Российская нация. Этнонациональная и гражданская идентичность россиян в современных условиях - Рамазан Абдулатипов

И. Фихте, И. Шиллер в Германии возбудили национализм для объединения всех вокруг германской нации и укрепления государства. Иначе разобщенность многих этносов и этнонаций приводила к неспособности доминирующего этноса-нации выдержать конкуренцию среди возникающих европейских наций как крупных государств. В своих ранних работах К. Маркс и Ф. Энгельс называли «нациями» общности людей в докапиталистических формах, например древних финикийцев, писали о «феодально-организованных нациях» и т. п.[474] Однако в более поздних произведениях К. Маркс и Ф. Энгельс обычно относят начало процесса формирования «наций» в средневековье, учитывая влияние как языково-культурных, так и политических факторов на этот процесс. Нация в любом случае – явление историческое.

Характеризуя процесс образования наций в Европе, Ф. Энгельс писал: «Самыми крупными общественными группировками, которых достигла античность, были племя и союз родственных племен у варваров. В основе их организации лежали родовые связи, у создававших города греков и италиков – полис, охватывающий одно или несколько родственных племен. Филипп и Александр придали Эллинскому полуострову политическое единство, но этим еще не была создана греческая нация. Нации стали возможны только в результате падения римского мирового господства»[475]. Этот процесс был исторический, характерный для многих этнонаций на определенном этапе исторического развития. «Римское управление и римское право повсюду разрушили дородовые объединения», а тем самым и последние остатки местной, национальной (здесь и далее точнее «этнической») самодостаточности» за счет доминирующего этноса и уничтожения закрепощения всяких иных родовых, племенных корней. Но если уже невозможно было преодолеть этническое многообразие, то обосновывали концепцию «культурно-психологической» нации, превращая все остальные этнонации, кроме господствующей, в мифологию. Э. Ренан в лекции в Сорбонне на тему «Что такое нация?» (1877 г.) предпринял попытку систематического изложения теории нации. Он отметил, что нации – «явление в истории довольно новое», определившееся лишь в средние века. Сохранив за термином «нация» этатический смысл (в частности, отнеся к «нациям» Бельгию и Швейцарию, населенные разноязычными этносами), Э. Ренан рассмотрел ряд признаков, которыми можно определить нацию. Он подчеркнул, что нацию нельзя отождествлять ни с «династией» или «монархической системой», ни с расой, ни с языком. Вывод Э. Ренана сводился к тому, что нация может быть определена, прежде всего, как выражение духовного стремления определенной группы людей «жить вместе, сохранять наследство, полученное от прежних поколений, стремиться к общей цели»[476], т. е. как культурно-психологическая общность. И его рассуждения были весьма противоречивые. Э. Ренан, с одной стороны, ушел от наций-этносов и в определении нации доходит до нации-государства, но при этом в культурно-психологической интерпретации остался на уровне наций-этносов.

В Вебстеровский новый международный словарь английского языка, где типичными элементами нации полагаются: «единый язык или сходные диалекты, общая религия, общие традиции и история, общее чувство добра и зла и более или менее компактная территория»[477]. Под давлением суверенного господства одного этноса-нации, ее культуры и языка формируется согражданство, к которому насильно или добровольно присоединяли все остальные этнонации.

Национальный вопрос в многонациональной стране: от этнологии к этнополитологии.

В XIX веке деятели социал-демократии, которые были в поисках резерва социалистической революции, увидели его, прежде всего, в национально-освободительных движениях угнетенных народов и стран, которые боролись за свое освобождение, и на этой основе активно стали разрабатывать теорию национального вопроса. Главным образом это идеи О. Бауэра и К. Каутского[478], которые впоследствии стали основой ленинско-сталинских поисков в «национальном вопросе» в самой России. Почти вся терминология заимствована ими оттуда, хотя О. Бауэр и К. Каутский не очень отличали нацию-этнос и нацию-государство.

Рассматривая «нацию» как непрерывно изменяющееся историческое явление, О. Бауэр отметил сложность определения ее понятия на основе отдельных признаков. «Вместо простого перечисления элементов нации, – писал он, – мы предлагаем системы: общая система как действующая причина, общая культура и общее происхождение как ее факторы, общий язык в качестве посредника общей культуры как ее продукта и творца в одно и то же время». Он заметил ограниченность значения общности языка и общности территории для определения нации. «… Без общности языка нет общности культуры, стало быть нет и нации. Но общность языка не создает еще нации там, где другие различия – например различия религии, как у сербов и хорватов, или различия происхождения, социальных и политических отношений, как у испанцев и говорящих по-испански южных американцев, – препятствуют превращению общности языка в общность культуры». И далее: «Так как территориальное обособление приводит к распадению наций, то общность территории есть несомненно одно из условий существования нации, но лишь постольку, поскольку она является условием общности судьбы… поскольку она необходима для общности культуры… Немец, находящийся в Америке под влиянием немецкой культуры – хотя бы оно выражалось только в немецкой книге и в немецкой газете, – дающий своим детям немецкое воспитание, остается немцем вопреки своей оторванности от родины»[479]. Здесь не только продолжение попыток этатической теории этнонации, но и чисто этнической на основе характеристики этничности в ее природно-культурной основе.

Подводя итог своим рассуждениям, О. Бауэр заключил: «Нация – это вся совокупность людей, связанная в общность характера на почве общности судьбы. На почве общности судьбы – этот признак отличает нацию от интернациональных общностей профессии, класса, народа, составляющего государства…, которые покоятся на однородности, а не на общности судьбы… Вся совокупность – отличает нацию от группировок внутри нее, не имеющих самостоятельного культурного развития»[480]. Глубокие культурно-исторические корни культуры и традиций – вот что такое нация-этнос. Здесь видна попытка сохранить термин «нация» за этносами, а нации-государству все же дать старое название «народ» как общности многих наций-этносов.

Теории О. Бауэра противопоставлялась «историко-экономическая теория лидера германских социал-демократов К. Каутского, полагавшего основными признаками «нации» язык и территорию, которых придерживался и В.И. Ленин[481]. Но возможна ли нация-этнос без культуры, традиций…?

Публицист В. Водовозов, рассмотрев употребление в начале XIX в. терминов «нация» и «народ» в европейских языках, писал: «Русское словоупотребление отличается еще меньшей последовательностью и точностью. Слово «нация» вообще звучит для нас как слово иностранное, недостаточно усвоенное русским языком и до сих пор ему чуждое. Вместо него мы почти безразлично употребляем термины «национальность» и «народность»…, обозначая ими совокупность людей, объединенных общностью исторического происхождения, культуры и языка или, по крайней мере, национального самосознания»[482]. Примерно такой вывод можно сделать и ныне. Мы употребляем термины «этнос», «народ», «нация» в этническом измерении, а в политико-государственном смысле образование «наций» мы хотели построить на другой, социально-классовой основе, вроде новой исторической общности людей – советский народ. Вот отсюда и многие нестыковки наших понятий и категорий с понятиями и категориями многих западных ученых. Территория, экономика и язык были и для В.И. Ленина основными признаками нации[483]. Представления о сущности нации были систематизированы и изложены И.В. Сталиным в статье «Национальный вопрос и социал-демократия» (1913 г.), который дал и известное определение нации: «нация – это исторически сложившаяся устойчивая общность языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющаяся в общности культуры… Необходимо подчеркнуть, что ни один из указанных признаков, взятый в отдельности, недостаточен для определения нации. Более того, достаточно отсутствия хотя бы одного из этих признаков, чтобы нация перестала быть нацией». Но В.И. Ленин и И.В.

Сталин, как мы видим, по этим вопросам достаточно далеко уходят от идей К. Маркса и Ф. Энгельса, которые связывали образование нации с национальными государствами, т. е. они больше говорили о нации-государстве. И.В. Сталин и В.И. Ленин понимали, что образование национальных государств, удовлетворяющих этим требованиям, «является поэтому тенденцией (стремлением) всякого национального движения»[484]. Но они свои выводы делали сознательно, чтобы не разбивать Россию по этнонациональным частям. Такое движение российских народов к нации-государству поддержал В.И. Ленин. Но И.В. Сталин был другого мнения. И отсюда его попытка «автономизации» всех в составе РСФСР, обустройство на лоне русской нации и ее государства. Стремление к образованию самостоятельных государств для народов царской России не было на повестке дня большевиков. Они сохраняли за ними статус наций-этносов, но никак не наций-государств. В.И. Ленин это все тоже понимал, но в политических целях пошел на создание «второго этажа» федерации – СССР и допустил формирование и единство наций-государств. Точнее, они формировались и без большевиков после революции и гражданской войны. Многие уже обрели статус наций-государств. Отсюда и возникновение советской терминологии «нация» и «народности». Политически, может быть, было и целесообразно, но по факту разрушительное воздействие на природу этнонаций оказывал и классовый вывод: «Есть две нации в каждой современной нации – скажем мы все национал-социалы. Есть две национальные культуры в каждой национальной культуре»[485]. Из этих достаточно политизированных понятий и политически целесообразных толкований природы нации-этноса и нации-государства сложилась у нас теория этноса, теория нации и национального вопроса. Повторяю, И.В. Сталин хотел если не уйти от этатической тории этноса, то хотя бы смягчить ее, а В.И. Ленин пытался смягчить противоречия в деле образования многонационального государства. Все эти противоречия в определенной степени большевики старались преодолевать в ходе формирования новой исторической общности людей – советского народа. Незавершенность этого процесса и привела в конце концов к развалу Советского Союза. И не потому, что различные статусы имели нации и народности, как пишут многие, а потому что нации-этносы были разделены на «две нации». «Расколотые нации» не жизнеспособны. Кроме того, было ясно, что по языку, культуре, традициям социально-политического опыта сам советский народ формировался на основе доминирующей русской этнонации с заигрываниями с другими этнонациями. И парадоксально на этом фоне звучат утверждения, что «русский этнос не получил своей национальной республики»[486]. Этот вывод из-за того только, что классическое господство доминирующего этноса-нации не было подтверждено образованием на его основе государства-нации. Может быть, так и было бы, если бы не отсталость режима царского самодержавия, которая обострила борьбу народов за собственное этнонациональное государство. Но Советский Союз не состоялся не по этнонациональному признаку, а по тысячам иных причин социально-экономического и духовно-политического характера, которые не привели к фундаменту формирования советской нации. Народы ушли от многих глупостей, вроде того что «туркмены, для которых в 1924 г. была создана отдельная союзная республика, и киргизы, для которых была в то время создана автономная республика, являются не «нациями», а какими-то племенными объединениями»[487]. При господстве ленинизма и сталинизма исследователи еще отмечали, что «несмотря на непрестанную работу социологической мысли в направлении познания нации как исторически существующего социального явления, до сих пор еще не установилось строго определенных понятий как нации и национальности, так и родственных им совокупностей – народа и народностей»[488]. Многое в этом вопросе неоднозначно и не понятно. Отсюда и попытка сделать скорые выводы о решении национального вопроса.