Разбойники Сахары. Пантеры Алжира. Грабители Эр-Рифа - Эмилио Сальгари

что не всякому минному катеру по плечу. Хольк бросало то туда, то сюда. Кораблик болтался в виду трех островков Чафаринас, не решаясь пристать к берегу.

Как уже было сказано выше, оба студента, цыганка и ее вспыльчивый компаньон сели на край люка и бесстрастно наблюдали за буйством стихии. Или, по крайней мере, наблюдали, не выказывая страха.

Но Янко все не мог успокоиться и с яростью поглядывал на студиозусов, державших наготове свои гитары.

— Карминильо, — произнес тот, что помоложе, — куда подевался наш задор? Разве ты не слышишь, как лихо море поет свою боевую песнь? А у нас с тобой есть инструменты, чтобы ему подыграть. Ну же! Давай «Мукомола и Сулизу»!

Карминильо изумленно посмотрел на товарища:

— Чего ты хочешь, Педро?

— Переорать море. Оно ревет? А мы будем реветь песенки маркиза Сантильяны.

— Посреди бури?

— Что нам буря? Или мы не студенты Саламанки? Смелее! Подпоем морю!

— Капитан вышвырнет нас за борт.

— Пусть только попробует сунуться. Сразу получит гитарой по шее. Ха! Концерт на корабле во время шторма! О таком я мог только мечтать.

— Осторожно, волна того и гляди вырвет у тебя гитару, и ее поглотит море.

— Только вместе со мной.

— Вот вместе со своей гитарой и очутишься на дне.

— Нет уж, предпочитаю оставаться на палубе. Брось распускать нюни, Карминильо, ударь-ка по струнам. А если капитану что-то придется не по нраву, тем хуже для него.

— Он настоящий великан.

— Мы зарежем его навахой нашего друга Янко. Впрочем, глянь-ка, там какая-то заварушка. Матросы так и скачут вокруг своего капитана.

— Может, они внезапно заболели водобоязнью? — предположил Карминильо, настраивая гитару.

— Уж не сглазил ли ты их, Янко? — захохотал Педро.

Цыган, вместо того чтобы посмеяться над шуткой, вскочил на ноги, точно молодой тигр. В его руке вновь блеснул нож.

— Я тебя сейчас прикончу!

— Янко! — крикнула девушка. — Ты же обязан мне повиноваться! Моя мать была королевой.

— Но ты-то не королева.

— Только потому, что у меня нет древнего талисмана? О, я его добуду, Янко! Затем я и поднялась на борт этого холька, чтобы разыскать то…

— …что слишком сильно интересует двух школяров из Саламанки, — сердито закончил юноша.

— Хочешь добрый совет, Янко? — обратился к нему Карминильо. — Присядь-ка рядом с Заморой и насладись балладой славного маркиза Сантильяны. Уверяю, ты сразу остынешь.

— Собираетесь музицировать во время бури, сеньор?

— Студиозусам Саламанки не страшны ни бури, ни зной, ни снег. Мы никогда не расстаемся с гитарами, а на завтрак нам достаточно одной луковицы и сигареты.

— Вам бы только на гитарах бренчать. Неужто не замечаете, что на корме свара?

— Черт подери! Музыка усмиряет даже диких бестий. Усмирит и людей. Как-то раз я усыпил голодного льва игрой на бандуррии.

— Где это случилось? — дуэтом спросили цыгане, куда более любопытные, чем дети.

— На одном необитаемом острове, — с самой серьезной миной ответил студент. — Не окажись тогда со мной инструмента, не сидеть бы мне сейчас с вами.

— Что, гитара лучше винтовки? — сардонически поинтересовался цыган.

— Уж во всяком случае получше твоей навахи, — парировал Карминильо. — Пока она только малость блестела на солнце да при свете молний. Педро, начинай.

— На шканцах уже настоящее сражение, а эти всё о музыке, — проворчал Янко, сгибаясь под порывом ветра, ударившего с такой силой, словно намерился изломать рангоут[58]. — Действительно, все веселье нам испортят. Мало им шторма, который вот-вот швырнет нас на скалы Чафаринаса?

— Пойдем посмотрим?

— Пойдем, Педро. Речь не только о нашей с тобой шкуре, но и о жизни прекрасной Заморы, которая ценнее чистого золота, уж ты мне поверь.

— Между прочим, я до сих пор толком ничего не знаю. Слыхал только о каком-то цыганском талисмане, спрятанном в горах Эр-Риф.

— Не торопись, друг. Придет время, и тайна раскроется. Тогда ты не пожалеешь, что предпринял такое путешествие.

— Если море меня пощадит, а мавры не перережут глотку.

— О, это мы скоро выясним.

С широких шканцев слышались дикие вопли. Хольк бешено раскачивался на волнах. Четверо вооруженных ножами матросов-алжирцев наступали на капитана, визжа:

— Бросай груз за борт, проклятый гяур! Не видишь, хольк идет ко дну?

— Бросить мой груз?! — Капитан замахнулся насосом, который был страшным оружием в его ручищах. — Он стоит восемьсот тысяч песет, канальи! Может, вы их вернете мне, разбойники?

Капитан напрасно сотрясал воздух. Четверо алжирцев окружили его, вопя:

— За борт! Груз за борт!

— Три тысячи чертей! Сдается мне, они правы, — сказал Карминильо. — Хольк перегружен винтовками и саблями. Если выкинуть сотню-другую ящиков, корабль станет легче и не будет так оседать. Пошли посмотрим.

Молчавшая прежде цыганка вскочила на ноги и заступила ему путь:

— Не ходи, сеньор.

Янко, побелев как полотно, покрепче стиснул рукоять жуткой навахи.

— Чего ты испугалась, Замора? — со смехом спросил Карминильо. — Что меня в море кинут? Ну уж нет! Когда со мной моя гитара, я готов сразиться хоть с целым войском.

— Не ходи на шканцы, сеньор, — повторила девушка.

— Надо успокоить бузотеров. Запевай, Педро!

Второй студент уже закончил настраивать свою гитару. Это был прекрасный инструмент из звонкой бразильской древесины, инкрустированный серебром и перламутром.

— Сантильяну? — уточнил Педро.

— Да-да, для усмирения буянов лучше ничего еще не придумали.

И оба бесшабашных школяра, наплевав на бешеную качку, запели проникновенными тенорами:

Очи жгучие, длинные косы…

О, сколько страсти

В пастушке прекрасной

Из Инохосы…

Вместо того чтобы разнимать драчунов, они, казалось, вообразили, что дают представление на улицах Гранады, Вальядолида или Мадрида. Внезапно в них полетела здоровенная деревяшка с обрывком веревки, только чудом не пришибив наших певцов.

— Каррамба![59] — вскричал Педро. — Кому-то не по душе песни студиозусов из Саламанки, которых обожает вся Испания? Кто этот невежа?

— Капитан «Кабилии», — ответил Карминильо, уклоняясь от нового снаряда.

Действительно, гигант-капитан, уже утихомирив горластых, но трусливых алжирцев, увидел приближающихся студентов и решил, что они собираются присоединиться к бунтовщикам с требованием выбросить за борт его драгоценный груз.

— Ради всех быков Гранады! — завопил капитан. — И вы туда же? Будто мне шторма мало!

— Успокойтесь, сеньор, — ответствовал Карминильо. — Мы заплатили вам за дорогу.

— Пф! Жалкие гроши! — фыркнул капитан.

— Большего и давать не стоило. Чем вы нас кормите? Макаронами да фасолью пополам с тараканами. — Карминильо угрожающе замахнулся гитарой. — Шестьдесят песет за такое многовато будет, милостивый государь. Вы, сеньор, обращаетесь с нами как с рабами.

— Лучшего вы и не заслуживаете. — Капитан с топотом сбежал по трапу на палубу.

— Паршивый пес! — завопил Педро и принялся крутить над головой гитарой, точно дубинкой.

— Пес? Кого ты назвал псом? — взревел великан. —