Царство юбок. Трагедия королевы - Эмма Орци

его темно-русых волосах, которые развевались наподобие львиной гривы по обеим сторонам свирепого лица.

Мария Антуанетта подняла дофина, посадила его пред собою на стол и шепнула ему, чтобы он не плакал, не пугался. И доверчивый ребенок с улыбкой стал целовать руки матери.

Тут подскочила к столу пьяная женщина. Швырнув на него красный колпак, она, под угрозой смерти, приказала королеве надеть его на себя. Мария Антуанетта обвила обеими руками дофина и спокойно обратилась к стоявшему возле нее генералу фон Виттенгофену:

— Наденьте на меня колпак!

Женщины радостно заревели, когда генерал, бледный от бешенства, трепетавший от горя, исполнил приказание королевы и надел красный колпак на ее волосы, поседевшие от скорби в одну ночь.

Однако минуту спустя Витгенгофен снял этот головной убор с королевы и положил его на стол. Со всех сторон тотчас раздался повелительный крик:

— Красный колпак дофину! Трехцветную ленту маленькому Вето!

Женщины поспешили сорвать ленты со своих колпаков и швырнули их на стол.

— Если ты любишь французскую нацию, — закричали они королеве, — то надень своему сыну красный колпак!

Королева кивнула де Турзель, и та нарядила дофина в красный колпак и повязала ему на шейку и на руку трехцветные ленты. Ребенок недоумевал, шутка это или оскорбление, и посматривал на окружающих со смущенной улыбкой.

Облокотившись на стол, Сантерр со смехом разглядывал удивительную группу. Но когда он увидал вблизи гордое и вместе с тем кроткое лицо королевы, когда заметил капли пота, струившиеся из-под шерстяного колпака по лбу дофина, то даже в его душе шевельнулась жалость. И выпрямившись, может быть, для того, чтобы избежать взоров Марии Антуанетты, пивовар крикнул грубым голосом:

— Да снимите вы колпак с ребенка! Разве не видите, что он вспотел?

Королева поблагодарила его кротким взором и сняла сама колпак с головы бедного мальчика.

Вот протискалась к столу ватага разъяренных женщин. Грозя королеве кулаками, они осыпали ее неистовыми проклятиями.

— Видите, как спесиво и презрительно посматривает на нас эта австриячка! — крикнула одна молоденькая женщина, стоявшая в первом ряду. — Она готова разразить нас своими глазами, потому что мы ей ненавистны!

Мария Антуанетта ласково обратилась к ней:

— С какой стати мне ненавидеть вас? Это вы ненавидите меня! Разве я когда-нибудь причиняла вам зло?

— Мне, конечно, нет, — ответила молодая женщина, — но французской нации.

— Бедное дитя, — мягко возразила королева, — вам внушили это, а вы и поверили! Какая могла быть мне польза в том, чтобы вредить французской нации? Вы называете меня австриячкой. Но ведь я жена короля Франции, мать дофина, я француженка всеми своими чувствами, как супруга и мать. Страны, где я родилась, мне никогда больше не увидеть, и от одной Франции зависят мое счастье и горе.

Мария Антуанетта произнесла эти слова мягким, задушевным тоном, со слезами на глазах, и во время ее речи шум внезапно затих, а ярые революционерки превратились вдруг в добрых, сострадательных женщин.

Молодая женщина, так злобно нападавшая на королеву, заплакала.

— Простите, — сказала она, — я не знала вас, я теперь вижу, что вы совсем не злая.

— Нет, она не злая, — крикнул Сантерр, стукнув обоими кулаками по столу, — но ее сбили с толку злые люди.

И он в азарте вторично стукнул по столу.

Мария Антуанетта слегка вздрогнула, поспешно сняла дофина со стола и поставила его с собою рядом.

— Пожалуйста, не бойтесь! — с улыбкой воскликнул Сантерр. — Вам не сделают ничего дурного. Но подумайте о том, что вами злоупотребляют и что опасно обманывать народ. Говорю вам это от имени народа. Впрочем, вам нечего бояться.

— Да я и не боюсь, — спокойно ответила Мария Антуанетта. — Зачем бояться, когда окружен храбрыми людьми! — и она грациозным жестом протянула руки национальным гвардейцам, стоявшим возле стола.

Громкое ликование, дружный приветственный клик послужили ответом на эти слова королевы. Национальные гвардейцы схватили ее руки и покрыли их поцелуями. Даже необузданные женщины были тронуты и взволнованны.

— Какая храбрая эта австриячка! — воскликнула одна из них.

— А какой красавчик — принц! — подхватила другая.

И все теснились ближе к столу, чтобы посмотреть на дофина, поймать его улыбку или взор.

Сантерр между тем не спускал взора своих больших глаз с королевы. Опершись обеими руками о стол, он подался к ней так далеко, что его губы приблизились к ее уху, и прошептал:

— У вас крайне неловкие друзья. Я знаю людей, которые служили бы вам гораздо лучше, которые…

Но, как будто раскаявшись в этом порыве участия, пивовар замолк, спрыгнул со стола и скомандовал громовым голосом всем присутствующим отступить и очистить дворец.

Они беспрекословно повиновались его приказу, проворно построились в ряды и, подражая солдатской выправке, зашагали в ногу мимо стола, служившего прикрытием для королевы с ее детьми и верными приближенными.

Странное то было шествие, странная армия! Ее составляли мужчины, вооруженные пиками, кирками и лопатами, женщины с ножами и ножницами, которыми они размахивали над головой. И все эти свирепые, смеющиеся, насмешливые или дышавшие участием