Волшебники: антология - Майк Эшли

Стояла глубокая тишина. В ушах Савринора стучала кровь; он сдерживал дыхание, не смея шевельнуться. Эмиссар глядел на носилки. Он поднял руку, и палец с изогнутым когтем цвета старой бронзы указал на сердце Верховного мага.

Старец улыбнулся — в той улыбке была радость и торжество достижения желаемого. Он подался вперед, словно желая приветствовать и обнять творение Хаоса. Затем шепот его последнего вздоха глухо пронесся по затихшему залу, и пустая оболочка старика упала на носилки.

Торопливо следуя примеру магов, Савринор упал на одно колено и прикоснулся к Семиугольной Звезде у собственного сердца. Все отдавали дань уважения ушедшему Верховному магу, лишь Вордег не преклонил колени и не коснулся знака Звезды: он просто стоял прямо, не шевелясь и твердо смотрел в спокойные глаза демона. Он ждал. Эмиссар кивнул рептильей головой, и Вордег вытянул руку. На раскрытой ладони светился темным светом ключ к Вратам Хаоса. Эмиссар потянулся за ним и подцепил когтем; в его руках палочка засветилась ярким светом, словно раскалилась добела. Чудовищные челюсти широко осклабились в подобии улыбки. Эмиссар прикоснулся кончиком жезла точно к центру лба Вордега и замер.

Савринор чуть не задохнулся от запаха обгорающей плоти, а некоторые маги отвели взгляд. Но Вордег даже не вздрогнул. Веревками выступили сухожилия на его шее, но он твердо стоял на ногах и смотрел вперед, хотя от напряжения взгляд его не был сфокусирован. Маг старался противостоять мукам, которые испытывал. Он не отшатнется, не станет молить о пощаде. Внутренне содрогаясь, Савринор подумал, что этот человек обладает просто невероятной волей.

Внезапно все прекратилось. Рука демона опустилась, и Савринор увидел на челе Вордега морщинистую и почти черную выжженную отметину ужасного шрама — шрама, который никогда не заживет. Вордег опустил глаза — лишь этим он позволил себе выдать облегчение, — и эмиссар протянул новому Верховному магу жезл, который на сей раз уже не сверкал раскаленным пламенем. Две безглазые химеры открыли беззубые рты и тряхнули цепями, эмиссар сделал шаг назад. Еще раз он быстро обвел собравшихся взглядом, в котором светилось что-то похожее на хладнокровное размышление. Затем плавящиеся крылья высоко поднялись, ударились друг о друга, и с бесшумным толчком громадной силы черный глаз Врат Хаоса закрылся. Эмиссар исчез.

В тиши самых темных часов Савринор сидел за столом в своей комнате и, как предписывал долг, увековечивал на пергаменте события этой ночи. Он никак не мог унять дрожь. Окно было плотно занавешено, от жара горящего очага в комнате стояла ужасная духота. Но Савринора до костей пробирал холод, и причиной его был весьма неприятный ход мыслей.

В церемонии было что-то дурное. Когда она свершалась, Савринор не решался обдумывать это, но теперь воспоминания ночным кошмаром всплывали в голове. С виду все прошло достойно: душу Верховного мага забрали в царство Хаоса, и он с радостью проделал последний путь; его преемника подвергли испытанию и признали достойным. Но аномалия была налицо. Посланники властителей Хаоса — демоны невысокого чина. Хаос весьма парадоксален, и создания высшего ранга имеют склонность появляться менее эксцентричным образом, нежели их низшие собратья. До сих пор Савринору не доводилось присутствовать на таком значимом событии, но ему рассказывали, что сам Яндрос принимал облик обычного человека в тех редких случаях, когда соизволял явиться к поклоняющимся ему людям. Ну хорошо. Допустим, эмиссар был приличествующего такому событию ранга. Но почему не было ни фанфар, ни неистового взрыва эмоций — никаких церемоний, обычно сопровождающих прибытие низших демонов? Эмиссар не произнес ни слова и, в свою очередь, не требовал ни восхвалений, ни псалмов. А испытание Вордега само по себе оказалось крайне простым.

Все это не соответствовало принятому образцу ритуала. Несмотря на беспорядочную природу. Хаос в отношениях с миром смертных придерживался предсказуемой очередности действий. Без этой стабильности поклонники Хаоса не смогли бы выжить. И значит, аномалия, подобная той, свидетелем которой стал Савринор этой ночью, попросту пс могла случиться. Но она все же произошла. По мнению летописца, это свидетельствовало о двойственности отношения со стороны Яндроса и его шести братьев. Но двойственности — по отношению к кому? К старому Верховному магу? К новому? Или к чему-то еще, чего Сарвинор пока даже не мог предположить?

Историк посыпал песком последний лист пергамента. Времени на ложную скромность не было, и Савринор знал, что сегодняшней работой даже превзошел самого себя. Он не упустил ни малейшей детали церемонии, в изложенные факты искусно вплел умеренное воздаяние мудрости и благородству покойного Верховного мага, тщательно уравновесив их несколькими абзацами ненавязчивой, но выразительной похвалы его преемнику. Даже Вордег не смог бы придраться. И Савринор надеялся и молился, чтобы никто никогда не узнал о другом документе, кратко записанном в его личном коде стенографии и спрятанном в нижнем ящике. О документе, рассказывающем совсем другую историю.

Испытывая слабую тошноту вместе с облегчением оттого, что завершил наконец неприятную работу, Савринор отложил готовый документ. Аккуратно откинул одеяло с кровати, сделал движение, желая затушить лампу, при свете которой писал. Во мраке, куда не добирался свет лампы, шевельнулось очертание вытянутой формы, и Савринор нервно вздрогнул, но тут же понял, что это всего-навсего его собственная тень, потревоженная краткой вспышкой огня. Игра света и тени — бояться здесь нечего. Именно за эту слабость летописец подсмеивался над другими, поскольку сумрак, как буквальный, так и метафорический, всегда являлся естественной средой его обитания. Но теперь в объятиях сумрака Савринор чувствовал себя неуютно. И никуда не делись мысли, тревожащие его ум, — и они, увы, уже не покинут его…

Пытаясь успокоиться, Савринор попробовал найти убежище в постели, на этот раз даже не сняв одежду. Скоро рассвет, и новый день готовит уж очень много перемен, если, конечно, интуиция не обманывает историка. Лучше быть готовым сию же секунду, если… Если — что? Неведомо. Может, что-то произойдет, а может, и нет. Савринору, как и всем им, оставалось лишь ждать, а там — видно будет.

Он потянулся к лампе, чтобы погасить ее, но вместо этого опустил руку и оставил лампу гореть: маленький островок света в темной комнате. Утешение весьма неразумное, но ведь никто не увидит этой его маленькой слабости.

Той ночью Савринор так и не уснул.

Питер Кроутер