Российская нация. Этнонациональная и гражданская идентичность россиян в современных условиях - Рамазан Абдулатипов

Сталин, как мы видим, по этим вопросам достаточно далеко уходят от идей К. Маркса и Ф. Энгельса, которые связывали образование нации с национальными государствами, т. е. они больше говорили о нации-государстве. И.В. Сталин и В.И. Ленин понимали, что образование национальных государств, удовлетворяющих этим требованиям, «является поэтому тенденцией (стремлением) всякого национального движения»[484]. Но они свои выводы делали сознательно, чтобы не разбивать Россию по этнонациональным частям. Такое движение российских народов к нации-государству поддержал В.И. Ленин. Но И.В. Сталин был другого мнения. И отсюда его попытка «автономизации» всех в составе РСФСР, обустройство на лоне русской нации и ее государства. Стремление к образованию самостоятельных государств для народов царской России не было на повестке дня большевиков. Они сохраняли за ними статус наций-этносов, но никак не наций-государств. В.И. Ленин это все тоже понимал, но в политических целях пошел на создание «второго этажа» федерации – СССР и допустил формирование и единство наций-государств. Точнее, они формировались и без большевиков после революции и гражданской войны. Многие уже обрели статус наций-государств. Отсюда и возникновение советской терминологии «нация» и «народности». Политически, может быть, было и целесообразно, но по факту разрушительное воздействие на природу этнонаций оказывал и классовый вывод: «Есть две нации в каждой современной нации – скажем мы все национал-социалы. Есть две национальные культуры в каждой национальной культуре»[485]. Из этих достаточно политизированных понятий и политически целесообразных толкований природы нации-этноса и нации-государства сложилась у нас теория этноса, теория нации и национального вопроса. Повторяю, И.В. Сталин хотел если не уйти от этатической тории этноса, то хотя бы смягчить ее, а В.И. Ленин пытался смягчить противоречия в деле образования многонационального государства. Все эти противоречия в определенной степени большевики старались преодолевать в ходе формирования новой исторической общности людей – советского народа. Незавершенность этого процесса и привела в конце концов к развалу Советского Союза. И не потому, что различные статусы имели нации и народности, как пишут многие, а потому что нации-этносы были разделены на «две нации». «Расколотые нации» не жизнеспособны. Кроме того, было ясно, что по языку, культуре, традициям социально-политического опыта сам советский народ формировался на основе доминирующей русской этнонации с заигрываниями с другими этнонациями. И парадоксально на этом фоне звучат утверждения, что «русский этнос не получил своей национальной республики»[486]. Этот вывод из-за того только, что классическое господство доминирующего этноса-нации не было подтверждено образованием на его основе государства-нации. Может быть, так и было бы, если бы не отсталость режима царского самодержавия, которая обострила борьбу народов за собственное этнонациональное государство. Но Советский Союз не состоялся не по этнонациональному признаку, а по тысячам иных причин социально-экономического и духовно-политического характера, которые не привели к фундаменту формирования советской нации. Народы ушли от многих глупостей, вроде того что «туркмены, для которых в 1924 г. была создана отдельная союзная республика, и киргизы, для которых была в то время создана автономная республика, являются не «нациями», а какими-то племенными объединениями»[487]. При господстве ленинизма и сталинизма исследователи еще отмечали, что «несмотря на непрестанную работу социологической мысли в направлении познания нации как исторически существующего социального явления, до сих пор еще не установилось строго определенных понятий как нации и национальности, так и родственных им совокупностей – народа и народностей»[488]. Многое в этом вопросе неоднозначно и не понятно. Отсюда и попытка сделать скорые выводы о решении национального вопроса.

Так что объявить «конец нации» было давно еще модно. В свое время академик Е.М. Жуков писал: «Нация – категория историческая»[489], указывая на отмирание наций. Вообще-то это идея одновременно и коммунистическая, и религиозная, и прочая. Но «живые» этнонации – это реальность XXI века. Нация – категория не буржуазная и не коммунистическая, а историческая. Так к ней и надо относиться.

Ф. Энгельс, завершая анализ процесса разложения доклассового общества и возникновения классового, писал не о том что «племя» как тип этнической общности сменился другим типом этноса, а о том, что племенная организация преобразуется в «государство»[490]. Из потестарной организации этноса в ходе исторического развития вырастает государство как политическая нация. Но у Ф. Энгельса здесь чувствуется господство тех взглядов, которые были в Германии в XIX веке. Поэтому теория этнонации всегда имеет конкретно-историческую идеологическую подоплеку, как, впрочем, и теория нации-государства.

Вот что по этому поводу пишет известный исследователь В.И. Козлов: «Взаимоотношение этнической и государственной общности существенно изменялось в разные исторические эпохи и по регионам мира, а также по стадиям развития этих общностей. Тем не менее в Старом свете почти всегда и везде взаимодействие этноса и государства проявлялось в обоих направлениях: с одной стороны, формировавшиеся или уже сложившиеся крупные этносы классовых формаций через свою элиту в той или иной степени стремились к образованию своего государства (или какой-то формы автономии в пределах многонациональных государств), с другой – государство как бы искало опору в этничности и стремилось к большей этнической однородности своих подданных, поддерживая с этой целью консолидационные, ассимиляционные или интеграционные процессы. Разделить результаты обоих этих направлений подчас очень трудно. В странах Нового света более четко выступала ведущая роль государства, но специфика их этнического развития должна рассматриваться отдельно, как исторически не типическая». Историческая самобытность этнонаций отражает историческое многообразие и типичность развития социально-политических общностей вообще.

При этом важно понять, что «национальное государство – мировое правило»[491]. Но здесь речь идет не только и не столько об этнонациональном государстве, сколько о государстве социально-политическом. Для России характерна запоздалость процессов этнонационального и гражданского национального единства. З. Бжезинский утверждал, что на развале Советского Союза формируется «русское национальное государство». И далее: «государство уменьшилось территориально до главным образом этнической величины»[492]. Это подсказка или провокация этнизации Российской Федерации? Но главное в том, что наши теоретики-шовинисты начинают утверждать то же самое, говоря о русской мононациональности России. На этот вопрос еще предстоит ответить. Процессы идут сложные и неоднозначные.

В одних сообществах нация как общность укрепляется за счет вертикальных, административных связей, а в других – за счет горизонтальных, гражданских связей. В одном случае, это этноорганизующая роль государства, а в другом – государствообразующая роль этноса. Все складывается по-разному. Ф. Энгельс писал: «По всем странам Средиземноморья в течение столетий проходил нивелирующий рубанок римского мирового владычества. Там, где не оказывал сопротивления греческий язык, все национальные языки должны были уступить место испорченной латыни; исчезли все национальные различия, не существовало больше галлов, иберов, лигуров, нориков – все они стали римлянами. Римское управление и римское право повсюду разрушили древние родовые объединения, а тем самым и последние остатки местной и государственной самостоятельности. Новоиспеченное римское гражданство ничего не предлагало взамен; оно не выражало никакой национальности, а было выражением отсутствия национальности. Элементы новых наций были повсюду налицо; латинские диалекты различных провинций все больше и больше расходились между собой; естественные границы, сделавшие когда-то Италию, Галлию, Испанию, Африку самостоятельными территориями, еще существовали и все еще давали себя чувствовать. Но нигде не было налицо силы, способной соединить эти элементы в новые нации; нигде не было и следа способности к развитию и сопротивлению, не говоря уже о творческой энергии. Для громадной массы людей, живших на огромной территории, единственной объединяющей связью служило римское гражданство, а это последнее сделалось со временем их злейшим врагом и угнетателем»[493]. Так что гражданство не спасает нацию, если она не даст ничего народам и гражданам, если не будет «выражать никакой национальности». Разойдутся граждане вместе со своими этнонациями, если их не закреплять в общность, в единство. Не формально, а по сути.