Когда птицы молчат (СИ) - Unknown

Что случилось, Женя? Это из-за того, что я опоздал? Прости меня, малышка, но я застрял в пробке. Там была авария.

Но она отрицательно мотает головой и начинает всхлипывать, демонстрируя дырку вместо переднего зуба, выпавшего два дня назад.

Тебя наказала учительница?

Опять отрицательные движения головой.

Поссорилась с кем-то из своих друзей?

Женя начинает рыдать в голос. Кажется, я попал в точку. И что же мне делать? Как ее утешить?

Пытаюсь обнять ее, но она будто неживая. Снова отстраняюсь и смотрю ей в глаза. Стараюсь говорить как можно спокойнее и мягче.

Расскажи мне, что случилось. Если тебя обидели мальчишки, то я разберусь с ними. Если они посмели тебя ударить или дернуть за косичку, они у меня получат!

Это были не мальчишки, - сквозь рыдания невнятно произносит Женя.

Девочки?

Она кивает головой. Ну и что же мне теперь делать? Я никогда не был силен в тонкостях женских разборок. Возможно, если ей причинили боль, ударили или толкнули, стоит поговорить с учительницей, а потом и с родителями обидчиц.

Тебя ударили?

Нет.

А что же тогда?

Женя еще неистовей, если такое вообще возможно, заливается слезами. Я непроизвольно сжимаю ее плечи в неловкой попытке утешить.

Они назвали меня уродиной, - воет Женя. – Сказали, что я некрасивая, как беззубая старуха, что лицо у меня мерзкое и туфли уродливые.

Озадаченно смотрю на ее туфли. Обувь как обувь. Бантики симпатичные, в горошек, миленькие.

По поводу зубов – ну выпал один, и еще много выпадет, потом вырастут. Это случается абсолютно со всеми.

Мне хочется рассмеяться от облегчения. Я-то думал, что ей причинили физическую боль, а тут…

Но Женя рыдает, уронив личико в свои крохотные ладошки, словно хочет спрятаться от жестокого мира.

На какой-то момент я в полной растерянности размышляю над тем, чтобы позвонить Ире. Но потом понимаю: вот он момент, когда беззащитная девочка нуждается в поддержке и утешении, в моей поддержке, раз уж именно я рядом.

Силюсь поставить себя на ее место. Каково это – быть несправедливо обиженным ребенком, терпеть насмешки и перешептывания за спиной?

Давно забытые чувства, когда дети спрашивали, куда делась моя мама, дразнили, что она бросила меня, начинают затоплять меня, лишая дыхания. В детстве все обиды воспринимаются остро, а те вопросы, которые волнуют и тебя самого, в устах других кажутся настоящей пыткой. И я сейчас переживаю вместе с маленькой девочкой свою почти забытую боль.

Притягиваю Женю к себе, обнимаю нежно, чтобы не вызвать неудобства. Начинаю гладить ее вздрагивающую узкую спинку.

Не плачь, малышка. Эти девчонки тебе просто завидуют. У них у самих небось, все зубы молочные. Да они же мелюзга!

Но я действительно некрасивая.

Ну с чего ты взяла? У тебя и туфли красивые, и бантики, и улыбка скоро опять станет прежней, даже лучше, когда новый зуб вырастет.

Они меня не любят. И сказали, что никто не любит.

Что за глупости. Мама тебя любит, папа, дедушка и бабушка.

Это мои родные. Они не могут не любить.

Ах, если б ты только знала!

Правильно. Но тебя любят и дети в твоем классе. Разве все тебе говорят гадости?

Нет.

Только несколько девочек?

Две.

Ну вот видишь. Они не стоят ни одной твоей слезинки.

Но мне и никто не говорит, что я нравлюсь, - что ж, логика присутствует.

Ты мне нравишься. Очень сильно. Ты такая добрая, любишь маму и даже разрешила ей быть со мной!

Потому что она тебя любит.

Ты мне нравишься не только поэтому.

А почему еще?

Ты очень умная. У тебя красивый смех и красивые глаза. Ты вообще очень красивая девочка, как и твоя мама. И мне весело смотреть с тобой телевизор.

Женя почти успокоилась, щеки еще мокрые, но глаза смотрят живо и слегка удивленно.

А что тебе еще нравится со мной делать?

Гулять на улице, ходить по магазинам.

Даже если я говорю вещи, которые тебе неприятно слышать?

Даже тогда.

Почему?

Сейчас она так похожа на Иру. Я чувствую, что держу в руках ее уменьшенную копию. Она такая же чувствительная, открытая, эмоциональная, смотрит так же доверчиво. И у меня от этого взгляда все внутри переворачивается.

Потому что я тебя люблю.

Сказав это, легко и непринужденно, не задумываясь, я понимаю, что это правда. Я и сам слегка ошарашен. Но именно в эту минуту я, наконец, отыскал ту ниточку, которая привела меня к нужному решению. Женя – частица Иры, моей любимой женщины, и в ней есть все то, за что я так полюбил ее мать. Вот и сейчас выражение ее лица точь-в-точь такое же, какое было у ее матери, когда, вытирая слезы, я сделал еу предложение. Будто произошло что-то невероятное, чего она недостойна, чему безгранично удивлена и рада.

Какой ребенок не может быть достоин любви?

Прижимаю ее к себе и чувствую, что ее волосы пахнут так же, как и у Иры.

Все дети заслуживают любви. Матери или постороннего человека – неважно. Они не смогут жить полноценной жизнью, если им не говорить эти простые слова.

Мне позвонил Вадим в тот момент, когда я уже собиралась домой.

Сердце екнуло. Если ни с того ни с сего звонит врач тяжело больной родственницы, хороших новостей не жди.

Привет.

Привет.

Не знаю, уместно ли это, но помня о твоей заинтересованности Наирой сообщаю, что она поступила к нам по скорой.

Когда?

Только что. Хозяйка съемной квартиры нашла ее без сознания.

Как она?

Плохо, - он не пытается скрыть правду. Меня бросаешь в дрожь.

Насколько?

Думаю, речь идет о часах.

Спасибо. Мы приедем.

Звоню Сергею и сообщаю новость. Он говорит, что сейчас же заедет за мной, дома соберем вещи и сегодня же выедим. От напряжения его голос звенит.

Женю решаем взять с собой. По ночной трассе ехать тяжело. Сергей едва держит допустимую скорость, хотя я вижу, как ему хочется выжать из машины все, на что она способна.

Женя усыпает на заднем сидении. Я укрываю ее пледом.

Сергей боится не успеть. Он весь напряжен. Свет фар встречных машин выхватывает из тьмы салона его лицо с крепко сжатыми челюстями. Он жалеет, что так и не поговорил с ней по душам. А теперь, возможно, слишком поздно.

Я предполагала, что такое может произойти. Но разве мы всегда все делаем вовремя? Особенно, когда затронуты наши чувства, старые обиды.

Не переживай.

Что сказал тот доктор?

Повторяю уже в который раз. Восемь часов – это так долго и так ничтожно мало. Мы действительно можем не успеть.

Хочешь, я опять позвоню ему?