Сопротивление большевизму. 1917-1918 гг. - Сергей Владимирович Волков

§ 1

Первый Офицерский отряд Терского края полковника Литвинова, прибывший в состав Добровольческой армии, переименовать в полк и именовать Терским Офицерским полком.

Названный полк включить в состав Добровольческой армии с 1 ноября сего 1918 года.

§ 2

Прибывшую в составе Офицерского отряда полковника Литвинова батарею именовать Кавказской Отдельной батареей и включить в состав Добровольческой армии с 1 ноября сего 1918 года.

Генерал-лейтенант Деникин.

Таким образом «Добровольческий отряд Терского края» влился, наконец, в лоно Добровольческой армии и с конца ноября 1918 года продолжал свою боевую службу уже в ее славных рядах.

Н. Гулый[264]

Восстание казаков на Таманском полуострове в мае 1918 года[265]

Утром 19 мая[266] все офицеры, за исключением Волошина, были на местах, и фронт был восстановлен. На следующий день (20 мая), по распоряжению из Тамани, к нам прибыла сотня старотитаровцев, состоящая из казаков сорока и более лет. Прибыла также сотня фонталовцев. Здесь, на новой позиции, мы просидели 6 дней – до 25 мая.

В один из этих дней «товарищи» послали к нам парламентера с пакетом. В пакете было обращение непосредственно к казакам, где предлагалось им арестовать и выдать офицеров, за что обещалось казакам помилование. В противном случае им грозили расправою, на какую способно это исчадие ада.

Содержание пакета казакам было известно, но они остались верными себе. Не было случая, чтобы казаки ради спасения своей шкуры выдали офицеров на растерзание. Наоборот – всем нам, казакам-офицерам, известно бесконечное множество случаев, когда казаки, рискуя, а иногда и жертвуя собственной жизнью, спасали офицеров и это было в подлое большевистское время. Сам «товарищ парламентер» оказался забавным парнем. Он обратился ко мне с просьбою: «Вот что, товарищ! Я сам из Керчи. Отпусти меня домой. Ну их к…»

В эти же дни командование таманскими войсками, вместе с общественностью полуострова завязало оживленные переговоры с немцами. Были посланы телеграммы в Киев командующему немецкими войсками на Украине генералу Эйхгорну и в Берлин императору Вильгельму с выражением последнему верноподданнических чувств и с просьбою об оккупации полуострова. С немецким командованием в Крыму была установлена связь. Тамань часто навещал немецкий офицер лейтенант Гессе, говоривший по-русски, который был как бы посредником между таманским и германским штабами.

Немцы начали отпускать нам снаряды и патроны, но как-то в ограниченном количестве, что вызывало у нас недоумение. Дали нам два 4-дюймовых орудия, но командированные штабом для получения этих орудий офицеры должны были собрать части к ним в разных местах Крыма. Материальная помощь немцев была сомнительной.

В результате таких переговоров с главным немецким командованием немецкое командование в Крыму получило распоряжение о высадке десанта на Тамани. В Керчи были погружены на болиндеры и мелкосидящие суда боевые припасы и обозы. Неоднократно грузились на суда и обратно снимались люди и лошади. Немцы уверяли нас, что от высшего их командования есть распоряжение об оккупации полуострова и что окончательного приказания можно ожидать каждый час. Однако проходили часы, дни, а десанта не было.

Большевики на нашем фронте стягивали тысячные банды, вооруженные до зубов, десятки орудий с обилием снарядов к ним. Это в противовес нашим десяти пушкам на всех участках фронта и полу-вооруженным казакам. Ясно было, что нам не выдержать напор большевиков. Но в случае ликвидации нашего фронта все казаки были обречены на истребление, так как путей отступления нет: в тылу море и отсутствие перевозочных средств. Единственная надежда оставалась на немецкий десант, чему многие из нас как-то фатально верили. Отпуск немцами снарядов и патронов, хотя бы и в незначительном количестве, давал нам огромную моральную поддержку и веру в немецкое обещание прийти нам на помощь. Однако штаб наших войск, ведший переговоры с немцами, с течением времени стал сомневаться в их обещании, о чем офицерам делался намек.

С нашим отступлением под Ахтанизовскую оживилась деятельность на Старотитаровском фронте. Ежедневно там происходила ружейная и артиллерийская перестрелка. Несколько раз «товарищи» пытались прорвать фронт, но терпели неудачи: старотитаровцы занимали по всему фронту командные высоты и стойко держались. В данной обстановке, с нашим отходом к Ахтанизовской, положение для наступления «товарищей» резко изменилось: теперь для них было выгодно прорвать именно у нас фронт, ибо тогда старотитаровцы должны будут оставить позиции без боя и отойти верст на 20–25 по направлению к Тамани, чтобы быть на линии моего отряда. В противном случае они могли быть отрезанными, так как красные, прорвав наш фронт, сразу выходили им в глубокий тыл.

На нашем фронте «товарищи» заняли высокую гору у берега Ахтанизовского лимана, представлявшую все выгоды для обстрела артиллерией нашей позиции у моста через гирло, а равно и станицы. От горы до этих пунктов – 3 версты.

В течение упомянутых 5 дней на нашем фронте ежедневно происходила перестрелка. Ежедневно «товарищи» обстреливали нас из артиллерии, не забывая каждый раз послать десяток снарядов в станицу. По всем признакам было понятно, что большевики именно здесь готовились к прорыву фронта. У моста по ночам сваливались доски для настилки его, так как устои моста и фермы были железные, а только незначительная часть настилки сгорела со стороны противника. Около рыбачьих хат на берегу моря появилась масса байд, пригнанных ночами из Темрюка и станицы Голубицкой. Это, очевидно, для формирования гирла, помимо использования моста, а может быть, и для высадки с моря в нашем тылу.

Надо было установить наблюдение по берегу моря на расстоянии нескольких верст. Кроме того, необходимо было вести наблюдение по берегу Ахтанизовского лимана, заканчивающегося в нашем глубоком тылу. Людей для этого было мало. Я просил прислать мне подкрепление из вышестеблиевцев и таманцев, так как те и другие отсутствовали, за исключением отдельных казаков. Наблюдение в указанных местах велось дедами, подростками и даже детворой школьного возраста. Но для охраны там никого не было.

24 мая пришла к нам сотня вышестеблиевцев без единой винтовки. Винтовки, как и во всякой станице, должны быть хоть и в незначительном количестве припрятаны от большевиков. Но ни одной – это уже был саботаж. Я по телефону запросил винтовки из Тамани. С сотней явилась «делегация» в составе двух урядников: Якименко и Стеценко и студента Ивана Коломийца. Эти три мерзавца («в семье не без урода») были главными виновниками разложения станицы и были шпионами в пользу большевиков. Впоследствии первые два перебежали к большевикам и служили в Красной армии, а студент Коломиец, по полученным сведениям, повесился