Пылающий берег - Уилбур Смит

«Из самого несчастного существа, погруженного в глубочайшую скорбь, вы разом превратили меня в счастливейшего из отцов и дедов, полного надежд.

Жажду обнять вас обоих.

Поторопите этот день.

Любящий Вас и преданный Вам отец,

Гарри Кортни».

Последнее письмо, которое было гораздо толще, чем два предыдущих вместе взятые, написано корявым, полуграмотным почерком Анны Сток. Лицо Сантен раскраснелось от волнения, она то смеялась, то заливалась слезами, читая отдельные куски Лотару вслух, а когда закончила, то тщательно свернула оба письма и сказала:

— Как же мне хочется увидеть их, а в то же время страшно не хочется, чтобы в это наше с тобой счастье вмешивался еще кто-то, какая-то иная жизнь. Я страстно хочу уехать отсюда и хочу остаться здесь с тобой навсегда. Ну, не глупо ли?

— Конечно, глупо, — рассмеялся Лотар. — С рассветом мы отправляемся.

Они совершали переходы по ночам, чтобы избежать дневного жара пустыни. Пока Шаса крепко спал в фургоне, убаюканный движением колес, Сантен скакала, не отставая ни на шаг, рядом с Лотаром. В свете луны его волосы сияли, а ночные тени смягчали выражение суровости на лице, отмеченном страданием, и она не могла оторвать глаз.

Каждое утро, незадолго до рассвета, разбивали лагерь. Если случалось, что оказывались рядом с водоемом, поили и купали скот и лошадей, а потом натягивали рядом с фургоном тент и дремали, пока не спадала жара.

Ближе к вечеру, когда слуги сворачивали лагерь, готовясь к ночному переходу, Лотар обычно отправлялся на охоту. Первое время Сантен ездила вместе с ним, не желая расставаться даже на час.

Но однажды, в неясном сумеречном свете, Лотар выстрелил и промахнулся. Пуля попала в живот маленькой красавице-газели. Она неслась, опережая лошадей, с удивительной выносливостью и волочила за собой собственные внутренности, выпадавшие из рваной раны. И даже когда упала, то, приподняв голову, наблюдала, как Лотар спешился с коня и достал нож. После этой сцены Сантен перестала сопровождать охотника.

В тот вечер она была одна. С севера внезапно задул ветер, пронизывающий и холодный. Пришлось залезть в жилой фургон, чтобы достать теплую куртку для Шаса.

Фургон был забит грузом, упакованным и готовым для ночного перехода. Холщовая сумка, в которой лежала вся одежда, приготовленная Анной для Шаса, оказалась в самом дальнем углу, и Сантен пришлось перелезать через огромный деревянный сундук, чтобы добраться до нее. Запутавшись в длинных юбках, она споткнулась и расставила руки, чтобы не упасть.

Одна рука ухватилась за какую-то металлическую ручку, которая оказалась ручкой от ящика на походном бюро Лотара, привязанном к кровати. Опершись о бюро, Сантен увидела, что ящик легонько выдвинулся и приоткрылся.

— Он забыл закрыть, надо будет сказать ему об этом.

Задвинула ящик, перелезла через сундук, достала сумку и вытащила курточку для Шаса, после чего стала пробираться обратно. Взгляд снова упал на ящик бюро. Она вдруг замерла на месте, не сводя с него глаз, хотя и заставляла себя не делать этого.

Однако искушение было, как заноза, застрявшая вдруг в пальце. Журнал Лотара лежал в этом ящике.

— Я собираюсь сделать что-то ужасное, — пробормотала Сантен ставшим внезапно чужим голосом, протягивая руку к ящику. — Интересно, что он написал обо мне? — Она медленно выдвинула ящик, пристально глядя на толстую тетрадь в кожаном переплете. — А мне так хочется это знать!

Стала было задвигать ящик обратно, но искушение оказалось выше ее сил.

— Ладно, я прочту только то, что написано обо мне.

Быстро пробравшись к парусиновым полотнищам у входа в фургон, Сантен выглянула и виновато поежилась. Сварт Хендрик возился с тягловыми быками.

— Мистер Лотар уже вернулся?

— Нет, госпожа, и мы не слышали пока выстрелов. Сегодня он будет поздно.

— Позовите меня, если увидите, что он возвращается, — велела она и полезла обратно в фургон.

Присев на корточки с тяжелым журналом на коленях, Сантен облегченно вздохнула, когда увидела, что почти все записи были сделаны на африкаанс и лишь некоторые абзацы на немецком. Перелистывала страницы, пока не наткнулась на дату, когда он ее спас. Пункт растянулся на целых четыре страницы, оказавшись самым длинным во всем журнале.

Лотар подробно описывал, как лев напал на нее, как он спас Сантен, как они добрались до фургона, пока она была без сознания. Здесь же был рассказ о Шаса.

Сантен улыбнулась.

«Крепкий парнишка, такого же возраста, что и Манфред, когда я видел его в последний раз. Мне кажется, он мне очень нравится».

Все еще улыбаясь, она пробежала глазами свое собственное описание и помедлила на одном из параграфов.

«У меня нет никаких сомнений, что это и есть та самая женщина, хотя она изменилась по сравнению с фотографией и моим мимолетным впечатлением о ней. Волосы у нее густые и курчавые, как у девушки из племени нама, лицо тонкое и коричневое, как у обезьянки». (Сантен чуть не задохнулась от возмущения.) «…но когда она на мгновение приоткрыла свои глаза, я думал, что сердце мое разорвется — такими большими и темными были они».

Несколько смилостивившись, она быстро пролистала несколько страниц и прислушалась, как воришка, не доносится ли топот копыт лошади Лотара. Внезапно на глаза попались слова, написанные четким немецким почерком. «Boesmanne». Сантен остановилась. «Бушмены».

Сердце ее затрепетало, внимание было теперь целиком сосредоточено на этом абзаце.

«Бушмены рыскали возле лагеря всю ночь. Хендрик обнаружил их след возле лошадей и загона для скота. Мы последовали за ними с первыми лучами света. Трудная охота…»

Внимание Сантен привлекло слово Jag». «Охота»? Это слово обычно связывалось с преследованием кого-то, с охотой на животных, и она судорожно заторопилась.

«Мы вышли на этих двух бушменов, но они чуть не убежали от нас, взобравшись на голый утес с ловкостью обезьян. Мы не могли их преследовать и наверняка упустили бы их, если бы любопытство этих двух не было таким сильным — в точности, как у обезьян. Один из них помедлил минуту на вершине утеса и посмотрел вниз, на нас. Это был очень трудный выстрел, из-за чрезвычайно сильного искажения траектории и расстояния…»

Кровь отхлынула от лица Сантен. Она не могла поверить в то, что читала, каждое слово стучало в висках. Казалось, что в голове полная пустота и эти фразы отдаются в ней жутким эхом.

«Однако я правильно прицелился и свалил бушмена. А потом был действительно замечательный случай. Мне не пришлось стрелять во второй раз, ибо другой бушмен сам свалился с вершины утеса. Снизу нам даже показалось, будто он по собственной воле переступил край пропасти. Хотя я лично не верю, что это было именно так, ибо животное не способно на самоубийство. Вероятнее всего, охваченный страхом и паникой, он просто оступился. Оба тела свалились очень неудачно. Однако я был полон решимости осмотреть их. Подъем был неудобным и опасным, но в целом я был достаточно вознагражден за мои старания. Первое тело, того бушмена, что соскользнул со скалы, было телом древнего старика, и ничего замечательного в нем не было, кроме перочинного ножа фирмы „Джозеф Роджерс“ из Шеффилда, который был привязан у него на талии на шнурке».