Детская книга - Антония Байетт

Она запечатала письмо и написала несколько ответов на письма друзей и зрителей об оригинальности постановки «Том-под-землей».

Том поднялся на высоты Северного Даунса. Он шел не останавливаясь. Он обнаружил, что пересекает какую-то дорогу — видимо, лондонскую, — перешел ее, не глядя ни направо, ни налево, и увидел телегу, которая тащилась на юг, и фырчащий, скрежещущий автомобиль, едущий на север с пассажирами, замотанными плотными шарфами и вуалями. Том дошел до перекрестка с выцветшим указателем с едва различимыми буквами. Указатель гласил, что дорога называется «Напрасный труд» и по ней можно дойти до деревни, которая тоже называется «Напрасный труд». Тому понравилось название, он отправился в ту сторону и дошел до деревни, которую и деревней-то трудно было назвать. Из-за этого он слегка отклонился на юг, а потом снова повернул на восток и обнаружил, что вышел на Путь паломников — старую дорогу, по которой некогда шли паломники в Кентербери, к могиле убиенного Фомы Бекета. Это ему тоже понравилось. Он свернул на северо-восток и пошел по Пути через Даунс до Чаринг-хилла и Клирмаунта. Оттуда Путь паломников шел по южному краю Фриттенфилдских лесов. Том, дойдя до конца леса, повернул на юго-запад, следуя указателю, на котором было написано «Ферма Диггера». Оттуда он пошел к Хотфилд-коммон и Хотфилдским болотам. Так он оказался на железнодорожной ветке, соединяющей Севеноукс и Мейдстоун. Том слез по откосу и постоял на путях меж двумя сверкающими рельсами. Он услышал, что с севера приближается поезд. И подумал, что можно просто остаться на путях, и пусть. Потом обнаружил, что стоит по другую сторону путей, и стал ждать паровоза, струи пара, огненного дыма, деловитого лязга поршней. Том вспомнил рассказы о кончине Степняка. Тот смог.

Том пошел дальше, через Уилд, на юго-запад. Хотфилд — общинный луг и болота. Через реку Большой Стаур — он пересек ее в месте под названием «Рипперова переправа». Уилд был покрыт непроходимой тяжелой глиной и все теми же древними дубовыми лесами вперемежку с рощами узловатых ясеней и терновника. За эти годы Том исходил его, наверное, почти весь. Пожалуй, единственное, что он сделал в своей жизни, — исходил этот древний кусок Англии. Путь паломников и болота напомнили ему о Бэньяне и трясине отчаяния. Маленьким мальчиком Том перечитывал эту книгу снова и снова, наверное, каждые две недели, проживая каждый шаг пути на небеса и не понимая ни слова из христианских доктрин. Ходить по этой земле было все равно что жить в английских сказках. Том читал «Сказки Старой Англии» — эту книгу Киплинг сам прислал в подарок его матери с письмом, полным восхищения. Том читал о бегстве из Димчерча — о том, как все эльфы и феи, народец холмов, ринулись в полночное море, покидая страну, которая больше в них не верила.[110] Он знал — такие вещи он старался знать, — что название «Пэрчейз-хауз» не имеет отношения к религии, к искуплению грехов:[111] «пэрчейз» — старое английское слово, означающее место встречи пэрчей, маленьких Пэков. А может быть, подумал Том, и то, и другое верно — английский язык на это способен. Он сближает разные вещи. Том решил, что идет в паломничество — по почве Англии, мелу Англии, английским древним лесам.

Он не спрашивал себя, куда именно идет. Смотрел на указатели и сворачивал в ту сторону, если название деревни ему нравилось. У него в голове появились очертания сказки. Всего лишь костяк сюжета — путник, идущий по Англии. Странно было лишь то, что Том видел эту сказку (он всегда именно видел сказки мысленным взором) исключительно в оттенках белого цвета — белизны, сливок, серебра; выбеленная, выцветшая, белесая сказка, цвета остовов водорослей, а может, и людских остовов, и звериных.

Хоуд-вуд, Бетерсден, Гончарный Горн, Дальний Квартал, Средний Квартал, Аркадия, Багглсден, Ферма детей, Ферма «Тук-Тук», Вишневый сад, Девичий лес, Лес Большой цапли — и вдруг Том оказался на краю прямого протока, в котором узнал Королевский военный канал, построенный некогда для дополнительной зашиты Англии на случай вторжения Наполеона. Значит, это уже край Уоллендского болота. Канал шел с востока на запад, меж крутых берегов. Тут жили стрекозы и жирные длиннотелые лягушки. Том пошел вдоль канала на восток, пересек его и свернул на юг по дороге, ведущей к ферме «Грушевое дерево», мимо Ньючарда, к Руклендсу, Блэкменстоуну, мимо Святой-Марии-в-полях, и дальше, к Олд-Ханичайлду. Теперь Том оказался на собственно болотах, крест-накрест изрезанных канавами. К юго-востоку от Ханичайлда он пересек Новый сточный канал. Он прошел между Старым Ромни и Новым Ромни, по земле, которую упорно несло сюда море, — люди сделали ее пригодной для овец, выкопав каналы. Гэлдсотт, Кемпс-Хилл, Бёрдзкитчен. Том обогнул Лидд и военный лагерь со стрельбищами и мишенями, раскинутый на мрачных, усыпанных галькой равнинах. Том выбрался из Лидда — по болоту Денге, мимо деревни под названием «Стена-из-валунов». Земля в этих местах морщилась огромными плоскими складками и гребнями, усыпанными галькой, с полосами серо-зеленого лишайника, цепляющегося за камень с подветренной стороны. Том прошел по каменистой полосе Денгейского болота, меж черными деревянными хибарами, ржавой рыболовной машинерией, рыбацкими лодками, лежащими на суше килем кверху. Он прошел мимо Куста-на-полдороге и Ямных озер, где плавали и кричали морские птицы. Он пошел дальше, на мыс, к Дандженессу, мимо того места, где железная дорога — одноколейка — вдруг кончалась в полосе гальки рядом с хижиной береговой охраны.

Когда идешь по гальке, приходится думать. Каждый раз, как ставишь ногу, галька, твердая и непокорная, врезается в подошву. Галька предательски скользит — перед тобой, по бокам, ты кланяешься и выпрямляешься, клонишься вперед, против ветра, который на берегу обычно свирепствует, сдувает волосы со лба назад, врывается в спирально закрученные каналы ушей, нащупывая мозг. Тому нравилась галька. Галька была осколками огромных валунов с утесов на краю Англии, валунов из мягкого мела и твердого кремня; ее сгладила вода, которая швыряла камни и терла друг о друга. Все голыши одинаковые, но нету двух в точности одинаковых, подумал Том, и ему понравилось: камушки как люди, неисчислимые, как… как звезды, или как песок, и откуда взялось это сравнение? Неважно. Кругом все было твердое, жесткое, и это утешало. Он пошел дальше, вскарабкался на высокую гряду, сложенную из той же гальки, услышал и увидел море. Тут Англия кончалась. Он дошел до конца Англии.

День клонился к вечеру. Том сел, все еще в надетых для театра ботинках и пальто — уже запыленных и измазанных глиной. В голове у Тома белоснежный паломник сел на сливочно-белую гряду гальки.

«Что теперь?» — спросил Том у паломника, хотя и так знал ответ.

Он посидит, пока не зайдет солнце.

Он стал разглядывать гальку. Один голыш — расколотый, с мраморным блеском на сколе. Другой — бледный, почти идеальный шар. Третий с дырочкой: такие камешки — волшебные, или когда-то были волшебными, и через дырку виднелся невидимый мир. Голыш был кривой, неровно-серого цвета с пятнами ржавчины и бледными пролысинами там, где еще не стерся мел. Внутри дырка была пористая, как пчелиные соты, и тоже меловая. Том подобрал этот камушек и поглядел через дырку на море.

Море у Дандженесса бурное. Галечное дно уходит уступами все вниз и вниз, и воды Ла-Манша налетают на берег со свистом, завихряясь, вскидывая фонтанчики в коронах из тонкой водяной пыли, а потом отскакивают и всасываются обратно через щели меж гремящей галькой. Вода шумит, ветер шумит, камни шумят. Том сидел в этом шуме и смотрел на волны — как раз шел прилив. Волны, как и галька, были все одинаковые, но ни одна не похожа на другую.

Под волнами идет течение, подобное вихрю — оно всасывает и тянет вокруг мыса и прочь от берега, в Ла-Манш.

Том смотрел, как садится солнце в Ла-Манш над полоской земли, ведущей к мысу Бичи-Хэд.

Звезды действительно оказались неисчислимы — как песок, как галька.

Том изо всех сил старался себя изнурить и перестать думать, но ему это не совсем удалось. Не полностью.

Он сделал следующий шаг. Ботинки и пальто повергли его в тупое, животное недоумение. Они все испортят. Будут тянуть назад. Он снял их и поставил ботинки на пальто. Он не знал — может быть, прилив поднимется и заберет их. Если и так, то пусть.

Он снова пошел. Спустился по гальке и, не останавливаясь, вошел в волны и хлещущий ветер, в летящую пену и сплетение канатов, тянущих вниз. Так, в одних носках, он все шел по гальке, когда поскользнулся и волна швырнула его в течение. Он не противился.

45

В «Жабью просеку» приехали и Дороти, и Гризельда. Дороти сказала подруге, что Олив беспокоится за Тома. Она рассказала про древесный дом, судьба которого необъяснимым образом вызвала и у Дороти беспокойство за Тома. Гризельда сказала, что Вольфганг после представления пригласил их за сцену и показал сложные механизмы, управляющие куклами и марионетками. Ничего, в другой раз, добавила она. Дороти уже не в первый раз показалось, что Гризельда знает про Вольфганга и его дела больше самой Дороти, хотя именно Дороти он приходился братом. Наполовину братом, как Том.