Последняя книга, или Треугольник Воланда. С отступлениями, сокращениями и дополнениями - Яновская Лидия

Дело в том, что в романе (и это художественное решение выкристаллизовалось у автора не сразу, очень не сразу) сатирические персонажи Воланда не узнают. В романе его узнают только двое — мастер и Маргарита. Узнают даже до того, как видят его — независимо друг от друга и так согласно друг с другом — вероятно, по отблеску фантазии и чуда, которых так жаждут оба.

«Лишь только вы начали его описывать… я уже стал догадываться…» — говорит мастер Ивану. «Но к делу, к делу, Маргарита Николаевна, — произносит Коровьев. — Вы женщина весьма умная и, конечно, уже догадались о том, кто наш хозяин. — Сердце Маргариты стукнуло, и она кивнула головой».

По замыслу автора, Воланда должен узнать читатель, союзник автора. Эта позиция читателя — рядом с автором, над панорамой бездуховности и стяжательства, но очень близкок мастеру и Маргарите — важна в сатирической структуре романа. Поскольку «Мастер и Маргарита» — не только фантастический и философский, но и сатирический роман.

Всмотритесь, Воланд ведь и не скрывает, кто он такой. Великий насмешник, он с первых страниц затевает с всезнайкой Берлиозом свои жестокие игры в «узнавание — неузнавание». В его облике, повадках, речи то и дело вспыхивают блики мучительно знакомых примет.

Лихо заломленный на ухо берет Мефистофеля. Пера, правда, нет… Набалдашник трости в виде головы пуделя. Под видом пуделя Мефистофель когда-то явился к Фаусту… Вот он садится — в позу, напоминающую скульптуру Антокольского «Мефистофель»: «…чему-то снисходительно усмехнулся, прищурился, руки положил на набалдашник, а подбородок на руки»… А когда Берлиоз, безуспешно пытающийся ухватить истину, тревожно произносит про себя: «Он не иностранец… он не иностранец… он престранный субъект… но позвольте, кто же он такой?..» — вдруг демонстративно разыгрывает сцену с папиросами — почти по «Фаусту» Гете.

Помните сцену «Погреб Ауэрбаха в Лейпциге»? Мефистофель: «Какого же вина вам выпить любо?» Фрош: «Как вас понять? Ваш выбор так велик?»

Воланд проигрывает это так:

«— Вы хотите курить, как я вижу? — неожиданно обратился к Бездомному неизвестный. — Вы какие предпочитаете?

— А у вас разные, что ли, есть? — мрачно спросил поэт, у которого папиросы кончились.

— Какие предпочитаете? — повторил неизвестный.

— Ну, „Нашу марку“, — злобно ответил Бездомный.

Незнакомец немедленно вытащил из кармана портсигар и предложил его Бездомному:

— „Наша марка“».

И тут же издевательски открыто показывает Ивану и Берлиозу свой знак — дьявольский треугольник на крышке золотого портсигара. «И редактора и поэта не столько поразило то, что нашлась в портсигаре именно „Наша марка“, сколько сам портсигар. Он был громадных размеров, червонного золота, и на крышке его при открывании сверкнул синим и белым огнем бриллиантовый треугольник».

Теперь его нельзя не узнать! Читатель уже узнал его… Но Иван и Берлиоз не узнают его и теперь. «Тут литераторы подумали разно. Берлиоз: „Нет, иностранец!“, а Бездомный: „Вот черт его возьми, а!..“»

Через несколько десятков страниц, а по сюжету на следующее утро аналогичная сцена проигрывается со Степой Лиходеевым.

На этот раз дьявольский знак предъявлен сразу: «Незнакомец дружелюбно усмехнулся, вынул большие золотые часы с алмазным треугольником на крышке, прозвонил одиннадцать раз и сказал…» А затем пародируется и Мефистофель, на этот раз оперный: «Одиннадцать!.. Вот и я!»[419]

Но ни оперная фраза «Вот и я!», ни инфернальный треугольник ничего не говорят Степе.

«Степа нащупал на стуле рядом с кроватью брюки, шепнул:

— Извините… — надел их и хрипло спросил: — Скажите, пожалуйста, вашу фамилию?»

Но что же за треугольник предъявляет Воланд Берлиозу, а потом Степе? Треугольник, по которому его нельзя не узнать…

На крышке дорогого портсигара, на крышке золотых часов обыкновенно ставилась монограмма владельца. Значит, монограмма Воланда? Треугольник?..

«Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали!»

Первая попытка объяснить загадочный треугольник была сделана профессором И. Ф. Бэлзой в его известнейшем труде «Генеалогия „Мастера и Маргариты“». И. Ф. Бэлза нашел, что это «Всевидящее око», по его выражению, «первая ипостась Троицы». Иначе говоря, христианский символ Бога[420].

Символ Бога, по которому нельзя не узнать дьявола? Ничего не скажешь — смелый парадокс. Но уж очень он не согласуется с расстановкой, так сказать, света и теней в романе «Мастер и Маргарита». «Каждое ведомство, — говорит Воланд, — должно заниматься своими делами. Не спорю, наши возможности довольно велики…»

К тому же, Воланд в романе не является носителем изначального, божественного всеведения. Правда, для него нет тайн, он может узнать все, что ему угодно, это требует крайне малого усилия. Но все-таки каждый раз это требует какого-то, хотя бы и символического, усилия. «Вы когда умрете?» — любезно спрашивает он у буфетчика. «Это никому не известно и никого не касается», — возмущенно отвечает буфетчик. «…Подумаешь, бином Ньютона! — раздается дрянной голос Коровьева. — Умрет он через девять месяцев, в феврале будущего года…» Или далее, в разговоре с мастером: «А скажите, почему Маргарита вас называет мастером?.. О чем роман?.. О чем, о чем? О ком? — заговорил Воланд, перестав смеяться. — Вот теперь?.. Дайте-ка посмотреть…»

Да и «Всевидящее око» изображается иначе. Схема этого символа — не просто треугольник, но глаз в треугольнике. Откройте «Толковый словарь» Вл. Даля: «Всевидящее око, промысел Божий, всеведение, изображаемое оком в лучах, среди треугольника»…

Еще более эффектную версию Воландовой монограммы выдвинул в конце 1980-х годов Б. В. Соколов: «На портсигаре и часах Воланда мы видим масонский знак — бриллиантовый треугольник»![421] Теперь Князя тьмы нам представили в качестве члена тайного общества «вольных каменщиков».

Тут, надо сказать, возникла небольшая полемика. Гипотезу Б. В. Соколова, старшего научного сотрудника Института мировой литературы, поддержали Э. Баццарелли (Италия) и М. Иованович (Югославия). Зато профессор Г. А. Лесскис (Россия) выразил несогласие с нею. «Некоторые исследователи (Б. В. Соколов, Э. Баццарелли, М. Иованович), — писал Г. А. Лесскис в комментарии к роману „Мастер и Маргарита“, — связывают этот знак у Булгакова с масонством, но для этого нет достаточных оснований».

Г. А. Лесскису оказалась ближе версия И. Ф. Бэлзы, к которой, впрочем, он тут же предложил новые варианты. Нашел, что треугольник «может рассматриваться как символ христианской Троицы», а может рассматриваться и «как символ дохристианской культуры; углы треугольника могут символизировать волю, мысль, чувство; направленный углом вверх, он означает добро, углом вниз — зло и т. п.»[422].

Б. В. Соколов однако оружия не сложил. Углы, направленные в разные стороны, отверг и, выпустив полное собрание своих сочинений о Михаиле Булгакове под названием «Булгаковская энциклопедия» (Москва, 1996), поместил в этой «энциклопедии» очерк «Масонство» (двадцать две страницы большого формата, в две колонки, с фотографиями); в каковом очерке, проявив недюжинные познания в вопросах истории и символики масонства, неожиданно и с щедростью влюбленного (влюбленного в масонство, надо думать) вывернул это всё в биографию и творчество Михаила Булгакова.

Михаил Булгаков, утверждает Б. В. Соколов, был глубоко знаком с масонством, причем с самого детства. Отец писателя, утверждает Б. В. Соколов, был великий дока в вопросах масонства, уступая в этом разве что Б. В. Соколову. Неудивительно, утверждает далее Б. В. Соколов, что в романе «Мастер и Маргарита» всё — ну, буквально всё — является повторением масонских обрядов или пародией на них.

Воланд? «Воланд в „Мастере и Маргарите“, — пишет Б. В. Соколов, — выполняет функции масона высшей степени».