаге из фракийских мельниц. Ну, конечно, труд переписчика недешево стоит…

– Я буду беречь ее, как зеницу ока! – истово заверил Аргип и, мягко улыбнувшись, откланялся.

– Славный юноша, – проводив гостя, задумчиво произнесла Ксанфия. – очень славный.

На следующее утро, сразу по приходу на службу, Лешка упросил Злотоса дать разрешение на дополнительный допрос перекупщика Аргироса Спула. Допрос, впрочем, ничего не дал – перекупщик, немолодой сутулый мужчина с желчным лицом ипохондрика, божился, что не имел никаких связей с бандой и знать не знает, кто такой Герасим Кривой рот.

– Что, так и не заговорил перекупщик? – по возвращению из узилища к Лешке заглянул Злотос. – Я так и знал. Он ведь упрямец, этот господин Спул, большой упрямец. Ладно, у меня заговорит…

Не прощаясь, Злотос покинул кабинет и, насвистывая что‑то веселое, быстро зашагал по темному коридору секрета.

Алексей посидел, подумал и, поймав на себе вопросительный взгляд напарника, велел тому привести на допрос Зевку. Интересно стало – что там будет врать этот кудрявый ворюга?

– Кто‑то еще? Да нет, что вы, ни кто не остался, – с порога замахал руками Зевка. – Всех взяли. Да вы ж меня знаете, господин старший тавуллярий, ну, зачем мне врать?

Лешка усмехнулся:

– Вот я и думаю – зачем? Хочешь, поразмышляем вместе.

– Да больно мне надо ломать голову! – задержанный презрительно скривился. Это ведь ваша работа, вот вы и думайте.

– И подумаем, – с усмешкой заверил Алексей. – Итак… – он поднялся на ноги и медленно заходил по кабинету из угла в угол. – Что мы имеем? Имеем некоего господина Зевку, вора…

– Это еще не доказано!

– …вора, который почему‑то не хочет рассказывать о своих оставшихся на свободе подельниках. Почему? Предположим, он их боится. Может так быть? Вполне.

– Вам бы в поэты податься, господин старший тавуллярий, – скривившись, посоветовал Зевка.

– Может, когда‑нибудь и подамся, – Алексей ухмыльнулся и продолжал, незаметно подмигнув внимательно прислушивающемуся к беседе напарнику. – Итак, вторая причина – страх. Так, Зевка?

– Это почему же это – вторая? – удивился парень. – А какая тогда первая?

– Ну, вот видишь, – Лешка повернулся к Аргипу. – Со второй причиной он уж согласен. Боится, боится, парень.

Задержанный презрительно молчал.

– А первая причина, конечно же, интерес! Есть интерес, есть – как не быть, а?

– Какой еще интерес? – Зевка лениво хмыкнул. – Э, тавулляорий, кончай башку парить.

– К твоему сведению, уважаемый Зевгарат, моя должность правильно именуется – старший тавуллярий.

– А, один черт!

– Так вот, – Алексей азартно потер руки. – Теперь – об интересе. Интерес, дружище Аргипе, означает – заинтересованность, – повернув голову, быстро пояснил молодой человек. – И в чем же таком заинтересован наш старый друг Зевка?

Допрашиваемый ухмыльнулся:

– Очень любопытно послушать. И в чем же?

– Не «в чем», а «в ком». В некоем человечке, очень непростом, имеющим связи… который – вы все на то надеетесь – очень скоро вас отсюда вытащит. Ну, если отсюда и не успеет – так с каторги, точно.

– Ха! Скажете тоже – с каторги!

– Ага! Значит, имеется такой человечек!

– Не знаю, про кого вы сейчас говорите… – закусив губу, задержанный сверкнул глазами. – Но я вам больше ни слова не скажу! И вообще, без защитника с вами больше разговаривать не буду.

– Хорошо, – чрезвычайно любезно согласился Лешка. – Завтра же я тебе предоставлю защитника, а себе – палача. Лады?

Зевка заерзал – видать, не очень‑то ему хотелось быть подвергнутым пыткам.

– Ну, пока иди… может, чего надумаешь Как надумаешь, сообщишь стражнику.

Широко улыбаясь, Лешка лично вывел Зевку в коридор и передал конвойному. Вернувшись обратно, он уселся за стол и, тяжело посмотрев на напарника, сообщил:

– Невеселые у нас нынче дела, братец. Зевка‑то мой намек на палача не воспринял. А что это значит?

– Что это значит? – эхом повторил Аргип.

– А это значит, что некий, упомянутый мной, человечек – существует, и Зевка боится его больше, чем палача! – нервно потерев руки, старший тавуллярий уселся на стол. – Честно говоря, что может палач по такому делу? Ну, назначу я плети или, скажем, дыбу… И все! Это даже и не пытки, а так, чистой воды устрашение – на испуг.

– А…

– А настоящую пытку ко всем нашим разбойникам, окромя, может быть, главаря, применить нельзя – незаконно! Они ж не убийцы, не злоумышленники против базилевса, не государственные преступники – закон не дает нам права пытать их по‑настоящему. Да и. честно говоря… – Лешка поморщился. – Не очень‑то я вверю в пытки. Слабые вполне можно выдержать, ну а на сильных – просто оговорить себя или кого угодно. Нет, пытки – не наш метод. Мы должны куда как тоньше работать, куда как тоньше…

Старший тавуллярий задумчиво почесал затылок:

– Аргип, слетай, пожалуйста, посмотри, как там дела у Иоанна с Панкратием. А я пока тут посижу, покумекаю.

Напарник вернулся быстро, и Лешка к тому времени еще ничего не придумал, ну, просто не лезли в голову мысли – почему так?

– У них там тоже не лучше, чем у нас, – шмыгнув носом, доложил Аргмп. – Вообще, разбойники, такое впечатление, над нами глумятся.

– Вот‑вот, правильно ты сказал!

– Сидят, дружно говорят всякую чушь, либо вообще ничего не говорят.

– Так! – Алексей встрепенулся вдруг, словно вот сейчас только что услышал что‑то действительно важное, что‑то такое, что могло бы пойти на пользу дознанию.

Закусив губу, он посмотрел в потолок, черные своды которого давно требовали хотя бы косметического ремонта, и секунд, наверное, десять, сидел так, уставившись вверх… а потом перевел глаза на напарника:

– Что ты сказал? Ну, вот, сейчас.

– Да ничего особенного не сказал, – поджал плечами юноша. – Сказал только, что разбойники над нами дружно издеваются…

– Стоп! Вот оно – дружно! Господи, – Лешка истерически захохотал. – Какие же мы тут остолопы сидим. Дружно! Вот именно так они себя и ведут. Словно бы сговорились… Впрочем – почему «словно»? Сговорились и есть… А мы‑то, дураки… Первым делом надо было эту их дружбу порушить!